«Дедушки» в Подмосковье: татарстанец сбежал из армии на метро, такси и попутках

Заявление на альтернативную службу не приняли

Михаил Егоров — единственный сын в семье, живет с матерью и бабушкой. У отца другая семья. После школы парень закончил Казанский юридический институт МВД, но устроиться по специальности не смог — работодателей интересовало, почему в армии не служил. Служить Михаил, по его словам, был не против, но не хотел оставлять больную мать. Поэтому подал заявление на прохождение альтернативной службы, надеялся, что будет зарабатывать и помогать ей. Но в Зеленодольском военкомате это заявление принимать отказались, что само по себе является грубейшим нарушением закона, говорит координатор региональной правозащитной организации родителей призывников «За сыновей» Нина Писанова, представляющая интересы Егорова. По словам Писановой, Егорова вообще не должны были призывать, поскольку его мать является инвалидом второй группы и других кормильцев в семье нет.

Тем не менее бегать от армии до достижения 27 лет парень не стал и в мае 2016 года пошел служить. Попал в артиллеристы — в гаубичный самоходно-артиллерийский дивизион полка Таманской дивизии — старшим наводчиком. «Первые полгода нормально служилось. Особенно интересно было, когда под Москвой проходил «Танковый биатлон» и нас привлекали в оцепление и для охраны порядка на этих армейских играх. Где бы я еще такое увидел?» — рассказал Михаил «Реальному времени» вчера вечером, ожидая своей очереди на прием в травмпункте.

Драные «берцы» и ведро об голову

Проблемы начались в октябре. Несмотря на дожди, солдат не спешили переводить из палаточного лагеря. «Внук звонил и рассказывал, что очень мокро, обувь порвалась, горло постоянно болит», — вспоминает бабушка беглеца. Сам Михаил подтверждает: выданные в Татвоенкомате новенькие «берцы» исправно служили лишь половину срока службы, а потом стали рваться — причем не только у него. «Уже вторую жалобу на «берцы» получаем», — комментирует ситуацию Нина Писанова. А Егоров продолжает — взамен «новой» летней обуви им выдали зимнюю: «По виду эти зимние ботинки носили уже года два, у некоторых они тоже были рваные».

По возвращении в казармы Егоров, по его словам, стал неугоден прапорщикам-контрактникам. Чем именно, парень не знает или не хочет говорить. Но с его слов понятно — задирали контрактники далеко не всех. В своем заявлении в военную прокуратуру беглец описывает три инцидента в октябре и ноябре. О первом теперь напоминает заживший рубец от раны на лбу. В день этого ранения Егоров дежурил по дивизиону и получил нагоняй от командира соседней батареи Семикаева за то, что кто-то из военных курил на чердаке. Солдат пишет, что старший лейтенант метнул в его голову пластиковое ведро и попал: «Ведро разбилось. Осколок рассек мне лоб, пошла кровь. Второй дневальный… принес тряпку, чтобы вытереть следы крови на полу, и полотенце, чтобы я зажал рану… Семикаев отвел меня в канцелярию, обработал рану йодом и заклеил пластырем».

По словам Егорова, после удара его тошнило, на следующий день начались головные боли, которые напоминают о себе до сих пор. «Я хотел сразу обратиться в медсанчасть, но Семикаев запретил мне это. Он мне приказал, чтобы я говорил, что упал на лестнице и поранился. Наш командир батареи Касилов потом, примерно через месяц, приказал мне говорить, что я ударился в гаубице, это машина такая», — уверяет пострадавший.

«К солдату Егорову претензий не было»

Также беглец в своем заявлении просит привлечь к уголовной ответственности старшего прапорщика Арендаря. Пишет: однажды в конце октября около 5 часов утра тот в коридоре казармы на глазах у других солдат нанес ему несколько болезненных ударов в бок и в грудь. «Я видел, как он ударял других солдат… никто ему не сопротивлялся, не протестовал. Это здесь считается нормой», — вспоминает Егоров. И объясняет, что последней каплей для него стало применение силы в строю 13 ноября со стороны младшего сержанта Чехалова. От удара в солнечное сплетение он даже упал на одно колено и услышал: «Что ты крутишься в строю». Егоров вспоминает, что слышал от Чехалова и словесные угрозы, мол, могу избить любого до полусмерти и ничего не будет.

«Миша мне звонил и говорил, что ему плохо так, что застрелиться хочется», — вспоминает бабушка беглеца. Жаловаться начальству парень не хотел и, вероятно, не верил в результат. Но дожидаться воплощения угроз прапорщика тоже не стал — решил сбежать. Выменял на две пачки сигарет у одного из сослуживцев гражданскую одежду, из обмундирования взял лишь бушлат, чтобы не замерзнуть. И 14 ноября около 4 утра ушел из части пешком, в поселке Калинец сел на маршрутку, добрался до станции метро «Галицыно», оттуда с пересадками — до Киевского вокзала, а там на такси — и до трассы М-7. Автостопом 15 ноября добрался до Казани. И обратился за помощью к правозащитникам.

— Хочу, чтобы совершилась справедливость и их наказали. У меня теперь на всю жизнь это уродство на лбу останется. Дослуживать [оставшийся срок] — готов, — говорит Михаил.

Звонок из части о побеге мать Егорова получила раньше, чем увидела сына. «Позвонили и сказали, чтобы мы везли его назад», — рассказывает женщина. Сегодня у нее дома побывал и участковый полиции. Хотел побеседовать с самим Егоровым, но тот дома не появляется. Ждет, пока начнется доследственная и прокурорская проверки.

— Я разговаривала сегодня с Сергеем Бурьяновым, заместителем командира полка той части, где служил Михаил. По его словам, они уже обратились в следственный отдел по поводу случившегося, — рассказывает координатор организации «За сыновей» Нина Писанова. — А еще Бурьянов сказал, что к солдату Егорову никаких претензий не было — служил он хорошо, солдаты его уважали, те, что помладше, даже называли дядей Мишей.