«Инсайт»: дневники доктора Воробьевского

Пожалуй, самый интересный случай в моей практике произошел пару лет назад, когда к нам поступил пациент, молодой мужчина — назовем его Аркадий.

Внешне Аркадий был высоким и даже симпатичным мужчиной. Но у него, ко всему прочему, имелся врожденный дефект верхней губы и нёба. То, что в простонародье именуют «заячья губа» и «волчья пасть». Несмотря на то, что к своим 30 годам наш пациент перенес уже несколько тяжелых операций по устранению этого дефекта, проблема все равно оставалась, но была уже не столько внешней, сколько внутренней, наложив неизгладимый отпечаток на его личность. Соответственно, это привело к проблемам во взаимоотношениях и со сверстниками, и с противоположным полом, и к перекосу в общении с родителями, которые в нем души не чаяли. Аркадий был вторым ребенком в семье, ему досталась вся родительская любовь, подхлестнутая огромным чувством вины. Особенно у отца, который никак не мог простить себе, что сын родился с таким дефектом.

Все это привело к тому, что Аркадий достаточно рано испытал, что такое быть изгоем, постоянным объектом насмешек. Операции были не в силах устранить дефект полностью. Но, в принципе, если у человека с такой проблемой определенным позитивным образом складываются обстоятельства, в том числе семейные, то ему проще жить. В данном случае огромное чувство вины родителей привело к тому, что Аркадию во всем потакали. Семья самая что ни на есть обычная: папа инженер, мама педагог. Сами они не из Казани, из небольшого городка.

Возрастающая закомплексованность не помешала Аркадию все больше использовать родителей и мастерски манипулировать ими, играя на их гигантском чувстве вины. Произошел и социальный, и внутренний конфликт. По сути, молодой человек не решал свою проблему адаптации в социуме, потому что не было адекватной родительской поддержки — именно поддержки, а не опеки. Он предпочел этой проблемы избегать.

Впервые Аркадий начал «употреблять» в 16 лет. И тут вдруг оказалось, что с алкоголем ему проще — он становится контактнее, уходят какие-то страхи оценки, комплексы. Проще знакомиться, общаться… Он в принципе не был приучен к преодолению каких-либо трудностей и строил отношения с аутсайдерами — молодыми неудачниками, которые, как и он, не нашли себя в жизни. И все это сопровождалось «употреблением». Именно с этого возраста жизнь его и покатилась под откос.

В таком «режиме» парень пребывал достаточно долго. Наверное, лет около семи.

Зависимость тоже имеет разные стадии. Первая стадия — от полутора до двух лет. Потом начинается средняя, которая может порой длиться всю жизнь… У нас в клинике Аркадий оказался как раз в начале среднего этапа, имея уже развернутую картину алкогольной зависимости, с ярко выраженной анозогнозией — отрицанием наличия болезни. Если к этому еще присовокупить дефект его личностный, а такие вещи, как «заячья губа» и «волчья пасть», оставляют след не только на теле, там глубокая стигма к душе, ситуация казалась тупиковой. Мощное сопротивление, сильнейшее недоверие — все это транслировал пациент. В качестве защитного механизма — гордыня. Недостаточное осознание проблемы, отсутствие опыта и желания преодоления сложных жизненных ситуаций — и, вместе с тем, прекрасные навыки манипулятора.

Аркадий был вовсе не глупым человеком и к 30 годам продолжал успешно дергать за ниточки и папу, и маму. Более того, в определенный момент мама, наблюдая, что происходит с сыном, стала очень переживать по этому поводу, и такая созависимость привела и ее к проблемам с алкоголем. Это не вышло на клинический уровень, но проблема имеет место быть. Я этой ситуации детально не касался, рассматривал ее только с точки зрения того, как она может помочь или помешать пациенту.

Этот случай интересен, прежде всего, с точки зрения психосоматики — модной сегодня темы, но оттого не менее реальной. И случай с Аркадием ее актуальность наглядно доказывает.

Мы — психиатры, психологи, психотерапевты — порой выступаем в роли эдаких душевных хирургов. Когда проблема назревает достаточно долго, она уже начинает покрываться «коростой», и нередко ее приходится вскрывать, как нарыв. Это не всегда приятно, а иногда и очень больно.

Наконец, настал момент, когда мы с Аркадием вплотную подошли к раскрытию проблемы, обнажению реальных чувств. И сразу же всплыл глубокий страх сторонней оценки и низкой самооценки, ранее закрытый броней гордыни. И вот тут-то и появились эти странные симптомы.

Страх пациента перед правдой дал очень сильные соматофорные проявления. Во-первых, поднялась температура, хотя и не до критических отметок. Но это не самое главное. У молодого человека резко опухли язык, нёбо. Налицо была картина мощного воспалительного процесса. Ко всему прочему, у него пошли мелкие сосудистые изменения по всему телу, язвы в ротовой полости. Язык, нёбо, слизистая — все было обсыпано язвенными образованиями.

Сначала предполагали аллергический компонент. Потом — стоматологический, стоматит, далее кандидозный, то есть грибковой природы… В общем, начали его всесторонне обследовать, возили по клиникам города. В итоге самый внятный диагноз поставили в одной стоматологии — сидром Бехчета. Это такое очень интересное заболевание, этиология его до сих пор не известна, при котором происходит сбой в иммунной системе. А так как наша иммунная система очень тесно соприкасается с нашим душевным состоянием, здесь задействованы очень тонкие гормональные процессы, связанные с нейромедиаторами. Симптомы, возникшие у Аркадия после «вскрытия» его душевного «нарыва», были в чистом виде психосоматическими.

Мы, конечно, подключили всю симптоматическую терапию — антигистаминную, противокандиозную… Но сам Аркадий как-то сразу сник. Перестал участвовать в групповой работе, а это основная форма лечения зависимости и реабилитации. В общем, с головой ушел в болезнь. Хотя и температурка-то была порядка 37, и стоматит постельный режим соблюдать не обязывал.

Мы решили провести расширенную сессию с родителями Аркадия, с участием моим и нашего ведущего психолога, чтобы расставить все точки над «и» в плане внутрисемейной манипуляции. Все происходило в присутствии самого Аркадия. В какой-то момент во время беседы папа пациента решился признать огромное чувство вины перед сыном, которое ему до сих пор жить мешает. У главы семьи также были серьезные проблемы во взаимоотношениях с женой, матерью нашего пациента — так отец больного, в свою очередь, «компенсировался».

Болезнь — это вообще мощный компенсаторный механизм. Зависимость — сама по себе проблема, но я могу с уверенностью сказать, что если бы на определенном этапе у Аркадия не было употребления алкоголя, он мог уйти из жизни или заболеть еще чем-то, более тяжелым. Это компенсация, понимаете?

Когда состоялась та судьбоносная встреча с родителями, он находился у нас порядка 45 дней. Это минимальный срок пребывания в клинике, который необходим для выявления проблем личности. Есть люди, которые умудряются их признать и решить за это время, но это, как правило, что-то незначительное. В основном лечение дольше.

Были примеры, когда мы к этому сроку только подходили к проблеме, только ее касались. И если человек на этом этапе выписывался, то он моментально уходил в «употребление». Причем предупреждаешь его, ставишь об этом в известность родственников — не слушают. Потом звонят, можно ли еще положить. Аркадий в общей сложности, с момента поступления и до выписки, пробыл у нас около 65 дней.

Что не давало мне покоя на момент его выписки — это продолжающие звучать чрезмерно созависимые отношения с отцом. Отец смог выразить чувство вины — но признать, что его сыну в 30 лет придется жить самостоятельно, было очень сложно. Потому что папа за счет него тоже «компенсировался». Соответственно, у отца были проблемы с женой, матерью Аркадия, а у той — с сыном. Вот вам семейная система созависимости.

Есть зависимость, а есть созависимость — когда окружение человека зависит от его проблемы. Показательно, что родители шизофреников, наркоманов и алкоголиков — достаточно успешные люди. Но при этом созавимость, как правило, сопровождается гипертонией, сахарным диабетом, онкологией. Так что это не менее серьезная проблема, и она гораздо сложнее поддается лечению.

Сам по себе человек себя из зависимости вытащить не может. Должен быть толчок, стимул. Это обязательно или какое-то трагическое, драматическое событие в жизни, которое подведет его к отказу от употребления, заставит его поменять отношение к себе, к окружающим. Алкоголизм и наркомания — это болезнь, по сути, сходная с раком, диабетом. Ее не отменить мановением руки.

Очень многие недооценивают опасность алкогольной зависимости. Это же не просто питие. Это целая система — это биологическая, социологическая, духовная проблема. Здесь идут биологические изменения: нарушения обмена веществ, тех же нейромедиаторов, серотонина, допамина. Здесь и психологические изменения — созависимые отношения в семье плюс передающиеся по наследству патологические построения взаимоотношений, это и комплексы, разноообразные расстройства личности. Есть еще моменты социальные — как человек работает, какое положение занимает в социуме, куда движется. И, наконец, духовный компонент — вера. Ее отсутствие — не важно, в какого бога — обычно сопровождает зависимость. Идет нехватка любви и веры.

Алкоголизм — он, как и люди, очень разный. Вот в чем дело. Я очень часто слышу аргумент вроде: «А вон у того получается же пить — и он содержит семью, и ничего!» Да, есть такие варианты, называется это бытовое пьянство. Это не значит, что тот человек не наносит себе урон. Просто пока этот урон не мешает ему пребывать в социуме. Но он — алкоголик, причем махровый. Хотя о себе он может думать, что он — мужчина, глава семьи, руководитель. Или женщина — бизнес-вумен. Но она — алкоголик. У нее пока есть личностный и материальный ресурс, чтобы себе «позволять».

Давайте сразу определимся: алкоголизм — вовсе не удел маргиналов. Более того, люди успешные, «ресурсные» вообще тяжело поддаются лечению. С одной стороны, у них больше возможностей, с другой — этот самый «ресурс» мешает им признать проблему. Одно дело, когда человек стоит на краю и для него избавление от зависимости — вопрос жизни и смерти, у него нет ни денег, ни работы, ни семьи, и он вынужден признать проблему, начать меняться, чтобы выжить. И другое — такого уровня проблема у человека, облеченного властью, деньгами, амбициями. Но он такой же алкоголик! Только более «злокачественный», так как не желает признавать, что его организм поражен болезнью, его душа ей поражена.

И очень часто именно «ресурсные» люди «не вывозят». Умирают, так и не признав наличие проблемы. А до этого момента делают все, используя свои возможности, чтобы нигде, не дай Бог, не промелькнуло, что у него есть такая «слабость». Доходит до абсурда: все вокруг знают, что этот «большой» человек в своем огромном коттедже в выходные «под парами» гоняет с винтовкой семью, жену, держа всех в ужасе, но все делают вид, что ничего не происходит. Потому как традиционно не принято «выносить сор из избы» и «ну очень влиятельный человек». А потом мы видим его имя в криминальных новостях.

Но осуждать этих несчастных нельзя. Судит Бог. Знаете, часто у людей, которые видят человека «употребляющего» или живут с ним, основное чувство — страх. Брезгливость. Они боятся, что это может коснуться их жизни. Но, видите ли, та же самая гордыня, пренебрежение, осуждение происходит от собственных проблем, от того же пресловутого страха. Осуждение — той же природы: отодвинуть от себя, чтобы не коснулось вдруг меня. Хочу разуверить всех «исключительных» — это коснуться может каждого!

В части предрасположенности к алкоголизму наследственность, безусловно, играет ведущую роль. Но часто основными оказываются психологические, социальные моменты, а генетический компонент может и отсутствовать. Бывают реактивные, посттравматические факторы — когда в такой ситуации человек прибегает к спиртному, у него очень быстренько выстраивается «картина». Никто не застрахован. И порой даже и наследственные, и социально-психологические факторы могут быть в порядке, и доза алкоголя минимальная, а последствия «приема» — ужасные и непредсказуемые.

Есть такой диагноз — патологическое опьянение. Это один из самых редко выносимых диагнозов в нашей практике. Это и большая ответственность, он выносится только комиссионно — с участием опытнейших врачей. Потому что именно в состоянии патологического опьянения случаются страшные вещи, когда человек абсолютно не отдает себе отчета в своих действиях. Причем клинически это происходит на очень малых дозах спиртного. Но мне повезло наблюдать один раз такой случай.

Представьте мужчину 40 лет — успешный, обеспеченный человек, завкафедрой ведущего вуза, примерный семьянин, отец двоих детей. Никогда не пил, очень редко позволял себе одну-две рюмки максимум. Характеризовался всеми исключительно положительно. Пока однажды вечером его жена, вернувшись домой с работы, не обнаружила всю квартиру в крови, в гостиной — обезображенный труп, а своего мужа — мирно и крепко спящим в соседней комнате.

Когда женщина пришла в себя и вызвала полицию, ее мужа разбудили и допросили. Тот смутно помнил, что днем к нему заглянул сосед (именно его труп был найден в гостиной). Со слов хозяина квартиры, сосед прихватил с собой спиртное, предложив «по маленькой». Мужчина поначалу отказывался, затем выпил немного. Рюмку, не более. Завязалась беседа. Сосед выбрал своеобразную тему — сатанинскую. Может, с водки на «философию» потянуло. И хотя первый дал понять, что ему разговор не слишком приятен, гость не замечал напряжения и продолжал гнуть свое, все никак не хотел успокаиваться. Опять-таки, со слов хозяина квартиры, он вышел в коридор, для передышки. Поднял глаза на потолок и увидел… лик хозяина преисподней. Что было дальше, он не помнит.

Анализы подтвердили незначительное содержание алкоголя в крови у хозяина квартиры. Других сильнодействующих веществ, психотропных и т.п., обнаружено не было. Никаких ранее замеченных отклонений в поведении. Наследственность не отягощена. Умница, успешный человек, красивый мужик. Убийца. Кто бы мог подумать.

В итоге и наша комиссия, и все последующие пришли к одному-единственному диагнозу. В том числе и специалисты Института им. Сербского в Москве, куда этого пациента экстрадировали. Патологическое опьянение. Он около шести месяцев находился на длительной стационарной экспертизе. В итоге ему вынесли приговор о том, что он не отдавал себе отчета в своих действиях, направили на лечение в тюремный стационар. Спустя девять месяцев он вышел. Жена ушла. На работе его тоже не хотели видеть — такое резонансное дело. Жизнь была сломана. С одной рюмки.

Это я к тому, что нельзя переоценивать, но нельзя и недооценивать воздействие алкоголя.

Или вот еще случай из категории «социально-успешных» жертв зависимостей. Человек, прослуживший в морской пехоте. Возглавлял взвод во время кампании в Чечне. Военный психолог, умница. На момент начала употребления у него было все — Москва, кафедра военного столичного вуза. Он писал научные работы, преподавал. И вдруг — метадон (синтетический опиат, — прим. ред.). 5 лет страшного употребления… Он не дошел уж совсем до «краев», но потерял за это время престижное место работы, оказался дезориентирован в социальном плане. Он стал наркоманом. Несмотря на свои военные заслуги.

Решать проблему зависимости надо комплексно. Важен, очень важен духовный компонент. Без веры, без духовной составляющей человек очень быстро и близко подойдет к зависимости.

Я обожаю то, чем занимаюсь. Момент реабилитации как зависимых, так и созависимых, наиболее важен. Здесь порой удается достичь невозможного, вернуть человека в социум. Здесь, в клинике «Инсайт», подход очень грамотный. Именно поэтому мне здесь так нравится работать. Поверьте мне, я поездил-поработал достаточно по стране — то, что происходит здесь, это во многом уникальные вещи.