Татары в Первой мировой войне: тяжелая мобилизация, первый Рамадан и агрессия призывников

«Тяжелее смерти уходить на войну»

После вступления России в Первую мировую войну призывались в армию, прежде всего, запасные солдаты. Присутствия по воинской повинности подразделяли мужское население страны, помимо отслуживших в армии солдат и новобранцев, на ратников 1 и 2 разрядов, т.е. на тех, кто по разным причинам получил отсрочку от призыва. В случае войны первый разряд предназначался для формирования особых ополченских частей, но мог быть использован и для укомплектования действующей армии. Второй разряд также состоял в ополчении, но должен был применяться в качестве рабочей силы или охраны в тылу. Эта система не для всех была понятной. По сообщению сотрудника Казанского губернского жандармского управления, во время первой мобилизации татары на Сенной площади Казани между собой обсуждали, прежде всего, губернаторское объявление о мобилизации ратников ополчения и возмущались, «почему не напечатано коротко и ясно».

Начало Первой мировой войны практически совпало с началом всеобщей плановой военной мобилизации во многих губерниях. Например, в Казанском военном округе она началась 18 июля. В дальнейшем, в 1914 году внеплановых призывов было еще три: 20 сентября, 20 ноября и 30 декабря.

Только по Казанской губернии в 1914 году было призвано 12123 новобранца. Это была еще относительно незначительная цифра, т.к. в первое время брали молодых людей, достигших законного 20-летнего возраста. Делалось это, главным образом, за счет призыва запасных чинов, которых в 1914 году было в пять раз больше, чем новобранцев. Практически из каждой, даже небольшой деревни, уходили десятки и сотни взрослых в основном семейных мужчин. Например, только в июле 1914 года из одного Мамадышского уезда Казанской губернии было призвано 6000 запасных солдат. Военнообязанными нижними чинами в годы Первой мировой войны считались мужчины до 43 лет. Генералы и штаб-офицеры запаса призывались до 55 лет, а обер-офицеры — до 50 лет. Впрочем, для добровольцев, годных по состоянию здоровья, не было никаких возрастных ограничений.

«Несчастные солдаты — запасные, все до единого сорока лет», — говорится в одном татарском баите. Есть среди них и сочиненные от лица самого запасного солдата, где отмечается о том, как «хуже смерти призываться во второй раз». В этом возрасте у многих мужчин имелись большие семьи, где наряду с детьми требовали заботы и пожилые родители.

«Карт солдатлар киткән чакта җилләр түгел, ил елый» (Когда старый солдат уходит на войну, плачет вся страна), — неслучайно акцентирует внимание на возрасте призывников ряд авторов. «Солдатларның хатыннары кайсы авырый балага, Шул сәбәпле баралмады ирен озата калага» (У кого-то из солдат жены на сносях, не смогли даже проводить мужа до города), — продолжает тот же сочинитель. «Авыр түгел патшага өч ел хезмәт итүе, Җан бирүдән яман икән сугышларга китүе» (Не трудно три года служить царю, тяжелее смерти уходить на войну).

По замечанию генерал-лейтенанта Н.Н. Головина, специфика российского военного законодательства заключалась в том, что в корне нарушался возрастной принцип призыва. Пока не были призваны все запасные чины (зачастую весьма зрелого возраста), самые боевые возрасты (20–29 летние) из 1 и 2 разрядов оставались в тылу. Они пополнили войска лишь в 1916 году. В результате вместо 21-летнего сына уходил на войну 42-летний отец.

В общей сложности в ходе войны в России было мобилизовано 19 млн человек (10,5% населения). Российская империя поражала воображение многих других стран своей многолюдностью. Для сравнения: в Германии было призвано в войска 13,22 млн человек (т.е. 19,7% всего населения), во Франции 6,8 млн (17,2%), в Австро-Венгрии 9 млн (17,3%), в Италии — 5,6 млн (15,5%).

Первые месяцы войны: обиженные «запасные»

Всего по Российской империи за первые месяцы войны было призвано 3 млн 115 тысяч запасных солдат, в том числе из Казанского военного округа (куда входили 10 губерний) — более 640 тысяч запасных нижних чинов.

Во время мобилизации ежедневно на пристань и железнодорожный вокзал города Казани прибывали тысячи солдат из Вятской, Уфимской, Пермской губерний, а также из многочисленных уездов самой Казанской губернии, откуда они отправлялись дальше, на запад страны. Помимо пароходов и поездов, до промежуточных пунктов назначения мобилизованных отправляли на лошадях и подводах.

Видимо, обида запасных чинов за повторный призыв в армию, да еще и на войну, в этот период выражалась в агрессивном поведении некоторых призывников, иногда имели место даже погромы винных лавок и других мест. Например, по данным Е.Ю. Семеновой, «в ряде городов Поволжья призывники, в том числе вместе с частью местного населения, приняли участие в погромах винных лавок и продуктовых точек, сопровождавшихся столкновением с работниками правоохранительных структур». Такие беспорядки, например, произошли в июле 1914 года в Бугульме Самарской губернии. При этом число призывников и прибывших их провожать родственников значительно превышало число жителей города. Пьяные погромы наблюдались и в других губерниях. Собственно, именно они и стали одним из поводов к принятию «сухого закона». Однако знакомство с некоторыми документами показывает, что не всегда волнения солдат были обусловлены их нетрезвым состоянием.

23–25 июля 1914 года мобилизованные крестьяне Чистопольского уезда Казанской губернии подожгли у помещика Лебедева три лесные караулки, больше десятка стогов сена, несколько участков леса. Усмирять тысячную толпу запасных нижних чинов, направлявшихся из Чистополя в Казань, пришлось с помощью военной стражи. Причем помещик при желании мог бы избежать конфликта, если бы отреагировал на просьбу призванных на войну мужчин поделиться хлебом. Они были озлобленными уже в самом Чистополе, где их продержали несколько дней. По некоторым данным, в уездном городе собралось около 8000 призывников. Большим скоплением народа решили воспользоваться городские торговцы, и в эти дни резко выросла цена на хлеб. Вместо 4–5 копеек за фунт, он стоил уже 7 копеек. Одним из спекулянтов был назван торговец Е. Мясников, державший в городе до 30 булочных. Категоричный отказ помещика Лебедева, очевидно, стал последней каплей для изможденных дорогой, голодных и эмоционально обессиленных запасных нижних чинов из Чистопольского уезда.

В то же время и у помещика или его представителя на то были свои причины для отказа, через имение Лебедева в этот период каждый день проходили тысячные толпы запасных нижних чинов то из Чистопольского уезда, то из Лаишевского. И каждая партия солдат что-то требовала от помещиков. Причем их запросы могли быть весьма существенными. Так, у управляющего соседним имением высокопоставленного чиновника Нератова они потребовали 1000 рублей. Испугавшись, что солдаты запросто могут поджечь имение, управляющий Митягин отдал им 300 рублей. Пока он искал деньги, возбужденные запасные успели выбить стекла в барском доме. Подобные требования солдаты предъявляли в каждом имении и таким образом собирали суммы от 15 до 1000 рублей. Как правило, самих владельцев помещичьих угодий в это время не было на месте, откупались от солдат их управляющие. А некоторые, как служащие Лебедева и других скупых помещиков, пытались сохранить имущества хозяев, отказав солдатам в грубой форме.

Весьма любопытен комментарий сопровождающего обоз запасных нижних чинов, принявшего участие в подавлении их бунта, подполковника отдельного корпуса жандармов Субботина. Он оправдывал поведение солдат тем, что отношение к ним со стороны помещиков было, действительно, довольно неуважительным, например, там, где они останавливались на постой, их кормили «какой-то бурдой и варили им суп из одной воды и картошки». «Что же касается запасных нижних чинов, то ни один из них не был пьян и своих неудовольствий, что идут на войну, не произносили, а просто вовсе были озлоблены и обижены тем обстоятельством, что их, воинов, идущих проливать кровь за Царя и Родину, так нерадушно встречают свои же русские на Родине. заключал подполковник Субботин. — Если 9 человек из числа 3000 человек и совершили преступление, ограбив упомянутых управляющих Прокурора Казанской Судебной палаты г. Бальца, то это, видимо, и по натуре своей они были и раньше скверные люди и воры».

Впрочем, пострадавший прокурор и помещик Тиле, у которого судебный чиновник снимал дачу, думали иначе. Нижних чинов корпусного продовольственного транспорта 16 армейского корпуса Н. Шевелева, М. Макарова, Д. Барсова, Е. Федорова, Л. Петрова, К. Стеблева, Р. Незаметдинова и М. Хуснутдинова в сентябре 1914 года судили в Казанском военно-окружном суде. Их обвиняли в нападении на имение и похищении 140 рублей. В результате все они были исключены из военной службы и приговорены к каторжным работам на разные сроки от 12 до 15 лет.

Сезон уборки урожая и начавшийся Рамадан

Вообще, для большинства крестьян в первые месяцы войны гораздо важнее было не выражение своих патриотических чувств, а вопрос о том, как собрать урожай. Возможно, поэтому не все запасные солдаты отреагировали на объявленную мобилизацию своевременно. Некоторые являлись с опозданием. Конечно, были и те, кто предпочитал скрываться. Летом 1914 года 24 запасных нижних чинов из Куллекиминской волости Царевококшайского уезда Казанской губернии не пришли на призывные пункты: из них половина все же присоединилась к солдатским рядам чуть позднее, а другая половина «отлучилась без заявления», т.е. уехала без предупреждения волостного правления.

Неслучайно, именно в крестьянской среде в это время довольно распространенными были обвинения в «произнесении дерзостных слов» в адрес императора. В Казанской судебной палате рассматривалось немало таких дел «об оскорблении Его Величества». Такой ярлык вешался практически всем, кто так или иначе сопротивлялся (например, критиковал) мобилизации или же сбору средств. Практически от каждой крестьянской семьи кого-то забирали, солдата надо было собрать на дорогу (подготовить ему одежду, еду, найти деньги). Помимо этого, сельских старост обязали организовать сбор денег с сельчан для мобилизованных запасных чинов, что ложилось дополнительным грузом на тех, кто и так уже на последние деньги отправлял мужа, брата или сына на войну. Причем для старосты не имело значения, у кого есть в семье призывник, у кого нет. Для него самым главным было лишь выполнить указание волостного начальства без оглядки на частные обстоятельства. Такие ситуации порождали новые конфликты, которых и без этого возникало достаточно.

Доносительство в годы войны являлось во многом продолжением межличностных конфликтов, которые имели место и в мирное время. Но в этот период, когда все правоохранительные органы были сконцентрированы на поиске внутренних шпионов, любые обывательские высказывания могли быть использованы против человека, и судебный процесс запускался в очень короткие сроки. (На фото — солдатский жетон)

Лето 1914 года оказалось тяжелым, как раз на период жатвы пришелся и священный месяц Рамадан. Во время поста правоверные отказывались днем не только от еды, но и от многого другого. Светлыми должны были быть мысли и слова человека. Конечно, призыв на войну именно в этот месяц стал тяжелым испытанием во всех смыслах, и физически, и морально. Вероятно, не случайно практически в каждом татарском баите обязательно указывается о том, что начало войны совпало со священным месяцем. «Не смогли мы с радостью прожить месяц Рамадан, Суждено ли нам увидеть еще два гаита?», [гаит — праздник, два праздника — Курбан и Рамадан — прим. ред.]. «Запасные мусульмане горюют, что не могут исполнять уразу», сообщалось и в июльских номерах татарских газет. В некоторых местностях солдатам-призывникам давали возможность исполнять свои религиозные обряды. Например, в Вятской губернии во время летней кампании 1914 года власти освобождали мобилизованных мусульман от занятий по военной подготовке и отпускали их в мечеть для совершения намаза.

После отправки первых партий призывников уже наступила вторая мобилизация — 20 сентября. Воинскими присутствиями в спешном порядке готовились все новые и новые списки новобранцев и запасных солдат.