Виктор Янсон: «Мы хотим устроить в Казани много маленьких чудес»

«Мы решили играть на улице»

— Виктор Николаевич, театр, который вы предложите казанцам, не совсем привычен для нас. Насколько он востребован в Прибалтике, где вы живете?

— Все зависит от времени и от места. Интерес возникает всплесками. Я живу в постсоветском пространстве, в Даугавпилсе. В Риге это происходит, и происходит часто, собираются большие мировые тусовки, проходят фестивали. Народ привык. Мне приятно, что у истоков оказался я, впервые выведя людей на улицу еще в 1991 году. Ко мне в гости приехал коллектив, и была проблема с распространением билетов. Мы решили играть на улице, поставив на уши весь город, потому что это было совершенно неожиданно.

— Это был перформанс?

— Скорее это была интерактивная публичная клоунада. На улицу вышли персонажи, и скупо контактируя с людьми, обращали на себя внимание. И музыканты вышли, тогда уличных музыкантов еще не было. В Даугавпилсе, это всё-таки не столица, немного иначе, но, тем не менее, я предложил формат проведения небольших городских праздников, это игровой формат, он существует у нас уже три года. Город превращается в декорацию для спектакля или серии спектаклей. И небольшой провинциальный город, будучи инертной структурой, этот формат принял. И вот после Казани я готовлю в сентябре праздник в Даугавпилсе, это день улицы Ригас, нашей пешеходной улицы. В этот день вся улица превращается в такую размазанную театральную площадку, внутри которой есть нечто, что удовлетворяет вкусу любого слоя населения.

Я предлагаю ребятам включать фантазию, отталкиваясь от того, что тебе может подарить город. Вы смотрите на улицу — готовую декорацию, и понимание, что в ней может произойти

— Вы называете свои спектакли перформансами?

— Очень многие вещи, которые рождаются, их можно назвать этюдами. Они не претендуют на большую временную протяженность, это некая идея. Главный принцип — она возникает от пространства. Потому что есть варианты уличного театра, который, как черепаха, все свое возит с собой. Здесь же пространство города диктует сюжет. Я предлагаю ребятам включать фантазию, отталкиваясь от того, что тебе может подарить город. Вы смотрите на улицу — готовую декорацию, и понимание, что в ней может произойти. Город нам делает подсказку. Наша лаборатория в Казани и была направлена на изучения средств коммуникации с городом.

«Нашу дверь одним ключом не открыть»

— По какому принципу вы отбирали ребят для работы?

— Ни по какому. Я встретился с группой, которая уже была отобрана, на первую встречу со мной пришли человек 16 — 17. Реально работать начали 10 — 11. Чьи желания не совпали с действительностью, ушли. Это нормально. Мне не важно, какой у этих ребят профессиональный опыт, актеры они или нет, с актерами даже труднее работать, потому что они пытаются своим ключом открыть все двери. Нашу дверь этим ключом не открыть. У нас надо вспомнить юность и начать все заново. Те ребята, которые остались, я ими очень доволен, мои инструменты они взяли.

— Какими качествами должны обладать участники ваших проектов?

— Один из главных элементов, который привлекает людей, это красота. Осознание красоты собственного тела — это один из важных элементов. Ребята, с которыми я работаю, молодые, двигаются с удовольствием, то, что они делают, не вызывает у них комплексов. Если они были в начале, то сейчас пропали. Ребята получают от работы кайф. Еще одно качество — готовность отключить левое полушарие. Потому что никаких сценариев, никаких текстов у нас нет. Ну и нужна некая степень человеческой наглости, потому что работать на полусогнутых, извиняясь, нельзя, раздавят. Ты будешь оскорблен невниманием. Если мимо тебя идут, разговаривая, и ты не привлекаешь внимание, ты проиграл.

Моя задача — не потрясать, а сделать набор маленьких чудес. Микрособытий. Я настраивал себя на то, чтобы сделать не а ля Авиньон, а побудить интерес. Чтобы, когда я уеду из Казани, остались люди, которым будет интересно этим заниматься

— Когда вы выберете локации, вы будете перемещаться?

— Точек будет много. Сказать, что их будет 11 и в каждой точке будет по одному человеку, я не могу. Могут быть вещи и парные, и групповые. Пространство подскажет. Моя задача — не потрясать, а сделать набор маленьких чудес. Микрособытий. Я настраивал себя на то, чтобы сделать не а ля Авиньон, а побудить интерес. Чтобы, когда я уеду из Казани, остались люди, которым будет интересно этим заниматься. Люди боятся чудес и мечтают о них. То, что мы работаем в рамках фестиваля, в этом есть некая защита, потому что на фестиваль приходят за впечатлениями. Что касается ребят, с которыми я работаю, они уже начали делать для себя, а не для меня. Система педагог — студент, она шаткая, она сосредоточена на оценке. Я объясняю ребятам, что ни я им, ни они мне ничего не должны. Я могу спровоцировать ситуацию, когда они не смогут не высказаться. И они уже научились работать не для меня, а для себя. Это вроде бы и зачет, но зачета нет. Это лучшее для меня, как для педагога.

— Но вы учились в вузе по специальности «режиссер драмы»…

— Там все было сложнее. Учился на режиссера драмы в Щукинском училище, а в питерской академии я оканчивал аспирантуру и начинал писать кандидатскую по театральной педагогике.

«Я погрузился в это безумие «Лицедеев»

— Каким образом вы пришли к уличному театру?

— Когда я поступил в Щукинское училище, в нескольких странах у меня было около сорока постановок. К этому времени у меня был диплом инженера-конструктора. И год тусовки с «Лицедеями» Вячеслава Полунина до того, как они стали известными. Приехав в Питер, я забил на свой институт ЛИКИ и с головой погрузился в то безумие, что начиналось у Полунина. Не было еще ни «Корабля дураков», ни «Каравана мира», были сумасшедшие люди, время от времени в ДК показывали спектакли. Потом некоторое время я проработал у Аркадия Каца в Риге, в русской драме. Я пришел туда завпостом. Два года я там проработал. Но потом Кац ушел, и уровень творческого продукта перестал меня устраивать. Потом пришла в голову идея создать свой театр. И театр был для нас не здание, а люди, играющие спектакли. Собралась команда, и мы создали «Театр на чемоданах». Мы проработали вместе шесть лет, перемещались по республикам постсоветского пространства, начали много выезжать в Европу. Мы жили на колесах, и это был принцип цирка шапито. В Европе мы начинали с Франции, показались, появилась пресса, нас начали приглашать на фестивали. Последние три года мы в Латвии не работали, мы не вылезали из Европы, переезжая из страны в страну. Мы тусили с огромным количеством театров, потому что в Европе мало театров репертуарных, гораздо больше проектных. И тогда у меня родилась идея взять все лучшее от двух систем — системы Станиславского с его глубиной и форму от европейского театра. Я очень люблю кукольников, я очень люблю хороших клоунов, не цирковых, их не так много, люблю гротеск, эксцентрику, мольеровский театр в хорошем его проявлении. Так что я поехал в Щукинское училище уже работающим режиссером.

Я очень люблю кукольников, я очень люблю хороших клоунов, не цирковых, их не так много, люблю гротеск, эксцентрику, мольеровский театр в хорошем его проявлении

— А что у вас в Даугавпилсе, свой театр?

— Я всегда придумывал проекты, собирал команды, находил под них деньги. У меня давно действует частная актерская школа импровизации. Есть официальная система, и есть я с моими проектами. И как-то появился театр в Даугавпилсе, который пригласил меня на ставку и дал мне курс. Это двуязычный театр, в нем две труппы. За четыре года я поставил в этом театре все, что у меня лежало в тумбочке, в очередной раз доказал, что я чего-то стою, у меня мало режиссерских амбиций, у меня больше амбиций ученого, для меня каждый спектакль — это желание сделать так, как я еще никогда не делал. Через четыре года я спокойно ушел из этого театра, и сегодня я работаю с городом, у меня есть и помещение, у меня есть и общегородская театральная лаборатория, куда ко мне приезжают люди. Ставлю я в среднем два проекта в год, делаю то, что меня интересует.