Ольга Скепнер: «Хотим, чтобы человеку было интересно прийти на каждый концерт фестиваля»

«Эклектика, коллаборации — самое то, на мой взгляд!»

— Начался 19-й сезон вашего фестиваля. Есть ли в этом сезоне что-то принципиально новое или вы исходите из устоявшейся традиции?

— Разумеется, есть традиции. Семь больших концертов, каждый концерт отдается определенному стилистическому направлению джаза. Я стараюсь всегда эту традицию выдерживать. Например, за блюзовое направление в этом сезоне отвечает Евгений Маргулис. Мейнстрим — это София Ацбеха Негга и «Трио Алексея Подымкина». Музыка на стыке с ECM (как правило, это авторский джаз) — LRK Trio. Этноджаз — Marimba Plus. Вот это — моя традиция, фишка фестиваля. Это забота о зрителе: мы хотим сделать так, чтобы одному и тому же человеку было интересно прийти на каждый концерт. Здесь нет стилистических повторов, каждый концерт сообщает зрителю собственное музыкальное состояние. С этой точки зрения я всегда формировала программу фестиваля.

Экспериментальная история тоже есть в моих фестивалях: я включаю в программу неизвестные зрителю имена, пытаюсь их пропагандировать и просвещать публику. В нынешнем году это будет Эрик Холматов — совершенно новый для нашего зрителя певец. Этот молодой парень основал QASCAD — одну из самых модных групп Москвы на сегодняшний день. Для меня это уникальный музыкант: он прекрасно поет в разных стилях. У него много молодежного грува, электроакустические эффекты, он потрясающе читает рэп. И все это будет в джазовых рамках. Это что-то новое. На сегодняшний день такая эклектика, такие коллаборации — самое то, на мой взгляд!

— Получается, Эрик Холматов станет главным сюрпризом для публики на нынешнем фестивале?

— Думаю, он действительно станет сюрпризом. Еще один сюрприз — Николай Моисеенко. Он делает очень классный фанковый авторский джаз, я неоднократно привозила его на «Jazz в усадьбе Сандецкого», и он полюбился казанскому зрителю. Сейчас Николай ушел в другую профессиональную историю, однако специально под наш фестиваль вновь собирает свою команду — и это получится уникальный проект.

Третий сюрприз, уже организационного характера, — мы запустили для наших зрителей акцию «Джаз для двоих». На фестивале традиционно складывается много пар среди зрителей. И мы придумали: если кто-то желает найти свою вторую половинку, то при покупке билета на концерт фестиваля он может заполнить забавную и несложную анкету, там всего четыре вопроса. В соответствии с этими анкетами на концерте формируются пары из джазовых леди и джазовых джентльменов. А в конце мы разыгрываем билеты на финальный концерт фестиваля и на романтический вечер в джаз-кафе «Старый рояль».

«Мы работаем под патронажем властей республики»

— Как проходила подготовка? Как формировался список приглашенных музыкантов и насколько это сложно в текущих реалиях?

— При формировании букинга артистов, как правило, возникает много сложностей. Во-первых, как вы видите, у нас отключен международный формат — а я всегда занималась международным букингом, в предыдущие годы работала с ведущими агентствами мира. Сегодня для нас это невозможно, и международный формат на джазовых фестивалях может поддерживать в России, наверное, только Игорь Михайлович Бутман. А я пока перешла на общероссийский формат.

Вторая трудность — в этом году все подняли цены. Например, сметы на свет и звук у нас взлетели сразу на 30%. Выросли гонорары артистов. Я пытаюсь, конечно, сбить цены, договариваться — ведь гонорары музыкантов наполовину оплачиваются с продаж билетов зрителям. Но поскольку мы это все делаем для людей, то завышать ценник я не могу.

— Кто вам помогает? Ведь есть спонсоры, есть административная поддержка?

— Мы работаем под патронажем властей республики. Я очень благодарна Рустаму Нургалиевичу Минниханову за то, что он нам разрешает быть, да еще и на фантастической площадке в кремле. Ведь в этом году с этим большие сложности — например, фестиваль Березовского в Елабуге закрыт. Большую поддержку нам оказывает и министр культуры Татарстана Ирада Аюпова. Она помогает с 2019 года, и благодаря ей фестиваль продолжает развиваться.

Нам помогают и партнеры, и спонсоры, спасибо им за то, что они откликаются на джаз. Например, среди них «Вертолеты России» — они хотят пригласить своих работников, чтобы они отдохнули душой на джазовых концертах. Также среди наших спонсоров — ФСК («Федеральная строительная компания», — прим. ред.). Очень поддерживает нас отель «Ногай» — они и кормят артистов, и предоставляют им номера.

То есть бюджет фестиваля всегда складывается из трех позиций: поддержка правительства, коммерческое партнерство и продажа билетов, то есть зрительская любовь, признание слушателей. Мы существуем благодаря этому всему и высшей силе, которая позволяет, чтобы этот большой праздник музыки все-таки случился.

Бюджет фестиваля всегда складывается из трех позиций: поддержка правительства, коммерческое партнерство и продажа билетов, то есть зрительская любовь, признание слушателей. Мы существуем благодаря этому всему и высшей силе.

«Я чувствую себя полым стеблем, проводником музыки к зрителю»

— В чем ваша главная идея, миссия, когда вы делаете этот фестиваль? Для чего вы это делаете, лично вам это зачем?

— В первую очередь я делаю это для себя. Я люблю состояние, которое испытываю на каждом фестивальном концерте, когда слышу музыку.

— В этот момент вы чувствуете себя демиургом, творцом всего происходящего?

— Не совсем так. Я чувствую себя полым стеблем, проводником музыки к зрителю. Мне не нужна слава, мне неведомо это слово. Я делаю это все ради музыки. И всегда привожу только тех музыкантов, которых хочу пригласить сама. Тех, кого хочу послушать, с кем хочу попеть.

Мне очень нравится смотреть на лица зрителей, которые приходят на концерты, — как изменяется их мимика, их душевное состояние. Как они перестают смотреть в свои телефоны, как начинают чувствовать музыку, смотреть вглубь себя. И в этот момент я понимаю: все трудности были именно ради этого момента. Испытываю чувство сопричастности, ощущаю, что я не одна и что есть люди, которым это откликается.

Словом, да, я делаю это для себя. Но четко осознаю свою роль в этом действе: я всего лишь винтик в этой огромной машине. На мне нет мантии и короны. Кстати, я же много лет была музыкальным директором фестиваля — с 2006 года! И только в 2019-м стала президентом фестиваля, при этом до сих пор мне не по себе, когда слышу это название. Я просто проводник. Это мое служение.

— При этом, когда вы «проводите» эту музыку, знакомя с нею казанскую публику, вы не боитесь экспериментов. Не заискиваете перед слушателем и не «кормите» его классическими, узнаваемыми джазовыми стандартами.

— Вы знаете, пару раз заискивала. Делала проекты в угоду зрителю. И мне всегда выходило это боком. Из этого я заключила, что нельзя изменять себе. Так что я не боюсь экспериментов — наоборот, считаю своей миссией показывать зрителю то, что ему неизвестно. У нас был фри-джаз. Был музыкальный авангард — Михаил Барковский приезжал с электронной «пилой»! И зритель, который, возможно, настраивался на легкий, мягкий джаз, его музыку прослушал с интересом. Был — еще в усадьбе Сандецкого — интересный эксперимент, когда мы сделали крутой постмодерновый проект с Владом Быстровым (музыкант родом из России, который давно работает в Германии). Он меня практически заставил петь академическим оперным вокалом, сам играл на EWI (Electronic Wind Instrument, один из новых музыкальных инструментов, — прим. ред.), были включены другие электронные аппараты. И главное — мы туда на КАМАЗе привезли из монастыря колокол и пригласили звонаря! Публика аплодировала стоя. А ведь это был постмодерн, несоединяемые сущности!

— А как вы ухитрились привезти в музей чугунный колокол?

— Это была целая история. Грузчики, аренда машины, установка колокола, договоренность со звонарем… Это было в первые годы существования фестиваля. Я была молодая и ничего не боялась. Это сейчас у меня уже есть опыт — но я по-прежнему ничего не боюсь!

«Я не умаляю значения и качества американского джаза. Просто мы совсем разные»

— Джаз в России до сих пор является искусством для узкой аудитории, его понимает далеко не каждый. А вы делаете его в нестоличном городе. Как вам удается?

— Я просто это очень люблю. Возможно, люди считывают эту мою любовь, заряжаются ею. Ведь любовь, восхищение музыкой — это чистая энергия. У меня нет других ответов на вопрос о том, как я это делаю. Я просто показываю людям то, что люблю. Думаю, в этом главный секрет.

— Чем российский джаз отличается от нероссийского? В чем его изюминка, что в нем своего?

— Он абсолютно другой. Уже есть устоявшееся понятие «русский джаз». Мариам Мерабова, Этери Бериашвили, Алина Ростоцкая, ваша покорная слуга — все мы делаем русский джаз. Это музыка, которая исполняется, прежде всего, на русском языке. Из американского формата взята только технология: метроритмическая сторона, мелодико-интонационные паттерны, звукоряды, джазовый саунд — то, что мы называем feel. Все это мы — русские музыканты — берем из джазовой американской культуры в качестве инструмента. Но во все это вливаем не только русский язык, но и русскую душу.

Вы посмотрите, какие у нас песни. Возьмите того же Раймонда Паулса — он ведь на самом деле джазовый пианист. Его песни поем и я, и Мариам Мерабова. А Юрий Саульский? А Алексей Рыбников? У многих этих песен практически джазовая основа. И как вы думаете, отличаемся мы от классической американской Hello, Dolly? Я сейчас никоим образом не умаляю значения и качества американского джаза. Просто мы совсем разные. У них тексты — I love you, I want you, I’ll kiss you. А у нас — «Ночь длиннее дня, / Но в нас живет его тепло. / Еще огня боится лед, / Не все прошло, не все прошло…»

Мариам Мерабова, Этери Бериашвили, Алина Ростоцкая, ваша покорная слуга — все мы делаем русский джаз. Это музыка, которая исполняется, прежде всего, на русском языке.

— А татарский джаз существует?

— У нас есть Алина Шарипжанова, Эльмира Калимуллина. И есть Эльмир Низамов — композитор, который пишет музыку невероятной красоты. Если ее подфанковать и подсвинговать — он может даже сам об этом не знать, но во многих его татарских песнях много джаза. Просто Эльмира поет их в более академической манере. А Алина и джаз шикарно поет — на моем юбилейном концерте она пела потрясающую песню Эльмира Низамова на татарском языке, «Мин яшим сәхнәдә». Я считаю, это настоящая джазовая баллада — послушайте ее.

Возвращаясь к вашему вопросу — есть татарский джаз, но пока как спорадическое явление. О том, что сложилось течение, говорить пока нельзя. Для этого нужно много музыкантов, одной персоны для этого мало.

«Джаз переживает трансформационный период — как и вся планета сейчас»

— К чему идет российский джаз, в какую сторону он будет развиваться в ближайшее время?

— Мы живем с дыханием планеты. Джаз не может существовать отдельно от этого дыхания, поэтому он идет вместе с ним. Он тоже переживает трансформационный период — как и вся планета сейчас.

В российском джазе происходит очень много изменений. Старое умирает — к примеру, есть тенденция к тому, что обычное повторение американских джазовых стандартов уже мало кому нужно. Сегодня это уже простовато и пустовато для русских джазменов. Мы никогда не перепоем афроамериканцев, и не нужно даже пытаться это делать. Но мы другие, и мы можем брать другим — своей ментальностью. И это уже другая культурная традиция. Еще раз повторюсь: инструменты классического джаза, технология его исполнения остаются. Но просто подражание уже неинтересно ни продюсерам, ни многим организаторам концертов. Это сухо, скучно, а мы не любим повторы. Мы любим то, где есть наша душа и сердце.

— То есть русский джаз уходит от семантической простоты и пустоты к богатым смыслам?

— Да. А с музыкальной точки зрения мы идем к эклектике. Джаз плюс этно. Джаз плюс электроника. Джаз плюс рэп. Джаз плюс русский язык. Джаз плюс уникальные экзотические инструменты — например, Аркадий Шилклопер единственный в мире профессионально играет на охотничьем роге.

Джаз сегодня тяготеет к различным коллаборациям: к примеру, Игорь Бутман выходит с традиционным джазовым биг-бэндом из 17 человек — и с ним на сцене появляется совершенно потрясающий Ильдар Абдразаков, который поет своим оперным басом. Получается что-то невероятное, публика в восторге! Или, например, тот же Игорь Бутман выходит на сцену во время выступления «Ума2rman» и играет соло на 3—4 минуты на саксофоне.

Вот сюда идет российский джаз! К ситуативным коллаборациям, к объединению с поп-музыкой, с академическим вокалом, с разными культурами.

— Новая генерация джазовых музыкантов растет? И есть ли в России центры «джазового кристаллообразования»?

— Новые имена появляются. Центры их появления — крупные города, где есть джазовое образование. Кстати, впервые джазовое образование в России появилось не в Москве, а в Ростове-на-Дону. Это была школа Кима Назаретова. В Ростовской государственной консерватории в 1982 году появилась и до сих пор держится кафедра эстрадно-джазовой музыки. Лишь потом, в 1984-м, появилась кафедра инструментально-джазового исполнительства в РАМ им. Гнесиных в Москве.

Новая генерация джазменов в этих центрах и формируется. В Ростове, в Москве, у нас в Казани в КазГИК, где джазовое искусство преподает Андрей Руденко. Но джаз невозможно преподавать как теоретическую дисциплину. Студентам нужны постоянные выступления, они должны постоянно играть. К примеру, в Беркли подобное образование строится на постоянных концертах — по несколько в день. В Москве в разных джаз-клубах существуют специальные дни, когда идут «джемы» — студенты приходят в них практически реализоваться. За счет этого до сих пор держится традиция, преемственность, перенимание опыта от мастеров.

«Хотелось бы, чтобы к 20-летию фестиваль инфраструктурно расширялся!»

— Спрошу теперь не как у джаз-дивы, а как у менеджера: можно сегодня зарабатывать исключительно на джазе?

— Если постараться, то можно — опять же благодаря коллаборациям. Это не моя уникальная мысль, это практика всемирных фестивалей, которую я повторяю. Например, Montreux Jazz Festival, который начал проводиться в 1967 году в Швейцарии. Или Pori Jazz, проводимый в Финляндии с 1966-го. Я лично знаю основателя этого фестиваля — это контрабасист Юрки Кангас, я его даже в Казань как-то раз привозила. Он рассказывал, что фестиваль основал, заложив свой собственный дом. А сейчас он идет в течение двух недель на множестве площадок и приносит прибыль, сравнимую чуть ли не с третью годового бюджета Финляндии. Почему? Потому что на него работает вся туристическая инфраструктура, все отели и рестораны. Ведь на главную сцену фестиваля в качестве хедлайнеров в разные годы приглашались Стинг, Apocalyptica, Боб Дилан, Ринго Старр, Джо Кокер, Стиви Уандер и десятки других топ-звезд мировой музыки. Они играют не джаз. Но это коллаборация: проданные на их концерты билеты (они раскупаются за год до фестиваля) с лихвой окупают десятки джазовых концертов, которые проводились на бесплатной основе или не были распроданы.

Так что, думаю, да, зарабатывать на джазе можно. Но для этого надо все просчитать. В прошлом году я повторила эту механику, пригласив на финальный концерт Алексея Чумакова. Модель западных фестивалей я интуитивно реализовываю уже не первый год — правда, мы ограничены вместимостью площадки. Мы не можем продать 5 тысяч билетов на хедлайнера, площадка физически не позволит принять столько зрителей.

— Следующий сезон для вашего фестиваля будет юбилейным, двадцатым. Вы уже знаете, каким будет фестиваль «Джаз в Кремле с Ольгой Скепнер — 2026»?

— Процесс букинга артистов идет прямо сейчас, но я пока не буду раскрывать их имена. Что касается организации — пока многое нам еще неизвестно. Мы даже не знаем, разрешат ли нам снова на следующий год площадку в Присутственных местах, но программу пока формируем для кремля. Возможно, площадка финального концерта сезона будет более вместительной и масштабной — тогда получится рентабельнее. Я хотела бы в рамках фестиваля провести финальный концерт, например, на площадке «Казань Экспо». Но это все пока тоже неясно.

У меня нет других ответов на вопрос о том, как я это делаю. Я просто показываю людям то, что люблю. Думаю, в этом главный секрет.

Программа вновь будет подготовлена в русле разных стилистических направлений. Я опять приглашаю новичков, чтобы познакомить вас с ними. Очень хочется сделать коллаборацию с «НУРом» — чтобы они сделали световую инсталляцию на стенах кремля на джазовую тематику, под джазовую музыку. В этом году мы не успели, к сожалению, сделать такую совместную работу — но они заинтересовались, переговоры ведутся. Хочется, чтобы внутри фестиваля были интересные активности — фотовыставка с летописью за 20 лет. Хотим продолжить акцию «Джаз для двоих».

Словом, хотелось бы, чтобы к своему 20-летию фестиваль оброс внутренними активностями, чтобы он инфраструктурно расширялся!