Яна Вагнер: «Я действительно издеваюсь над жанрами, которые любимы многими»

— Яна, о чем для вас роман «Тоннель»?

— Мне кажется, что я всегда пишу одну и ту же книгу. Я пытаюсь разобраться в том, как в человеке сочетаются добро и зло. В каждом из нас есть и то и другое. В каждом из нас добро и зло постоянно вступают в борьбу. Одни и те же люди в разные моменты времени способны вести себя по-разному. Это для меня самое интересное. Хотя ответа на вопрос, как в человеке сочетается добро и зло, у меня нет. Литература вообще не дает ответов, она только приглашает читателя к разговору. И для меня это очень интересный разговор.

— В каждой книге вокруг ваших персонажей разворачиваются довольно сложные события. Получается, что сущность человека может проявиться только в экстремальных ситуациях?

— Не только. Я думаю, что если наблюдать за человеком на протяжении 20 лет, вы сможете многое о нем понять. Чем ближе вы к нему подойдете, чем дольше рядом с ним пробудете, тем полнее у вас будет картина. Но есть путь короче, и я использовала его. Этого человека можно заставить испытать сильный стресс. Его можно напугать, поставить перед ним острый, неразрешимый вопрос. Тогда человек сразу становится искренним. Он очень быстро начинает говорить правду. Это короткий путь, хоть, конечно, и негуманный.

— Идея романа «Вонгозеро» пришла вам спонтанно после просмотра фильма-катастрофы. А как родился «Тоннель»?

— Точно так же, абсолютно спонтанно. Дело в том, что такой тоннель действительно существует. Я живу за городом и по этому тоннелю въезжаю в Москву. Вообще, идея истории — это короткая вспышка всегда такая. Она не рождается в долгих исканиях. Чаще всего это происходит в один ослепительный момент. Мне очень нравится история про роман «Сияние» Стивена Кинга. Он поехал с женой в отпуск в старинный, роскошный отель. Выйдя из машины, Кинг увидел его и сразу понял, какую историю напишет, и что в этой истории отель будет одним из главных зловещих персонажей, у которого своя роль и своя душа. Вот так рождаются истории. Кто-то начинает с конкретного человека или героя, а у меня идея родилась из декорации. Я представила вдруг, что из тоннеля нельзя выехать и что тогда случится.

— В этом романе огромное количество персонажей, которые очень ярко представлены. Как вы с ними работали, систематизировали и придумывали?

— Сразу успокоим читателей: не все персонажи имеют право голоса. В этот раз у меня пятьсот человек, и прописать такое количество персонажей можно только в огромном произведении, например, в «Игре престолов» Джорджа Мартина, у которого порядка тысячи персонажей и каждый со своей историей. У меня не так много героев, да и времени у них меньше. Все действие в романе происходит за сутки. В «Тоннеле» есть персонажи, которые находятся в большем фокусе, и есть персонажи-рассказчики. К ним читатель попадает в голову, понимает, что они думают, чувствуют и что собираются делать.

А придумывала я героев случайным образом. Нужно было сесть и представить, кто может оказаться в этом тоннеле вечером в воскресенье. И все, конечно, должны быть разными. Так я придумала какое-то количество совершенно непохожих на меня людей, а потом постаралась примерить их на себя и походить. Это была очень непростая задача, которая здорово усложнила мне работу. Потому что мне пришлось стать шестидесятилетним таксистом из Узбекистана, молодым полицейским и т. д. Это были непростые для меня трансформации. Но надеюсь, у меня получилось их сделать живыми, я очень старалась. И все они стали мне очень близки, потому что для них прошли сутки, а я с ними провела пять лет.

— Как можно запомнить такое количество персонажей и интегрировать их в роман?

— Как только вы придумываете людей, вы их уже не забываете. Это странный процесс, похожий на работу 3D-принтера, который по точкам выстраивает человека. Как только этих точек появляется достаточно, персонаж готов. Он есть, живой, его уже не забудешь. Вы про него знаете гораздо больше, чем попадает в историю и чем нужно читателю, вам необходимо, чтобы он стал живой, начал ходить и разговаривать.

Что касается технической части, чтобы не запутаться, я нарисовала тоннель и расставила по нему машины, которые имеют в истории значение. Точно знала, где они стоят, в какой момент времени и где находятся люди, которые ехали в этих машинах. «Тоннель» — это история, расписанная по часам. Список событий, временная разбивка и чертеж — эти три вещи мне помогали. А людей записывать не пришлось. Я их знаю лучше, чем лица своих друзей, с которыми во время написания романа виделась очень редко.

— Среди всех персонажей романа мне очень понравился Валера (мужчина старше шестидесяти лет, который работает водителем чиновника, — прим. ред.). А кто ваш любимый персонаж?

— Я разделяю ваши симпатии. Но он не единственный. Я всех люблю, кому дала слово и к кому проникла в голову. За это время я успела понять их, простить и сблизиться с ними. Да, Валера трогательный в своей беспомощности. Сложнее всего мне, пожалуй, пришлось с женщиной из Майбаха, нужно было найти в ней человека, и я его нашла хотя поначалу не думала, что она станет одним из рассказчиков. Но получилось так, что в какой-то момент женщина из Майбаха сама вышла в кадр и заявила, что ей есть что сказать. Еще мне очень симпатичен молодой лейтенант, он очень тронул во многих ситуациях, в которые успел вляпаться. По большому счету, все, кто что-то говорил, думал и чувствовал в книге, оказались мне близки и симпатичны. Не хочу их обижать, выделяя кого-то одного.

— Во время чтения я периодически соглашалась с действиями и высказываниями персонажей, но потом мне казалось, что они творят полную дичь. В целом практически каждый герой вызвал во мне противоречивые чувства. И в какой-то момент показалось, что все обитатели тоннеля — это очень инфантильные взрослые, которым просто необходима тетка из Майбаха, знающая, что и как делать…

— Это ловушка, в которую мы часто проваливаемся. Когда мы находимся над схваткой, сидим на диване в уютной комнате, у нас возникает ощущение, что мы-то уж точно бы поняли, как нужно себя вести. Это как смотреть фильм про зомби, видеть героя, который идет по залитому кровью ковру, чтобы потрогать зомби за плечо и спросить, все ли с ним в порядке. В этот момент мы кричим: «Подожди, ну куда ты?!». Это закон жанра. Мы знаем, что смотрим зомби-слэшер, а герой не знает. Он думает, что находится в нормальной жизни. Так и в романе. Люди, которые попали в пробку в тоннеле, даже если в нем творятся странные вещи, вызывающие тревогу, не знают, что находятся в романе-катастрофе. Они думают, что едут домой. Поэтому инерция естественна для человека, не готового поверить, что страшные и немыслимые вещи происходят именно с ним. Эта инерция мешает нам вести себя как персонажи, мы ведем себя как обычные люди: долго раскачиваемся, стараемся вести себя прилично, не делаем ничего и ждем, когда придет кто-то и сделает что-то за нас. Мне кажется, это очень по-человечески.

— Еще во время чтения я часто задавала себе вопрос, а как бы я поступила на месте персонажей? Хорошо придерживаться всего доброго и светлого и, например, разделить еду из грузовика на всех. Но если при тебе дербанят эту еду, а ты не вступишь в борьбу за нее, то просто умрешь от голода. У вас была цель, чтобы читатель начал задавать себе аналогичные вопросы?

— Если автор хочет поговорить о чем-то конкретном, то все, что он пишет, это и есть приглашение читателя к разговору. В современном мире писатель не наставник и не моральный авторитет, не мыслитель и не философ. Он всего лишь наблюдатель. Он человек с вопросом, который не дает ему покоя. И у писателя зудит до тех пор, пока он этим вопросом не поделится с аудиторией. Я почти уверена, что все писатели и приходят с этими своими вопросами, а не просто рассказывают истории. Если вы это почувствовали, значит, не зря я пять лет мучила свой компьютер. Мне хотелось, чтобы вы, как и я, попытались задаться вопросом, кто мы такие, на что мы способны и можем ли это простить друг другу.

— Мне ваша книга напомнила главный вопрос экзистенциалистов — как оставаться человеком в нечеловеческих условиях…

— С одной стороны, «Тоннель» — это роман-катастрофа. Но с другой, его можно трактовать и как метафору. Не существует жанра, в котором нельзя поставить серьезный вопрос. Даже если заходишь через другую дверь.

— Кстати, по поводу жанра. Люди, которые любят жанровую литературу с ее понятными рамками, часто вас ругают за то, что вы эти рамки нарушаете. Как вы к этому относитесь?

— С пониманием. Дело в том, что я действительно издеваюсь над жанрами, которые любимы многими. Эту ответственность нужно принять и не оспаривать. Я написала романы о конце света, в которых нарушила все возможные правила, сделала все не так, как принято. Потом я написала герметичный детектив «Кто не спрятался», в котором оттолкнулась от классического канона и опять написала совсем другое. Так и с «Тоннелем». С одной стороны, есть четкая декорация из романа-катастрофы, и катастрофа в этом романе тоже есть, ее много. Однако я абсолютно уверена, что найдется много людей, которые снова будут искренне возмущены тем, что я не дала им то, за чем они обычно ходят в этот жанр.

Вообще, отзывы на мои книги, как правило, делятся ровно на две половины. И одна из этих половин негодует. Я могу только склонить голову и признать, что это негодование небеспочвенно. Да, действительно, есть жанровые ожидания и я их обманываю, ничего не поделаешь. Простите, друзья.

— Можно ли людей в тоннеле назвать моделью российского общества?

— Метафоры дают нам возможность самого разного толкования. Можно представить «Тоннель» как микромодель даже не российского, а постсоветского общества. Можно представить его как модель мира. Расклад, типажи, которые случайно оказались заперты в тоннеле, довольно универсальны, их можно найти и в Нью-Йорке например, или в Праге. Не знаю, есть ли в Праге такие тоннели, но если найдутся и там на сутки запрут сотни людей, произойдет то же самое.

Но чтение и смотрение — это соавторство, очень зависит от читателя и зрителя. Поэтому многие метафоры нет смысла объяснять, а иногда даже вредно. У читателя есть абсолютная свобода понять и трактовать историю по-своему. Он имеет на это полное право.

— В книге у персонажей нет имен. Их называют либо по автомобилям, которыми они владеют, либо по особенностям их внешности. Четко прослеживается соотношение машины и характера человека. Но можно ли сказать, что отсутствие имен приводит к обесчеловечиванию или обезличиванию?

— Имен в романе действительно нет, и многие герои названы по маркам своих машин. Это осознанный прием. Про этих людей мы ничего не знаем до того, как они попали в тоннель, и после того как они из него выберутся, если выберутся. Это очень компактная история, которая происходит за сутки. И все же это вовсе не значит, что я их каким-то образом обезличила. Я попыталась сделать их максимально выпуклыми, они просто друг друга знают именно под этими прозвищами, потому что у них нет времени знакомиться. И мы о них ничего не знаем, а только видим, что они делают, как себя ведут и, иногда — что при этом чувствуют. Таков формат у этой истории. У нас нет времени для подробного знакомства с каждым из персонажей, нам это не нужно. Мы заходим в эту историю как свидетели, наблюдаем за этими людьми, а затем из нее выходим. Я этого и хотела и, думаю, этого эффекта иначе было не достичь.

— А сейчас у вас уже есть идея следующей книги?

— С «Тоннелем» я попала в очень неловкую ситуацию, потому что раньше времени о нем рассказала всем. А после много лет подряд мне приходилось извиняться за то, что я его никак не закончу. Поэтому зареклась, что больше никогда, ни словом, ни жестом не выдам никаких своих следующих затей, чтобы меня опять не ругали за долгую работу. «Тоннель» я писала бесконечных пять лет за это время сама себе надоела, могу представить, как это раздражает других. Поэтому нет, не скажу.

К тому же, после всякой истории, а особенно такой страшной как «Тоннель», какое-то время нужно просто походить и подышать. У меня ощущение, что я все это время действительно просидела под землей и мне нужно осмотреться, прийти в себя, подлечить нервы. А потом, после реабилитации, когда я справлюсь с ПТСР, может быть, начну думать про что-нибудь следующее. Не сейчас.

Полностью интервью с Яной Вагнер можно посмотреть в новом выпуске «Книжной полки».

Екатерина Петрова — литературный обозреватель интернет-газеты «Реальное время», автор telegram-канала «Булочки с маком» и основательница первого книжного онлайн-клуба по подписке «Макулатура».