Раскулаченные ссыльные в Магнитогорске: между мифом и реальностью
История появления Магнитогорска до сих пор окутана множеством мифов. Так, многие считают, что на знаменитой стройке трудились сотни тысяч раскулаченных ссыльных граждан, которых массово подвергали уничтожению. В то же время неверен и советский миф, что город строили исключительно на добровольных началах, силами комсомольцев. Подробнее об этом в авторской статье для «Реального времени» рассказывает историк, научный руководитель магнитогорского филиала Института истории им. Ш. Марджани Салават Ахметзянов.
Мифы о строительстве Магнитки
В конце сентября в Магнитогорске прошел очередной этап IX Евразийского научного форума всетатарского общества краеведов, на который приехала делегация из Казани в составе 31 человека, а также представители самых разных российских городов. Эти два дня автору пришлось много и подробно рассказывать о раскулаченных ссыльных из Татарской АССР, вложивших немалый вклад в строительство нашего города и металлургического завода. Тема вызвала живой интерес, и мне было задано множество вопросов, многие из которых свидетельствовали об определенном искажении исторической реальности в сознании части современных татар на основании некой мифологизации событий тех лет.
Каким-то образом сложилось представление, что на Магнитке трудились чуть ли не сотнями тысяч именно наши соплеменники, где их массово подвергали целенаправленному уничтожению. С другой стороны, в моих научных изысканиях, особенно поначалу, приходилось преодолевать весьма устойчивый как внутри города, так и вне его, советский миф о том, что местное строительство велось исключительно на добровольных началах вольными рабочими, в немалой степени добровольцами — комсомольцами. Не случайно сегодня главным магнитогорским памятником, посвященным тем временам, является памятник комсомольцам-первостроителям.
Автору крайне близка данная тема, ведь летом 1931 года раскулачили и насильно привезли на строительство города семью моего деда по отцу из Аксубаевского района и семью деда по матери из Тетюшского района ТАССР. Поэтому в начале своего исследования, 10 лет назад, воспринимал эти события прошлого страны достаточно эмоционально — больше сердцем, чем умом. Тем более что иногда слышал обрывки разговоров об этом с самого детства.
«Сынок, думай, как велит власть, по-советски — так безопаснее!»
Взрослые, оберегая детское сознание, в то время практически ничего не рассказывали о страданиях и ужасах первых лет ссыльной жизни, поэтому ничего не мешало быть обычным, вполне счастливым советским мальчуганом. И никто не пытался воспитывать во мне дух мщения и тем более пробуждать антисоветские настроения. Помню, как моя мама Камария, много лет работавшая учителем истории, постоянно повторяла: «Сынок! Думай, как велит наша власть, думай по-советски. Так будет безопаснее для тебя!». Отличие было лишь в том, что детские годы протекали как-бы на стыке двух культур — татарской и русской.
На начальном этапе изучения данной темы автор исследовал максимум статей и книг, касающихся прошедших событий. Встречался со многими историками как в Магнитогорске, так и в Татарстане. Многократно бывал в местных музеях, общаясь с сотрудниками. Кроме того, была возможность получать те или иные сведения от бывших спецпереселенцев в возрасте от восьмидесяти до ста лет, пока они были живы. Первоначально тщательным образом был проведен анализ материалов городского архива, а затем неоднократно, работая в Челябинском областном архиве, где имеется специальный фонд по раскулаченным ссыльным.
В первые месяцы исследования исторических материалов вдруг пришло понимание, что события прошлого, в свете пока имеющейся информации, выглядят крайне мозаично, не давая четких оснований для их целостного восприятия: оценка количества спецпереселенцев колебалась от нескольких десятков до нескольких сотен тысяч человек. Нигде не была внятно обозначена динамика изменения численности контингента, включая смертность, с тем, чтобы можно было сделать анализ ее факторов. Число магнитогорских спецпоселков разными информаторами обозначалось от трех до шести, при этом не существовало источников с их точной локализацией на карте города. Не были четко указаны временные периоды существования спецпоселков. Пришлось также выяснять — из каких регионов доставлялись на Магнитку раскулаченные ссыльные и какова доля прибывших из Татарской АССР.
О роли подневольного труда в строительстве Магнитогорска
Словом, первоначально ситуация в изучении темы была чем-то схожей с пониманием событий Куликовской битвы, когда точно неизвестно ее место, неизвестны ни численность, ни состав ее участников, труднообъяснимы цели и значение. Именно поэтому комплекс этих факторов вновь и вновь заставляет сомневаться в степени ее подлинности. Однако разница состоит в том, что со времени этой битвы прошло уже более шестисот лет, а с начала строительства Магнитогорска — менее ста, и еще сохранился солидный объем документов архивного характера. Стояла громадная задача максимально изучить и проработать эту «бумажную гору», ведь без локализации и максимально точного оцифровывания событий прошлого появляется почва для их отрицания. Поэтому в первое время все наши публикации о спецпереселенцах в Магнитогорске подвергались активной обструкции. Но по мере конкретизации, и прежде всего на базе архивных данных, такие нападки минимизировались. И сегодня у кого-либо уже редко возникают сомнения значимости роли подневольного труда в строительстве Магнитогорска.
В мае 2013 года по инициативе местной национально-культурной автономии татар с институтом истории АН РТ, находящемся в столице Татарстана, была достигнута договоренность об открытии в Магнитогорске его филиала, что придавало исследовательской работе необходимые статус и легитимность. В научной работе уже много лет активно участвуют главный редактор газеты «Татар Рухы» Равиль Хуснутдинов и методист отдела татарской культуры магнитогорского Дома дружбы народов Гюльнара Ахметзянова. Кроме того, от издательства в Казани было получено в дар девять томов «Книги Памяти», содержащей сведения о раскулаченных всех районов Татарской АССР.
Год за годом история раскулаченных первостроителей нашего города стала прорисовываться все более отчетливо и реалистично, рассеивая мифологический туман. Строительство Магнитки — города и завода, началось с июня 1929 года. Вольнонаемные рабочие, в силу крайне тяжелых условий труда и быта, чаще всего здесь долго не задерживались, особенно в первое время.
Летом 1930 года на строительстве стал остро ощущаться недостаток рабочей силы. Недокомплект рабочих составил около 55% (1). К весне 1931 года на Магнитке начали разворачиваться массовые земляные и бетонные работы. Крайне сложно было найти людей для изнурительного труда по рытью котлованов. С учетом этих обстоятельств 25 апреля 1931 года появилось Постановление Политбюро ЦК ВКП (б) «О состоянии и подготовке кадров для обеспечения своевременного пуска Магнитогорского и Кузнецкого заводов» (2). В этом документе были разработаны особые меры по решению проблем кадрового дефицита. Данное постановление наверняка сопровождалось секретными распоряжениями для местных партийных органов и ОГПУ по разворачиванию массового раскулачивания и высылке семей, прежде всего крестьянских, на магнитогорскую стройплощадку.
Раскулачивание и высылка на спецпоселения проходили по плану и особым разнарядкам. Например, подробный анализ девяти томов по раскулачиванию «Книги Памяти Татарстана» (с 19-го по 27-й том) показал, что карательные органы Татарской АССР обеспечивали дешевой рабочей силой, прежде всего, Уральскую область, куда направлялось более трети всех раскулаченных из данной республики. В 1931 году в состав громадного территориального образования Урала входили Челябинская, Свердловская, Пермская и Тюменская области, которые с января 1934 года стали самостоятельными. По нашим подсчетам, более 60% насильно привезенных на магнитогорскую стройплощадку, были именно из Татарской АССР, а остальные — из разных областей: Ивановской, Ярославской, Костромской, Владимирской, Рязанской, Тверской и других. Нами было замечено, что если в «Книге Памяти Татарстана» имеется отметка, что раскулаченная семья выслана в Челябинскую область, то это почти на сто процентов означало ее ссылку в Магнитогорск.
«Бежали много и тысячами»
Первые семьи спецпереселенцев появились на Магнитке еще в 1930 году, и их общая численность составила не более 3 тысяч человек. В списках «Книги Памяти Татарстана» в этом году было выслано примерно 3,5% от всего количества попавших в Магнитогорск. Основная же масса раскулаченных семей (примерно 95%) были высланы в Челябинскую область в период с мая по сентябрь 1931 года. В 1932—1934 гг. доля вновь присланных на магнитогорские спецпоселки составила лишь 1,5% от общего количества ссыльных.
Начиная с мая 1931 года, в течение пяти месяцев, на магнитогорскую стройплощадку каждые три-четыре дня прибывали эшелоны с раскулаченными семьями из разных регионов. Согласно инструкциям ОГПУ (Объединенного государственного политического управления) перевозка ссыльных должна была производиться целыми эшелонами, состоящими из 44 вагонов для раскулаченных крестьян — из расчета один вагон на 40 человек, а также восемь вагонов — для перевозки имущества спецпереселенцев, и один вагон предназначался для команды конвоирования из 13 человек во главе с комендантом. В одном эшелоне рассчитывалось перевозить до 1700—1800 человек (3).
На магнитогорскую железнодорожную ветку каждый месяц могло прибывать по семь эшелонов, часто без должного учета готовности принимающей стороны, которая, возможно, первоначально для высшего начальства не имела особого значения. За теплый пятимесячный период была потенциальная возможность для прибытия 35 эшелонов, которые могли доставить около 60 тысяч раскулаченных. В голой степи, часто просто под небом, в разных местах, были сконцентрированы в составе своих семей десятки тысяч насильно сосланных сюда людей. Не стоит думать, что в сталинский период истории везде царили «железные» дисциплина и порядок. Бардака было достаточно.
По данным доклада местного горздравотдела в магнитогорских спецпоселках на 1 августа 1931 года было сосредоточено 32 680 человек (4), но эти данные верны лишь для какого-то короткого момента, и они в те месяцы быстро менялись, то есть численность спецпереселенцев была тогда крайне нестабильной величиной. Без сомнения, с самого начала пребывания спецпереселенцев на этой земле, начались побеги. Бежали много и тысячами. Об этом свидетельствуют многочисленные документы карательных органов. Несомненно, уже даже в этот сравнительно теплый период происходили массовые смерти людей, особенно детей и стариков. Постепенно для всех семей нашлись палатки. Затем начали активно строиться деревянные бараки, в которые всех прибывших переселили к концу октября. Но в первую зиму они достаточно слабо защищали от холода.
«Умерших за 5 лет — 11 400 человек, но в реальности было больше»
Следующая цифра по количеству спецпереселенцев обозначена в докладной записке замначальника Главного управления лагерей ОГПУ СССР М.Д. Бергмана от 5 октября: «На 1.10.1931 на Магнитострое имеется 10 тыс. семей — 42 462 чел. Занято на работах всего: мужчин, женщин и подростков — 14 185 чел., остальные иждивенцы» (5). Именно в тот момент численность спецпереселенцев достигла своего одномоментного максимума, а затем начала снижаться в связи с массовой смертностью и побегами. Четыре месяца спустя, согласно докладной записке Уральского облздравотдела в Наркомздрав от 10 февраля 1932 г., в магнитогорской ссылке находились уже только 40 426 человек, то есть на 2 тысячи меньше (6). К концу 1934 года, согласно отчету НКВД, в Магнитогорске насчитывалось лишь 24 063 спецпереселенца (7). А при анализе списков НКВД по магнитогорским спецпоселкам от 1.06.1936 стало понятно, что на этот момент спецпереселенцев фактически осталось лишь 22 тысячи, то есть с октября 1931 года, менее чем за 5 лет, произошло снижение численности в два раза.
До конца 1931 года вновь прибывшие ссыльные были расселены по четырем спецпоселкам — Центральному, Северному, Новотуковому и Известковому. В октябре 1931 года в Центральном поселке находились 30 000 человек, в Северном — 5 000, в Новотуковом — 4 300, в Известковом — 2 200 чел. (8). После июля 1934 года управление системой лагерей перешло от ОГПУ к НКВД (Наркомату внутренних дел). В Челябинском областном архиве сохранились списки спецпереселенцев, по состоянию на 1 июня 1936 года, вышеназванных спецпоселков, за исключением Новотукового. Количество ссыльных в имеющихся списках составляет большую часть (87—88%), что само по себе достаточно информативно. В них велся учет всех спецпереселенцев с начала 1931 года. Но показателем неполноты официальной информации карательных органов является то, что в списки не вошли семьи, в которых по причине смертей и побегов не осталась ни одного человека, а ведь таких было достаточно много. Что касается татар-мусульман, сосланных из Татарской АССР, то они, по нашим подсчетам, составляли 31,5% от всего списочного состава.
На указанную дату списочная численность спецпереселенцев составляла: в Центральном поселке — 19 597 чел., а фактически в наличии было чуть более 12 000 чел., умерших за пять лет — 6 580 (9); в Северном — 7 131 чел., фактически в наличии — 5 481, умерших — 2 023 (10); в Известковом — 3 062 чел., фактически — 1 849, умерших — 637 (11); в Новотуковом — приблизительно 4 000 чел., фактически не более 2 500, умерших около 900. Суммарное количество умерших за пятилетний период по всем поселкам составило около 11 400 человек, но в реальности было явно больше. Во-первых, трудно сказать, сколько людей покинули этот мир в ходе массовых побегов, во-вторых, неизвестно количество семей, полностью исключенных из списков НКВД по причине того, что в них никого не осталось. Добавим, что люди в спецпоселках умирали вне зависимости от национальности и вероисповедания. Среди татар-мусульман смертность даже была несколько ниже за счет крепких внутрисемейных связей, высокой трудовой закалки и предприимчивости, а также традиционному отказу от вредных привычек.
Причинами массовой смертности среди ссыльных был голод первых двух лет, холод в практически неотапливаемых палатках и бараках, быстрое физическое и психическое истощение в силу бесконечных суперстрессовых ситуаций, массовые эпидемии в первые годы из-за предельной скученности людей и тяжелых санитарно-гигиенических условий повседневной жизни. Начальный период существования ссыльных можно обозначить как «смертельные будни», в то же время, согласно советскому мифу, легендарные комсомольцы-первостроители проживали «героические будни». Но особенно высокой смертность была среди детей и стариков. Согласно данным горздравотдела за май — декабрь 1931 года по Магнитогорску умерло 1 715 детей в возрасте до 15 лет (12). В 1932 году ситуация совсем усугубляется — только младенцев до года умерло 2 034 (13). Год за годом темпы смертности в спецпоселках снижались. За неполный 1931 год, по нашим подсчетам, умерло 37,9% ссыльных от общего количества, в 1932 г. — 25,2%, в 1933 г. — 24,6%, в 1934 г. — 5,5%, в 1935 г. — 4,7%, за неполный 1936 г. — 2,1%. Неуклонное уменьшение смертности можно объяснить, прежде всего, улучшением условий жизни. Изменились жилищные условия, когда семьи из перенаселенных холодных бараков переселились в отдельные комнаты уже капитальных каменных зданий. Усилилось также продовольственное обеспечение. Были ликвидированы вспышки эпидемий за счет строительства бань, парикмахерских и медицинских учреждений.
«Те, кто сумел выжить, предпочли остаться в городе»
Как указывалось выше, абсолютно документально доказуемо общее количество умерших за 5 лет — 11 400 человек. Но согласно отчету управления НКВД по Челябинской области, «умерло в Магнитогорской ссылке в 1933 г. — 3 903 чел., а в 1934 г. — только 576 чел.» (14). Вспомним, что в 1933 году доля умерших составляла примерно четверть от всего количества (также как и в 1932 г.), что выражается в цифре 2 850 чел. По принципу прямой экстраполяции можно предположить, что в 1932 и 1933 годах число умерших составляло совокупно не менее 8 000 человек, а в 1931 году, как наиболее гибельном, не менее 6 000. В результате мы выходим на число умерших за указанный период в 15 000 человек, что является весьма умеренной оценкой.
Неуклонное и быстрое снижение численности спецпереселенцев вовсе не означало отказа от массового использования подневольного труда. Ведь наряду со спецпоселками в Магнитогорске была выстроена сеть лагерей заключенных, ИТК (исправительно-трудовая колония), которые быстро показали более высокую эффективность. В силу отсутствия в них стариков и детей, при минимуме женщин, смертность в них была явно ниже. Кроме того, не надо было тратить деньги на содержание тысяч «лишних ртов», иждивенцев. Через магнитогорские лагеря прошло в два раза больше людей, чем через спецпоселки, и существовали они дольше, до середины 1950-х годов. Среди заключенных было множество лиц, осужденных по политическим мотивам, в том числе раскулаченных, как наиболее «злостных» по «первому списку», наиболее суровому. По данным прокурорского надзора от декабря 1934 года: «…за четыре предыдущих года к Магнитной горе прибыло 32 тысячи заключенных по 58-й статье» (15). По многим свидетельствам стариков, бывших спецпереселенцев, в лагерях было немало людей, прибывших из Татарской АССР, в том числе их раскулаченных односельчан.
Освобождение всех магнитогорских ссыльных от «крепостной зависимости» произошло в марте 1948 года. Но те, кто сумел выжить в таких трудных условиях, в подавляющем большинстве не стали возвращаться в свои родные деревни, а предпочли остаться в городе. Например, бывшая ссыльная Луиза Гарифуллина (1915 г. р.), будучи уже вольной, в 1947 году съездила в свою родную деревню Кадрали Агрызского района Татарии и вернулась оттуда безмерно разочарованной. Всех оставшихся в живых друзей и знакомых она застала в крайне тяжелом состоянии — материальном и душевном. «Мечта о родине стала угасшей сказкой. Оказалось, что здесь мы жили много лучше, двигались вперед и имели перспективу развития. Начало было жестоким, но вот теперь все образовалось, а там — полная яма…» (16).
Похожие слова мне неоднократно говорил мой дед (бабай) Ибрагим Ахметзянов (1892—1990). После освобождения и восстановления в гражданских правах он неоднократно бывал в своей родной деревне Иске Ибрай Аксубаевского района, которую очень любил, но мыслей переселиться туда и жить в отрыве от своих, уже городских, детей и внуков у него никогда не было. Состояние этой деревни, в какой-то мере, отражено на фотографии, сделанной моим дядей (абы) Исмагилом (1928 г.р.), побывавшем на родине летом 1959 года. Виден ряд домов, будто из совсем далекого прошлого, сплошь с соломенными крышами (улица деревни Иске Ибрай, 1959 год — фото на постере статьи, — прим. ред.). А ведь всего через 2 года Гагарин полетел в космос. И такая сравнительно отсталая и нищая жизнь вовсе не вина односельчан, а их беда, обусловленная политикой сталинского государства подъема города и промышленности за счет «внутренней колонии» в лице деревни.
Татарская АССР определенно внесла немалый вклад в строительство Магнитогорска и, прежде всего, своими трудовыми ресурсами. Заметим, что, наряду с раскулаченными ссыльными и заключенными, на магнитогорской стройке в качестве вольнонаемных рабочих трудились тысячи людей, приехавших из деревень и городов этой республики с разрешения местных органов власти, которым, безусловно, были даны «партийные указания» свыше.
30 октября, в день Памяти жертв политических репрессий, представители городской национально-культурной автономии татар Магнитогорска традиционно возложат цветы к памятнику «Первая палатка», потому что считают его в наибольшей мере отражающим память об их раскулаченных предках.
Ссылки к статье:
- Христофоров В.С. Социальный состав и настроения первых строителей Магнитки. — Социалистический город и социокультурные аспекты урбанизации. С. 140.
- Дегтярев А.Г. Летопись горы Магнитной и города Магнитогорска. — Магнитогорск, 1993. — С. 25.
- Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939. Документы и материалы в 5-ти тт. М., 2000. Т. 2. С. 168.
- Баканов В.П. Испытание Магниткой. — Магнитогорск. 2001. С. 207.
- Политбюро и крестьянство: высылка, спецпоселение. 1930-1940 гг. Книга 1. Москва, 2005. — С. 429.
- ЦДООСО (Центр документации общественных организаций Свердловской области), Ф. 4, Оп. 10, Д. 238, Л. 137.
- ОГАЧО (Объединенный государственный архив Челябинской области), Ф. Р — 1075, Оп. 1, Д. 33, Л. 96.
- Политбюро и крестьянство: высылка, спецпоселение. С. 249.
- ОГАЧО, Ф. Р -1075, Оп. 1, Д. 2, 311 Л.
- ОГАЧО, Ф. Р — 1075, Оп. 1, Д. 91, 164 Л.
- ОГАЧО, Ф. Р — 1075, Оп. 1, Д. 92, Л. 114-192.
- МКУ Магнитогорский городской архив, Ф. 16, Оп. 1, Д. 5, Л. 41-103.
- МКУ Магнитогорский городской архив, Ф. 16, Оп. 1, Д. 13, Л. 15.
- ОГАЧО, Ф. Р — 1075, Оп. 1, Д. 33, Л. 152.
- Потемкина М.Н. Режимные люди в пространстве соцгорода: особенности опыта выживания. — Социалистический город и социокультурные аспекты урбанизации. С. 337.
- Цит.: Хуснутдинова Р. Черпаю силы из детства. Прага. 2009. — с. 107.
Подписывайтесь на телеграм-канал, группу «ВКонтакте» и страницу в «Одноклассниках» «Реального времени». Ежедневные видео на Rutube, «Дзене» и Youtube.