Как татарские муллы выживали, сохраняли веру и продолжали религиозные династии

Была ли в стране победившего атеизма религиозная жизнь? Исторические факты подтверждают, что люди, несмотря ни на что, сохраняли веру, а в некоторых городах работали даже мечети. И там служили самые настоящие муллы. И даже татарские медресе работали еще в начале 1920-х годов. Мы продолжаем разговор с историком-марджанистом Ильнуром Миннуллиным: сегодняшний выпуск — о последствиях репрессий и судьбах татарских мулл после Великой Отечественной войны.

— Многие ли репрессированные муллы, если выживали, после освобождения возвращались обратно, например, в свои бывшие приходы? Или они старались начать новую жизнь подальше от знакомых?

— Случаи возвращения имамов к религиозным обязанностям в махалле, конечно же, были. Много случаев, когда работу в махалле возобновляли имамы, отбывшие срок в лагере после первой волны репрессий конца 1920-х годов.

Есть также случаи, когда муллы возвращались к своей «профессиональной» деятельности уже после войны, когда наступил период относительной либерализации религиозной политики. Некоторые имамы не были осуждены, но оставляли свою должность по разным причинам, а после войны вновь возвращались.

Например, известный религиозный деятель Исмагил Муштари. Он с 1911 по 1930 год был имам-хатыйбом в селе Большие Буртасы (ныне Камско-Устьинский район РТ), но затем оставил религиозную деятельность и работал в советских учреждениях. В 1947 году вновь вернулся к религиозной деятельности: он был имам-хатыйбом в селе Курманаево, в Чистополе, в Астрахани, а в 1954–1956 годах в Соборной мечети Москвы.

Исмагил Муштари был имам-хатыйбом мечети «Марджани» два раза: с марта 1953 года по май 1954 года, а снова — с 1956 года до своей смерти в августе 1962 года.

— Почему он так часто переезжал и менял место службы? Не уживался с приходом или, скорее, с местными властями? Наверное, в это время не многим муллам разрешалось вести официальную религиозную службу? Все ведь ушло в какое-то подполье…

— Нельзя дать однозначный ответ на этот вопрос. Конечно, опираясь на источники — материалы официальных органов власти, мы можем воссоздать какую-то картину. Но она не будет полной. Например, в случае с Муштари есть информсводки ОГПУ за октябрь 1924 года. Там сообщается, что мулла Муштари, «снимая свой сан», заявил: «Я считаю позорным носить звание муллы, когда ЦДУ держит контрреволюционное направление, и бросаю свою должность».

Что касается дальнейших перемещений Исмагила-хазрата Муштари по городским махаллям уже после войны — на это тоже были разные основания: где-то направление на должность со стороны духовного управления, в Москву приглашен в условиях кадрового кризиса в столичной мечети, а в Казань вернулся по семейным обстоятельствам.

— Доносы на мулл и на их детей писали очень часто их же бывшие прихожане или знакомые. На что это больше похоже: личная месть, результат советской пропаганды или же просто страх? Я читала, что некоторые старались «сдать» кого-то быстрее, чтобы самому не оказаться за решеткой.

— Трудно ответить на этот вопрос. Причины разные, все они имели место. В реабилитационных материалах иногда встречается, что доносчики на передопросах потом говорили, что их заставили подписать и они ничего не знают о противозаконной деятельности муллы. В каком-то деле было, что бывшая жена дала показания на бывшего мужа из мести. А вообще, вопрос очень болезненный, и из этических и правовых соображений невозможно привести какие-то конкретные примеры.

— Из дореволюционной истории мы знаем, что муллами служили, как правило, представители одного рода. Это духовная миссия, которая передавалась в семье из поколения в поколение. Встречаются ли среди нынешних мулл потомки религиозных деятелей?

— Такие примеры есть. Например, имам города Казани Яруллин Габдельхабир Яруллович. Он родился в деревне Ямашурма (Высокогорский район РТ) в 1905 году в семье муллы, учился в медресе «Мухаммадия», Апанаевском медресе…

— А до какого времени продолжали работать старые медресе?

— К сожалению, нет конкретных сведений, когда и как закрывались медресе. Но, по факту, в 1920-е годы они еще работали, особенно сельские. Конечно, это уже было не официальное учебное заведение, но, тем не менее, какое-то время еще сохранялся круг учеников. Более-менее состоятельные родители отправляли своих детей учителю, платили ему и таким частным образом поддерживали его работу.

— Вернемся все же к биографии Габдельхабира-хазрата Яруллина…

— В 1926 году после смерти родителей он возвращается в родную деревню и становится имамом второй соборной мечети. Вскоре после закрытия мечети и отбывания трудовой повинности, будучи лишенным гражданских прав, он переезжает в Казань.

Дальнейшая биография сельского имама типична для эпохи преследований и репрессий. Из-за ярлыка «лишенца» он не сумел долго работать в пригородном огородном хозяйстве в деревне Кокушкино, его уволили. Лишь по счастливой случайности и благодаря знакомству бывший мулла устроился столяром на мебельную фабрику. Во время войны Яруллин работал на строительном участке, после войны — на мельзаводе АП «Главмука», был также охранником на пилораме артели «Коммунар».

И только после выхода на пенсию, с 1967 года начал служить имамом мечети «Марджани». Он там был муллой до своей смерти, то есть до 1994 года.

Пожалуй, это один из самых известных мусульманских деятелей СССР 1960–1980-х годов. Например, в 1970-е годы он выезжал в составе мусульманской делегации на различные религиозные конференции: в Мали, Верхнюю Вольту, Того, Нигерию… В 1968 году Габдельхабир-хазрат совершил хадж.

А что касается дальнейшей преемственности, то внук Яруллина — Наиль Яруллин — был ректором медресе «Мухаммадия» в 1996—2016 годах. Есть, конечно, и другие примеры.