«Знаменитый актер Ринат Тазетдинов помог мне с работой в Казани»

«Как мы выиграли Олимпиаду в Сочи

— Анатолий Васильевич, во времена тренера Иштвана Секеча у вас появился еще один «футболист-ирригатор» Валерий Турсунов, в будущем одна из самых главных звезд «Памира».

— Он родом из Куляба, это город под Душанбе, куда он переехал на учебу, играл за политехнический институт на студенческих соревнованиях и был замечен наставниками «Памира».

— Про Куляб мне говорил олимпийский чемпион Алексей Прудников, в контексте того, что там родился его хороший друг Валерий Сарычев, у которого были большие трудности из-за места рождения. Поскольку Куляб, тогда считался одним из важнейших в наркотрафике, будучи расположен на афганской границе.

— Эта проблема встала во весь рост к моменту развала СССР, когда кулябские жители целыми волнами начали накатывать на Душанбе. Уже тогда мы почувствовали, что в республике оказывается, есть разные кланы.

— Да, сильно забегая вперед, скажу, что я общаюсь с уроженцем Душанбе по имени Анвар и задавал ему вопрос: как так случилось, что в Таджикистане развернулась наиболее ожесточенная междоусобица, когда один народ, один язык, одна вера не могли сплотить людей, и они убивали друг друга страшнее, чем это делали в противостоянии азербайджанцев и армян, абхазов и грузин, киргизов и узбеков. И Анвар мне ответил, что только в преддверии распада СССР, они узнали, что таджики различаются на кулябских, памирских, бадахшанских, всего их порядка 16 разновидностей.

— Я провел несколько сезонов в чемпионате независимого Таджикистана, играя за команду «Сайхун» из Худжанда, так к тому времени был переименован Ленинабад. И вот мы приехали, помню, в Курган-Тюбе, а там полно автоматчиков, включая болельщиков на стадионе. Мы вышли на поле, а первыми на него вышли автоматчики, которых приветствовали трибуны. Вот ты видел когда-нибудь такое? И конфронтация нарастала, поскольку из республики начали уезжать те же немцы, которые возвращались в Германию по программе переселения, греки, корейцы, затем уже и русские, татары, а на их места в Душанбе переезжали те же кулябские, они скупали квартиры в Душанбе, Худжанде.

Что касается времен 70—80-х годов, о которых мы пока ведем речь, то там никаких подобных проблем не ощущалось, и Куляб был обычным городом республики.

— Как и с чем был связан переход в 24-летнем возрасте в ленинабадский «Ходженд». Пригласил первый наставник Владимир Бурдин?

— И это сыграло свою роль, и то, что мною заинтересовались в военкомате. Началось это еще во времена, когда «Памиром» руководил Ахмед Алескеров. Он успокоил меня и моего товарища Анатолия Родионова и предложил нам переждать время призывного этапа в международном лагере «Спутник» в Сочи. Нам дали две путевки с условием, чтобы мы поддерживали спортивную форму, но не слишком там активничали, чтобы про нас прознал военкомат. Но, как не активничать, когда в «Спутнике» в это время провели некие спортивные соревнования среди его обитателей, назвав их Олимпиадой.

«Как ирригатор стал «мелиоратором»

— Любопытно, Олимпиада в Сочи прошла задолго до 2014 года!

— Да-да, и мы с Анатолием должны были защищать честь нашего жилого корпуса, в котором мы проживали, само собой, повыигрывали там кучу первых мест в спортивных состязаниях. Так мы провели один призывной срок, но Алескеров ушел в «Черноморец», и перед Секечем снова стала проблема сохранить меня от армейского призыва. Попробовали в структуры МВД, туда-сюда, никак, в итоге я перешел в «Ходженд», правда, и там не могли гарантировать мне брони. Поэтому, когда военные во время очередного призыва стали особо допекать, я перешел в команду «Мелиоратор» из Кзыл-Орды, это Казахская ССР. У них было 10 бронированных мест под армейский призыв.

— Все-таки, советский спорт это кладезь историй. Чего только я не знал: и что от армии можно было уйти, играя в чемпионате закрытых городов, входивших в систему атомного проекта. Можно было уйти, играя в отдельных командах союзных республик, поскольку это граница и команда входила в структуру КГБ СССР, выступая на соревнованиях спортобщества «Динамо». Нельзя было призывать спортсменов из команд, принадлежавших оборонной промышленности с их бронью от армии. Но чтобы еще каким-то командам, типа «Мелиоратора» из Кзыл-Орды, давали подобную бронь, я впервые слышу.

— Вот, ты впервые слышишь, я тогда тоже об этом заранее не знал, а в самом «Мелиораторе», на момент когда я туда приехал на просмотр, было несколько десятков футболистов, знавших о подобной брони. Внимание: я футболист уровня основного состава первой лиги, приехал на просмотр во вторую лигу, поскольку у наставника «Мелиоратора» Вадима Нурпеисова бегало несколько десятков желающих играть, попав в эту десятку неприкасаемых для военкомата.

Я рванул в Кзыл-Орду ночным поездом, приехал в местную гостиницу наудачу, спросил у администратора — не живет ли в этой гостинице главный тренер местной футбольной команды, поскольку сам Нурпеисов был из Алма-Аты. Администратор говорит — живет, и я, подгоняемый армейскими повестками, завалился к нему в номер, поскольку увидел, что там горит свет. Вадим Джанович сказал, что слышал о моем существовании, но хочет на меня посмотреть. Я пришел на следующий день на тренировку, и там народу было больше, чем в двух составах «Памира», основе и дубле. Армейская повестка стимулировала к переезду в провинциальную Кзыл-Орду футболистов из Прибалтики, Украины, Краснодара, это те, кого я помню. Плюс игрок из «Ходженда», там играл Эркин Вахидов, он сейчас в Башкирии живет. Собственно, от него-то я и узнал о любопытных «бонусах» в Кзыл-Орде.

— Да, кстати, вы же раньше не пересекались с Кзыл-Ордой, поскольку таджикистанские команды играл и в одной зоне с большинством команд Узбекистана, а казахстанцы в одной зоне с командами из Киргизии. У меня есть свой вариант ответа на то, почему Кзыл-Орда получила такие преференции. Местная команда ранее играла только в чемпионате республики, а тут выходила на уровень чемпионата СССР, поэтому получила такой бонус при формировании. В итоге «ирригатор» из Душанбе Фомичев стал «мелиоратором» из Кзыл-Орды.

— Да, Нурпеисов после первой тренировки сказал, что оставляет меня в команде. Там еще запомнился Вахид Масудов, чеченец по национальности, молодой тогда игрок, у которого потом была большая карьера в «Кайрате». Он очень импонировал мне как игрок, мы с ним хорошо общались, но, увы, затем наши жизненные пути разошлись. Я отыграл сезон у Нурпеисова, а затем под руководством Тимура Сегизбаева, легенды казахстанского футбола.

«Мы могли остаться в команде, если бы нам дали одну машину на двоих»

— Кстати, его отец был председателем Верховного Суда Казахской ССР.

— Этого я не знал, но в свою очередь скажу, что и сам Сегизбаев очень уважаемый в республике человек. Я отыграл под его руководством еще один сезон, и готов был остаться еще, хотя срок моего армейского призыва уже закончился. И вот мы с Василием Юриным из узбекистанского Термеза, подошли к Сегизбаеву с предложением, чтобы он продал нам на двоих одну машину по госцене, мы бы ее перепродали, заработали, и на этих условиях продлили бы свои трудовые соглашения с «Мелиоратором». Сегизбаев не дал нам согласие, сказав, что ему необходимо переговорить с людьми, которые способны решать такие вопросы, но не получилось. В итоге Эркин вернулся в родной Термез, а я в Ленинабад, к известному в СССР тренеру Геннадию Неделькину, аксакалу таджикского футбола, он работал в Ленинабаде в середине шестидесятых (с 1962 по 1968 годы), кстати, со вторым тренером Капровым, про которого я упоминал, как о человеке, призванном работать исключительно вторым тренером. Вот и на тот момент Неделькин вернулся в Ленинабад. Это был сильный тактик.

— Вашими партнерами по «Ходженду» были немецкие братья Вольф, Игорь Ежуров, младший брат Владимира Ежурова, будущего тренера «Рубина» и «Нефтехимика». Но вы сами покинули эту команду в возрасте 32 лет, проведя в предыдущем сезоне 38 матчей. Почему?

— Мои одноклубники начали бучу против главного тренера Бурдина, уговаривая всех подписать петицию. Я остался единственным, кто не подписал, при этом будучи капитаном команды. Потом я работал тренером в детско-юношеской школе, а с развалом СССР меня пригласили возглавить новую команду «Сайхун». Был такой спонсор по имени Алим, ранее игравший в футбол, а на тот момент возглавлявший нефтебазу, и гарантировавший финансирование команды, которая должна была пройти путь от первенства области до чемпионата страны. В помощники я пригласил Игоря Шеногина, которого знал по «Памиру», затем по игре в «Ходженде». Правда, он был любителем злачной жизни, хотя и некрасиво так говорить о покойном, но я думал, что он преодолеет свои слабости, тем более, что он мне это обещал. Пригласил его работать, однако он помощником оказался никаким, практически не участвуя в тренировочном процессе. Ну, ушел он, а мы свои задачи выполнили, выиграли первенство области, играли затем в чемпионате республики. А потом я уехал из Таджикистана, можно сказать, одним из последних.

— Наверное, не самым последним, поскольку я помню, как уже в начале нулевых сидел в кабинете у Виталия Голова, и к нему пришел со своим резюме Владимир Ежуров, который хотел устроиться на работу, рассказывал, кого он воспитал, в частности, Виталия Левченко. Вы, кстати, к кому обращались в поисках работы?

— Я уезжал из Таджикистана одним из последних среди моих бывших партнеров по команде, а с Ежуровым я никогда не играл, только с его младшим братом. Первым делом в Казань переехала теща, она сестра знаменитого артиста театра имени Камала Рината Тазетдинова. По сути, она возвращалась в родные края. Там в семействе было три брата, Ринат, Иршат, Рафинат, один из которых уехал в Таджикистан, как и одна-единственная сестра. Там она вышла замуж за русского, а уже ее дочь, племянница Тазетдинова, стала моей супругой — Людмила Павловна Бесчетнова.

— Теперь я понимаю, откуда у Тазетдинова любовь к футболу. Довелось мне оказаться с ним в одной сауне, поскольку актеры Камаловского очень любили париться в «Комбинате «Здоровье», и вот там Тазетдинов размышлял о футболе, «Рубине» и Бердыеве с таким знанием дела, что я даже подумал: не сделать ли мне интервью с легендарным артистом?

— Вот теща вернулась в Казань, обратилась к брату с просьбой помочь мне, и я пошел по его совету в тогдашний госкомитет по спорту, который тогда располагался в казанском Кремле, а руководил им Ханиф Муртазин.

«Футболист готов был взять стиральный порошок в фонд задолженности по зарплате»

— Что касается Муртазина, то, честно говоря, вы один из немногих людей в татарстанском спорте, который вспоминает Ханифа Мубаракзяновича с благодарностью. А вы сами не опасались переехать в другую республику, уже по достижении 45 лет?

— Все, что мы могли знать о тогдашнем Татарстане в 90-е годы, это группировки. Понятно, что мы опасались этого, что называется, из огня да в полымя, из страны, воюющей на национальной почве, в город, перенасыщенный криминальными группировками. А у меня сыну Леше на тот момент исполнилось порядка десяти лет. Но тогда к нам в гости приехал Ринат, мы разговорились, и он сказал, что потихоньку эта проблема будет решаться и искореняться.

Да еще и быт здесь представлялся затрудненным, поскольку моя теща зачастую помогала своим братьям различным дефицитом, покупками холодильников, ковров, всем тем, что для советского Таджикистана не было никаким дефицитом. Все это было у нас в свободной продаже.

Ну вот мы решились на переезд, Муртазин рекомендовал меня Сергею Озерову, который на тот момент возглавлял спорткомитет Приволжского района Казани, который как раз в то время формировал мини-футбольную команду «Приволжанин». Тогда другой Ренат, только его имя пишется через Е, Ренат Камалетдинов переходил из статуса играющего тренера на тренерскую работу, мы комплектовали команду на местных воспитанниках — Александре Васильченко из Зеленодольска и воспитанниках «Рубина» Дмитрии Благове, моем нынешнем коллеге по тренерскому коллективу «Трудовых резервов» Марселе Тухватуллине, таких же, как он, воспитанниках казанского футбола Алексее Говоркове, Айрате Сабирзянове, Денисе Тазееве, Сергее Ченушкине, много кого можно вспомнить. Из приезжих были также питерцы: Василий Бужор, известный ныне арбитр, Владимир Нахратов, Станислав Ларионов, Алексей Степанов, который работает в «Новой Генерации». Потом Камалетдинов уехал в Тюмень, я продолжал работать с другими главными тренерами, включая последнего — Василия Спицу. До этого мы упали в первую лигу, с ним вернулись, задействовав братьев Усаковских с Украины, других приезжих футболистов, но тут у клуба кончились деньги, чтобы снова сыграть в Суперлиге.

— У вас же спонсором был «Нэфис».

— Да, но я закончу про футбол. В в те годы было талантливое поколение, с которым я занял четвертое место на первенстве России, были перспективы. Уже мой сын Алексей Фомичев начал подтягиваться к тренировкам с основной командой, и мне звонил из Москвы Евгений Ловчев на предмет его перехода в мини-футбольный «Спартак». Но там дошло до того, что зарплату готовы были выплачивать стиральным порошком, и один из футболистов даже заинтересовался этой возможностью, узнав, что ему задолжали столько, что это составит целый вагон со стиральным порошком под реализацию.

Я такими предпринимательскими способностями не обладаю, мое дело футбол, и я тогда решил, что надо продолжать работать в этой сфере, хотя возраст уже приближался к предпенсионному. Зная еще одного Рената, это уже тренера «Трудовых резервов» Рената Гиниятуллина, обратился к нему, дай Бог ему здоровья. Он тоже меня знал, поскольку я возил на один из турниров его лучших воспитанников 1984 года, очень талантливое поколение, и мы сговорились. Кстати, с этими ребятами мы и заняли четвертое место на России. И вот уже скоро двадцать лет, как я тренирую в «Трудовых резервах».