Ветеран «Памира»: «Я мог стать в Душанбе партнером Эдуарда Стрельцова»

Первый свой матч провел против Виктора Колотова

— Анатолий Васильевич, вы родились в Таджикистане, а как там оказались ваши родители?

— Мою маму послали работать в город Чкаловск (кстати, там же родился известный баскетболист Дмитрий Сухарев). Этот город, ныне называется Бустон, находится в 45 минутах лёта от столицы Таджикистана Душанбе. Отец умер в 1957 году, когда мне было пять лет, и мама воспитывала меня в одиночку. Там на горно-химическом комбинате добывали уран. Это с точки зрения государственного значения, с точки зрения бытового — в городе было так называемое «московское обеспечение». Мама моя не работала на самом комбинате, но, как говорится, трудилась в его системе, в торговой базе ОРСа (отдел рабочего снабжения), будучи завскладом. В советские времена город был закрытым, но уже во времена развала СССР в Чкаловск переехал известный ныне российский судья по мини-футболу Рустамджон Рахимов, брат нынешнего наставника «Рубина» Рашида Рахимова.

— Средняя Азия в целом всегда была интернациональной, в том числе за счет того, что туда приехало много репрессированных народов (греков, корейцев, немцев и так далее), плюс остались жить эвакуированные. В Чкаловске была такая же ситуация.

— Нет, Чкаловск был, повторюсь, закрытым городом, но, уже переехав в Душанбе, я столкнулся со всем многообразием народов СССР. Там и Олег Хаби, я точно не знаю, но, кажется, он был еврей, и Изя Гурман (в СССР его звали Исаак, в Израиле — Израиль), из семейства Гурманов, где было четыре брата — Александр, Борис, Михаил, — и все играли в футбол, правда, Михаил большей частью не у нас, а в Казахстане. Плюс немцы Франц Церр, Рудольф Шрайнер.

— Когда пришли в футбол?

— Когда подрос, и мой первый и единственный тренер в детском футболе — это заслуженный тренер Таджикской ССР Владимир Гаврилович Бурдин. Он начинал в грузинских командах, заканчивал в «Памире» из Ленинабада и, закончив там, стал тренером. В следующем выпуске у него был Мустафа Билялов, будущий игрок «Пахтакора», Александр Мальцев, со мной вместе вырос его воспитанник Анатолий Родионов, который поиграл в московском «Спартаке». Нас из Чкаловска пригласили в 1970 году в душанбинский «Памир», в год, когда команда дебютировала в первой лиге чемпионата страны. Это обстоятельство требовало наличия у команды дубля, поэтому ее состав увеличивался за счет молодых, но мне выпало дебютировать в том же 1970 году, поскольку в матче, не где-нибудь, а в Казани, на 20-й минуте травмировался основной игрок Юрий Пекшев, и я вышел на его замену, играя по позиции против Виктора Колотова. И мне врезалась в память простота игры Колотова, отдал, открылся, убежал, забил. Без особых изысков, зато максимально эффективно. И эта эффективность, на мой взгляд, и позволила ему быстро реализоваться в своей карьере, уже из первой лиги попав в сборную страны, затем уже в киевское «Динамо». В том матче Колотов забил единственный гол, оказавшийся победным. Он-то нам и забил в Казани, с углового. После игры с нами в автобусе в аэропорт поехал Андрей Биба, один из тренеров киевского «Динамо». Мы его спросили, за кем он приезжал. Биба не стал скрывать: «За Колотовым».

«Москва воспротивилась тому, чтобы Стрельцов ездил по провинции»

— Вам 18 лет, вы один из самых молодых в составе, где заслуженные ветераны Леонид Кириленко, Владимир Макаров, Шариф Назаров, Геннадий Черевченко... Поддушивали?

— В меру, когда разбор матчей был, что не туда отдал, не так открылся, да и на кроссах, когда в меру молодости и энтузиазма хотел убежать вперед, а мне ветераны объясняли, что «не надо отрываться от коллектива».

— Вы отыграли сезон, дебютный для «Памира» в первой лиге, и запомнился он любопытными итогами. Должны были вылетать «Строитель», Ашхабад (последнее, 22-е место), «Алга», Фрунзе (20-е место), ваш «Памир» (18-е место), «Даугава» из Риги (17-е место), а вместо вас вылетели «Локомотив» из Тбилиси (15-е место) и «Кубань» из Краснодара (16-е место). Также среди неудачников были СКА, Киев (19-е место), и СКА, Хабаровск (21-е место), чтобы команды из союзных республик могли подольше поиграть в первой лиге. А РСФСР (Краснодар, Хабаровск), Грузия (Тбилиси), Украина (Киев) вылетели, поскольку футбол в этих республиках и так был хорошо развит. Это правило «иммунитета» действовало только один год, на следующий сезон Вильнюс и Рига, которые оказались в числе неудачников, кстати, с нашим, казанским «Рубином», вылетели во вторую лигу. Чтобы избежать этого в итоге в 1971 году ваш «Памир» претерпел серьезные изменения.

— Да, у нас появились москвич Виктор Белобров, ныне покойный, очень сильный футболист, поигравший в «Динамо» и ЦСКА, Михаил Христич, который как раз сейчас и работает в ЦСКА, в селекционном отделе клуба, из московского «Торпедо» вернулся Владимир Гулямхайдаров, на мой взгляд, сильнейший воспитанник таджикского футбола всех времен, очень техничный игрок, человечный, мягкий в общении, и вместе с ним приехал его друг Эдуард Стрельцов.

— Да ладно?

— Клянусь! Надо сказать, что и сам отъезд Гулямхайдарова якобы произошел по просьбе Стрельцова, после которой Валентин Козьмич Иванов пригласил Гулямхайдарова в команду автозаводцев. А когда Стрельцов заканчивал с футболом, Гулямхайдаров сделал алаверды, и Эдуард приехал к нам на сборы, правда, без участия в официальных играх. Он у нас немного потренировался, мне запомнился внешне как очень мощный, фактурный человек, ноги такие здоровые, мы жили в одной гостинице. Но Москва воспротивилась тому, чтобы он продолжил карьеру, и Стрельцова даже в двусторонках не могли использовать, он вернулся в «Торпедо», закончив карьеру. Правда, это принесло финансовую выгоду, поскольку болельщики, прознав про Стрельцова, начали скупать годовые абонементы на футбол.

«Ворота нашей футбольной команды защищал вице-чемпион СССР по хоккею с шайбой»

— Стрельцов за «Памир» не сыграл, зато сыграл серебряный призер чемпионата СССР по хоккею с шайбой Владислав Бубенец.

— Да, в паре с нашим молодым воспитанником Владимиром Тростенюком, ворота защищал много поигравший Бубенец, сам он из Новосибирска, а к нам перешел из алма-атинского «Кайрата». И вот в родном Новосибирске и московском «Динамо» он успел поиграть еще и в хоккей с шайбой, правда, к моменту перехода к нам он уже хоккей забросил, поскольку ни в Алма-Ате, ни тем более у нас,шайбы не было. Высокий, опытный голкипер, рядом с которым рос воспитанник местного футбола Тростенюк. Из игроков того состава мне запомнился Геннадий Черевченко, с которым я более остальных взаимодействовал на поле. Это случилось, когда «Памир» возглавил уже Ахмед Алескеров, он посадил на скамейку запасных Леонида Кириленко, и на его позицию опорного полузащитника вышел я, а Черевченко был у нас на позиции переднего полузащитника, что называется, под нападающими. И в этой расстановке мы дважды подряд выиграли в гостевых поединках в Иваново и Ярославле. Мощные на то время команды, в Ярославле, как обычно, много было москвичей, тот же Валерий Рейнгольд из «Спартака».

— Поначалу каждый сезон в «Памире» менялся тренер. В 1970 году Иван Ларин, затем Яков Капров, затем Ахмед Алескеров, затем Иштван Секеч. Меня терзают смутные сомнения, что часть из них была «государственными тренерами».

— Что это означает?

— Любопытную практику советского спорта, в частности футбола, когда тренер был на зарплате федерации СССР либо республиканской федерации, и его командировали в ту или иную команду в результате форс-мажора (смерть, болезнь, личные обстоятельства). И государственный тренер был в качестве командировочного, прекращая работу независимо от итогов сезона. Например, Николай Глебов ушел из «Арарата» после того, как впервые в истории команды занял второе место в высшей лиге чемпионата СССР.

— Ничего не могу про это сказать, хотя про Глебова я слышал, про тот сезон «Арарата» помню. Что касается Ивана Васильевича Ларина, то он сделал много хорошего, он пригласил в команду, доверил место в основном составе (12 матчей в дебютном сезоне), да и лично симпатизировал. Он ушел от нас в свердловский «Уралмаш», и его место занял помощник Яков Ильич Капров. Капров, я считаю, был по сути своей вторым тренером. Вот бывает такая должность «второй», со всеми вытекающими, который должен знать подноготную команды, выстраивая более близкие отношения с командой, зачастую принюхиваясь, чтобы понять: не нарушали ли игроки режим? Вот Капров всю жизнь проработал вторым, а став первым, все равно не оставил этих повадок, и иногда при общении принюхивался, в прямом смысле. А в тех краях даже представители других национальностей с детства воспитываются так, что пьяница — это низкий человек, не заслуживающий уважения. У нас эти темы с нарушением режима если и случались, то были связаны с приезжими игроками.

«Макаров ушел в «Черноморец», а потом погиб, играя за «Пахтакор»

— У вас количество матчей при Капрове сократилось до трех. Не подумайте, что разжигаю, подчас труд журналиста сродни работе сапера, когда одним вопросом можно и подорваться, а можно и набрести на сенсацию, как со Стрельцовым в «Памире». Но я все же поинтересуюсь: не было в многонациональном «Памире» каких-либо националистических группировок?

— Нет, при мне никогда не было. И в этом плане мне помогло, что с детства частично знал таджикский язык, понимал отдельные слова, мог догадаться по смыслу, о чем идет речь, и он близок с татарским, во всяком случае перевод слова Душанбе, как называется столица Таджикистана, и на татарском, и на таджикском значится как понедельник. Правда, в самом «Памире» на таджикском уже не общались.

Затем с нами поработал Ахмед Алескеров, о чем мы уже говорили, и ушел в одесский «Черноморец», куда пригласил наших: Александра Погорелова, он в результате осел на Украине, поиграл за «Днепр», в никопольском «Колосе» у тренерской бригады Емец-Жиздик, и Владимира Макарова, который из «Черноморца» транзитом через «Памир» перешел в ташкентский «Пахтакор» и погиб вместе с командой в авиакатастрофе 1979 года.

После него в 1973-м с нами поработал Иштван Секеч, венгр по национальности, и он работал долго, лет пять, я при нем покинул «Памир» и уже больше в него не возвращался. В отличие от предыдущих наставников Иштван Йожефович был футболистом, поигравшим на очень хорошем уровне, у него рассказ-показ был поставлен так, что мог продемонстрировать то, что он требует, был в хорошей спортивной форме, причем такую же хорошую форму требовал и от подчиненных. В смысле, был большим аккуратистом, очень не любил неряшливых, тех, кто выходил на тренировку в несвежих футболках.

— Ахмед Алескеров работал в «Памире» в 1972 году, время, когда активно разворачивается тема отъезда евреев на историческую родину. В футболе она затронула несколько человек, в частности воспитанники киевского «Динамо» Леон Гросс и Борис Норман уехали в Израиль, стали игроками местного чемпионата. А из Таджикистана никто не уехал.

— Что-то не припоминаю ни уехавших, ни названных вами футболистов.

— А они уезжали через Черновцы, местную команду «Буковина». Но и у вас были футболисты с характерными фамилиями и очень недлинной футбольной биографией, например Яков Леткеман.

— Так он же немец, мой земляк из Чкаловска. Нет, он не уехал, наоборот. Он, кстати, появился в команде во время, когда немцев стало много по многим командам Таджикистана. В частности, у нас дебютировал уроженец поселка Табошар Эдгар Гесс (его дед был в армии Вермахта, а отец отправлен в ссылку, как представитель немецкой народности), который затем прославился тем, что его пригласили в московский «Спартак». Затем уже в Ленинабаде я играл с Рейнгольдом Вольфом. Если у спартаковца была фамилия Рейнгольд, а звали Валерий, то тут фамилия Вольф, а звали Рейнгольд. Уже позже у него играл брат Андрей Вольф. Вот они уже хотели создать в команде некую «группировку», и с ними тяжело было находить общий язык. А я там был капитаном команды, и у нас происходило недопонимание.

«Ирригатор» из «Памира»

— Сын Андрея Вольфа Андреас Вольф затем играл в Бундеслиге, и был разговор, что его хотят пригласить в сборную России как уроженца советского Ленинабада.

— Вот немцы зачастую держались обособленно ото всех, это в продолжение темы каких-либо группировок внутри команды. Группировки они не создавали, но, может быть, в силу какой-то национальной особенности они ни с кем особо близкого общения не допускали.

— Среди перечисленных вами игроков мы вспомнили Белялова и Макарова (оба «Пахтакор»), Гесса («Спартак»), Погорелова («Черноморец»), которые покинули родной Таджикистан, хотя в Средней Азии всеми силами старались оставить на родине местных воспитанников, предоставляя серьезные бытовые преимущества, серьезно приплачивая к зарплатам и премиальным.

— У нас такого особо не ощущалось. Начать с того, что мы принадлежали к спортивному обществу «Урожай», а это ДСО, представлявшее колхозы и совхозы советских времен. В годы моих выступлений только при Ахмеде Алескерове было принято постановление, что за итоговое шестое место в чемпионате страны мы получаем премиальные в виде дополнительного оклада. А месячный оклад составлял 180 рублей, причем это была сумма для лидеров команды, у остальных поменьше. Премиальные платили в сумме — 40 рублей за ничью, 80 за победу, независимо от того, где побеждали — дома или в гостях. Хозяевами команды тогда было Министерство водного хозяйства, которое прикрепило футболистов к предприятию «ТаджикИрСовхозСтрой». «Ир» в этой аббревиатуре обозначало ирригацию, мелиорацию, орошение полей, другими словами. В результате, когда я выходил на пенсию здесь в Казани, в Пенсионном фонде не могли понять первые записи в моей трудовой книжке «предприятие «ТаджикИрСовхозСтрой». «Команда мастеров». Должность — футболист».

В СССР должность спортсмена, футболиста, хоккеиста появилась только в конце 80-х, когда в трудовые книжки их начали записывать как спортинструкторов. Помню, олимпийский состав на зимние Игры 1980 года в Лэйк-Плэсиде, когда сборная СССР состояла из военнослужащих ЦСКА, сотрудников «Динамо», студентов и было две «швеи», это рижские саночницы Вера Зозуля (олимпийская чемпионка) и Инга Амантова (бронзовый призер). У вас же отдел кадров не стал «заморачиваться» с придуманными должностями, просто написав «футболист»-ирригатор.

(Окончание следует)