Тесный союз Крыма с Польшей и Литвой в XVI веке

6.5. Отношения между Крымом, Польшей и Литвой в XVI веке

А.А. Шейхумеров

Тесный союз Крыма с Польшей и Литвой имел большое значение в ранней истории ханства, в его становлении как мощной региональной державы. Однако уже с 1474 г., после заключения московско-крымского союза, складывается ось Москва — Кырк-Йер, противостоящая союзу Польши, Великого княжества Литовского (далее — ВКЛ) и Орды. После разгрома Орды крымским ханом Менгли Гераем I в 1502 г. наступает период постепенного охлаждения московско-крымских связей и медленного сближению Ягеллонов (династии, правившей в Польше и Литве до 1572 г.) с Крымом.

Перечислим факторы, по нашему мнению, влиявшие на крымско-польско-литовские отношения. Фактор первый: усиление Польши. Стоит отметить, что до 1569 г. обе ягеллонские монархии — ВКЛ и Польша — являлись отдельными государствами, хотя и связанными личной унией. От обеих держав в сопредельные страны отправлялись отдельные послы. В начале XVI в. именно Литва имела общую границу с Крымом, намного чаще подвергалась татарским набегам и поддерживала оживленные контакты с ханством. Ввиду этого в польско-литовской унии «обязанности великокняжеской посольской службы заключались в обеспечении интересов обоих государств в отношениях с татарскими ордами». В то же время ограниченные контакты с Крымом поддерживала и Польша. Таким образом, в начале XVI в. отношения Гераев и Ягеллонов носили характер преимущественно крымско-литовских.

Фактор второй: тень имперского прошлого. Определенную специфику крымско-ягеллонским отношениям придавал статус Гераев как Чингизидов и правопреемников Орды. Этот же статус означал, что «степные ханы продолжали стоять на иерархической лестнице выше и московских, да и литовских великих князей». С точки зрения и юрта, и его северных политических партнеров, крымский хан имел юридическое право распоряжаться судьбой восточнославянских («руських») земель, входивших некогда в состав Золотой Орды. Ввиду существования традиции подтверждения ярлыков последующими ханами крымские властители раз за разом выдавали ярлыки Ягеллонам, санкционируя право последних управлять всеми землями от Подолья до Новгорода. Эти правила игры принимались литовской стороной, добивавшейся от Крыма получения устраивавших ее документов, согласно которым именно Вильно, а не Москва, получало право контролировать не только украинские земли, но и территории, бывшие владениями великих князей московских. Таким образом, формально ханы были сюзеренами великих князей литовских и польских королей как монархов руських земель. В качестве аналогии мы можем привести параллели со средневековой Европой, когда английский король, будучи статусно равен королю французскому, был его вассалом в качестве правителя ряда французских областей.

Воспринимая Украину как свою вотчину (ввиду ее былого вхождения в состав Золотой Орды), Гераи иногда выдвигали и более широкие претензии на южные владения ВКЛ. Так, «Менгли Герай требовал «выхода» из Киевщины, назначения даругачи и права кочевать по этому региону. Александр Казимирович был согласен платить дань с Путивля, но только если крымцы помогут ему отвоевать у русских эту землю. Он соглашался на дань с Волыни, Киевщины и Подолья в размере три деньги с человека, обещал дополнительные дани».

По мнению Б. Черкаса, стремление крымских ханов установить свою власть над Украиной как бывшей частью Орды воплощалось в конкретных наступательных действиях. Они продолжались вплоть до 1532 г., когда «попытка Саадет Герая I воплотить в жизнь старую мечту крымских правителей касательно захвата Киева, Черкасс и центральных украинских земель в целом в результате яростной борьбы местного населения окончилась поражением». В русле этой же политики стоит рассматривать желание Менгли Герая I отколоть от Литвы Киевщину, превратив ее в зависимое от Крыма государство во главе с князем М.Л. Глинским: в 1508 г. к мятежному князю с соответствующим предложением от хана приезжал специальный посол.

Экспансивность юрта выражалась столь ярко, что в 1526 г. литовские паны вполне серьезно предупреждали короля, что существует угроза захвата Киева турецкими и татарскими войсками. Продвижению ханства служила и строительная деятельность Менгли Герая I, который на формально литовских землях в Причерноморье построил сеть укрепленных городов, что вызывало протесты литовских властей.

Вильно и Краков также выплачивали Крымскому ханству ежегодную дань, называемую в польско-литовских источниках «упоминками», а в крымских — «хараджем». Эта дань ложилась тяжелым бременем на литовскую казну. Лишь в 1506—1507 гг. «ордынские расходы составляли гораздо более половины общегосударственного бюджета страны». Впрочем, отношение к дани было разным:

«Великое княжество Литовское и Крымское ханство в процессе выплаты упоминок старались решить две проблемы — материальную и статусную: 1) Литва всячески пыталась снизить сумму выплат, а Крым — наоборот — повысить; 2) Литва старалась придать этим выплатам исключительно дарственный (добровольный) характер «за службу», а Крым трактовал их как постоянную дань».

Фактор третий: московская угроза. На позицию королевского и великокняжеского правительств в отношении Крыма (и Казани) оказывала влияние экспансия Москвы. Чрезвычайно тяжелые территориальные потери ВКЛ в борьбе с Московской Русью (в войне 1500—1503 гг. была утрачена треть страны) вынуждали Вильно добиваться союза с Крымским ханством даже на фоне регулярных и опустошительных набегов крымских татар на литовские и польские земли. Взаимная борьба ВКЛ и Великого княжества Московского была выгодна Крыму, так как вынуждала обоих конкурентов в борьбе за наследие Древней Руси идти ему на уступки.

Насколько для крымского истеблишмента было важным московское направление, говорит то, что в крымских исторических сочинениях довольно подробно описываются перипетии противостояния с Москвой за контроль над западной частью Дешт-и-Кипчака в XVI в. Смены промосковских ханов на прокрымских на престолах Казани и Астрахани и наоборот удостаивались детального обзора, в то время как грандиозные крымские набеги на польско-литовские земли в XVI в. не привлекали внимания крымских летописцев. Это тем более примечательно, что эти же набеги занимали виднейшее место в отображении военно-политической жизни Польши-Литвы на страницах польских и литовских хроник. Общей тенденцией крымско-польско-литовских отношений XVI в. были многократные попытки создания единого антимосковского союза, впрочем, не приносившие долговременного эффекта из-за сохранения взаимных претензий у договаривающихся сторон.

Фактор четвертый: набеги. Масштабные набеги крымских татар на польско-литовские земли в XVI в. и начавшиеся в 1510-е гг. набеги польско-литовских пограничных старост, магнатов и казаков на черноморское побережье способствовали ухудшению отношений между Польшей и Литвой с одной стороны, и Крымом и Турцией — с другой. Иногда набеги проводились без санкции ханской или королевской власти, представляя собой самочинные мероприятия удалых полевых командиров (в некоторых случаях самовольность была лишь мнимой). Харизматические лидеры по обе стороны границы собирали вокруг себя воинов, желавших примкнуть к прославленным военачальникам. Своей борьбой с татарами известны литовские военачальники Предслав Лянцкоронский, Евстафий Дашкевич, Бернард Претвич, Михаил и Дмитрий Вишневецкие. С татарской стороны можно назвать таких руководителей набегов, как сын хана Менгли Герая I Фетх Герай, Алп Герай и хан Гази Герай II, вписавших свои имена в военную историю Крымского ханства. Ярким свидетельством многовекторного характера крымско-польско-литовских отношений являются совместные с татарами походы некоторых известных литовских борцов с Крымом против Москвы. Так, Евстафий Дашкевич вместе с татарами ходил на русские земли в 1521 г., а Михаил Вишневецкий — в 1580 г.

Эпоха великих татарских набегов (конец XV — начало XVI вв.) привела к серьезному ослаблению демографического и экономического потенциала ВКЛ. В отдельных случаях крымцы даже достигали окрестностей Вильно и переходили Припять вплоть до 1530 г. Площадь земель, охватываемых набегами, составляла почти всю территории ВКЛ, исключая разве что Жмудь, большую часть литовских и северобелорусских земель.

Фактор пятый: человеческое измерение. Результатом постоянных контактов поляков, литовцев и крымских татар были не только беспрерывные сражения и войны, но и налаживание межличностных связей между представителями элит. Показательно, что польско-татарские переговоры под Цецорой в 1595 г. сопровождались братанием и обменом подарками. В 1529 г. в Очакове калга-султан Ислям Герай заключил побратимство с командиром польско-литовского отряда Е. Язловецким и даже применил оружие против своих подчиненных, атаковавших людей Язловецкого. В 1532 г. во время переговоров под Черкассами лидер осажденных Е. Дашкевич и крымский хан Саадет Герай I побратались и вместе пировали. Подобные отношения были характерны для польско-литовско-татарских связей, но не для московско-татарских. Вероятно, это объясняется куда большей удаленностью друг от друга населенных территорий Крымского юрта и Московского государства. Близость географическая, вероятно, способствовала более тесным и постоянным связям представителей разных народов.

Ярким примером польско-литовской политики в отношении татар было расселение пленных крымцев в пределах великокняжеских территорий, в том числе на только что разоренных набегами землях. Ширинский мурза Мелик, попавший в плен под Клецком в 1506 г., получил от короля столь обширные и богатые владения, что уже не хотел возвращаться в Крым и потребовался личный приказ хана Мехмеда Герая I, чтобы вернуть мурзу на полуостров. Князь Константин Острожский расселял пленных татар в своих владениях, в том числе в Остроге, где для них была построена мечеть.

Как поляки в татарском плену, так и татары в польско-литовском в отдельных случаях могли (и делали) впечатляющую карьеру. Одним из наиболее впечатляющих примеров польско-татарских связей является жизнь Яна Билецкого. Около 1570 г. он был схвачен татарами и уведен в плен во время очередного набега. Будучи обращен в ислам и приняв имя Ибрагим, бывший невольник стал крымским дипломатом и в 1578, 1581—1582 и 1584 гг. приезжал в Польшу как ханский посол. Однако в 1584 г. Билецкий решил остаться в Польше. Жизнь его не задалась — бывший ханский подданный отказывался отречься от ислама, что, возможно, и вызвало конфликт между ним и некоторыми польскими магнатами. Билецкий бежал в Крымское ханство (предположительно, в 1588 г.) и участвовал в набегах крымских татар на польские земли. Особенную известность получили его действия во время похода хана Гази Герая II в 1589 г., когда Билецкий после боя между татарами и поляками под Баворовым обнаружил среди пленных поляков своего друга Корицынского и отпустил его на волю. Билецкий и его участие в татарских набегах даже стали основой для формирования народной легенды на Подолье. Современником Билецкого был некий Ян Антонович, еще один крымский дипломат польского происхождения, приезжавший в Краков в 1583 г. в составе ханского посольства.

У литовских авторов рассматриваемого периода татары ассоциировались с воинской доблестью. Известнейший хронист ВКЛ XVI в. Мачей Стрыйковский называл татар «гордыми наездниками», а литовский посол в Крыму Михалон Литвин в своем знаменитом полемическом произведении ставил татар в пример литовцам как носителей воинского духа и патриархальных нравов. Анонимный автор панегирика князю Михаилу Вишневецкому также отдавал должное татарам, написав про своего героя: «ни страшны ему ни москвитянин, ни турок в тюрбане, ни храбрый татарин». Вместе с тем в польской публицистике указанного времени отношение к татарам было скорее пренебрежительным. Любопытно отметить, что в польско-литовской литературе XVI в. для подчеркивания негативного образа татар использовалось слово «гиравец», то есть чубатый: до определенного времени чубатость еще ассоциировалась не с запорожцами (становление Сечи было еще впереди) или со шляхтой, а с южными соседями Польши и Литвы.

Продолжение следует...