Баит: что роднит Великую китайскую стену, Сююмбике и кавалерист-девицу

Лирика или музыка?

Во многих источниках баиты упоминаются в тесной связке с мунаджатами, из чего может возникнуть впечатление, что это две части одного явления. Однако это два принципиально разных жанра устного народного творчества татар Среднего Поволжья. О мунаджатах мы еще поговорим, а сегодняшняя наша беседа посвящена баиту. Баиты, как их определяет видный исследователь татарской литературы, академик Фатых Урманче, — эпические, лиро-эпические и лирические стихотворные произведения. Тематика их может быть разной: тут и героический эпос, и исторические зарисовки, и мифологические сюжеты, и многочисленные бытовые ситуации, как правило, трагического содержания. Смерть в национальной культурной традиции — один из самых популярных поводов к сочинению баита.

Само по себе слово «баит» («бэет») происходит из арабского языка. Там единицей стиха считался бейт, состоящий из двух строчек. Двухстрочное сложение строфы характерно для множества баитов, особенно старинных. В XX и даже XXI веке (да-да, новые баиты изредка еще появляются) это правило часто нарушалось, но суть и глубинный смысл произведения не менялся.

Этот жанр поэтического творчества татарского народа — предмет изучения не только лингвистов, но и этномузыкологов. Дело в том, что, как греческие аэды со своими лироэпическими произведениями, татарские мастера баитов испокон веку исполняли их нараспев, пропевая слова на определенную мелодию (так и запомнить было легче, и передать другим будущим исполнителям). Мелодия, кстати, могла быть одна и та же для разных стихотворных произведений — главное, чтобы слова на нее хорошо ложились. Самый известный пример такой мелодии — всем известная песня на стихи Габдуллы Тукая «Туган тел». Ее музыка — не что иное как баит «Дедушка Селим», популярный в начале XX века.

Баиты можно послушать и сегодня — например, они есть в репертуаре молодой татарской певицы Саиды Мухаметзяновой.

«Татарский Гомер»

Изучение народных баитов поволжских татар этнографы начали сравнительно поздно — в XIX веке. И тогда, и теперь для этого есть только один способ — ездить по деревням и слушать тех, кто еще помнит, еще умеет их петь. Дело в том, что в течение XX века очень многие старинные образцы этого пласта народного творчества были утрачены: какие-то из них носили религиозный характер, а потому нещадно вытирались из коллективной памяти, а какие-то теряли бытовое значение и переставали повторяться молодым поколением. Поэтому-то баит сегодня выглядит как вымирающий жанр — ну кому, скажите, в голову придет собираться в деревенской избе и слушать распевные трагические истории, исполняемые односельчанином?

Интересно, что порядка полусотни старинных мишарских баитов сохранил в своей памяти и передал исследователям уроженец Мордовии (но все же татарин). Абдуллу Кротова исследователи называли «Татарским Гомером из Большой Поляны». Слепой от рождения, он имел тончайший музыкальный слух и феноменальную память. На протяжении всей своей жизни он собирал и исполнял произведения мишарского фольклора, ездил по татарским селам Мордовии, был желанным гостем в Казани — например, известно, что слепого сказителя приглашал в гости петь баиты Абдурахман Абсалямов. А еще один татарский писатель, Эдуард Касимов, даже написал об Абдулле Кротове повесть «Солнце всходит каждый день» — ее опубликовали в 1963 году. «Татарский Гомер» родился в 1919 году, а умер в 2004.

Абдулла Кротов исполнял баиты, посвященные историческим и трагическим темам. Например, через него до исследователей дошло эпическое произведение «Абдельман купич», в котором рассказывается об удалом татарском купце Абдельмане, которого за печатание денег арестовали и сослали в Сибирь.

Хороший баит — грустный баит!

Как мы уже упомянули, львиная доля баитов — печальные истории. Отдельное направление этого жанра народной поэзии — бытовые сцены. Ярко описывались в баитах сцены гибели молодых, полных сил людей. Например, один из них, сложенный в XIX веке, рассказывает об утонувшей девушке Гайше — в субботу она затопила баню и пошла стирать белье на речку. Домой девушка не вернулась, зато кто-то из ее родных, потрясенный утратой, сложил песнь-плач, в которой подробно описываются бытовые подробности события и даже элементы одежды бедной Гайши. Плач распространился по соседним деревням, а потом и дальше — история оказалась уж очень щемящей, а на трагические рассказы был падок не только сегодняшний зритель, но и человек любой эпохи. Или, к примеру, «Баит о Зинатулле, который чистил колодцы», герой которого погибает, упав в колодец из-за оборвавшейся веревки.

Кстати, особенность жанра — для составления баитов не обязательно привлекались специально обученные книжники и поэты. Их (особенно бытовые баиты) самостоятельно складывали люди, потерявшие близких или услышавшие трагическую историю, или расстроенные какими-то иными событиями. Потому-то в баитах так много эмоциональности и деталей народного творчества, но не всегда достаточно литературного изящества. Впрочем, лиро-эпический народный жанр — это вам не ода Гавриила Романовича Державина (о котором мы тоже когда-нибудь поговорим как об уроженце татарских земель), от него нужна душа. А души в баитах более чем хватает.

И даже в советское время складывались трагические баиты, которые трогали сердце публики (правда, этим занимались уже более или менее профессиональные поэты). Например, баит о шофере Анасе, который разбился, направив машину в кювет, чтобы не задавить выскочивших на дорогу детей. Или о ревизоре Габдулле, которого убили бандиты, когда тот исполнял служебные обязанности.

Отдельная группа баитов — о тяжелой женской доле. Целый огромный букет их расцвел в XIX веке. Тут — и сказания о девушках, выданных замуж против воли, и истории о том, как отцы проигрывали в карты дочерей, и песни несчастных, замордованных свекровями невесток, и разнообразные свидетельства доведения до самоубийства. Словом, татарские баиты XIX века, с одной стороны, с успехом заменяли остросюжетную женскую литературу, а с другой — были свидетельством нарастающего социального конфликта и проблемы бесправности женщины в патриархальном обществе.

Широко известен баит «Семь девушек» — он рассказывает о том, как девушки переоделись в мужскую одежду и отправились учиться в медресе. Но их тайну раскрыли, из медресе девушек выгнали, а в некоторых версиях, по законам остросюжетного жанра, жестоко с ними расправились. С переодеванием связан и «Баит девушки-солдата», героиня которого, Шамсикамар, переоделась в мужчину и отправилась вместо своего младшего брата в армию. Там она, разумеется, попала на фронт, немедленно возглавила свое воинское подразделение и добилась немалых военных успехов. Как вы понимаете, история «кавалерист-девицы татарского разлива» хорошо закончиться не могла — это же баит. Шамсикамар трагически погибла.

Куда уходят корни баитов

По мнению Фатыха Урманче, самые ранние образцы жанра — многочисленные варианты «Баита голода Булгар» и баит «История Казани» рассказывают о событиях XIII— XIV веков, когда монгольский хан Тимур разрушил Булгар, страна была опустошена и разграблена, а на севере региона создается Казанское ханство. При этом ученый указывает на то, что, в свою очередь, эти произведения опираются на более ранние эпические традиции, относящиеся к общетюркскому наследию.

Например, «Баит Ханэке-султан» изобилует персонажами тюркского эпоса: собственно, сама Ханэкэ-султан фигурирует в киргизском эпосе «Манас», в казахском «Шора батыре» и в общетюркском дастане «Идегей». А еще в этом баите можно встретить Чура-батыра, образ которого известен и казахам, и башкирам, и крымским татарам.

О древних традициях, из которых вырастают баиты, говорит и традиция повествования от первого лица. Подавляющее их большинство сложено от лица главного героя (в том числе и от погибшего). Аналогичный прием встречается и в памятниках древнетюркской письменности, и в древневосточных письменных источниках.

Баит «Сак-Сок» и при чем тут китайцы

Но, пожалуй, самый ранний баит, уходящий в тьму веков и даже, пожалуй, тысячелетий — «Сак-Сок». Существует больше сотни его вариаций, рассказывающих о том, как двое мальчиков-близнецов во время отлучки отца ослушались мать и та их прокляла. Сыновья немедленно превратились в птиц — Сак и Сок, ночную и дневную. Мальчики никак не могут встретиться друг с другом, а вскормившая их мать не может обратить вспять свое проклятье — ведь по древнему тюркскому поверью проклятье, «замешанное» на грудном молоке, необратимо.

Скульптор Рафаэль Сайфуллин рассказывает нашему изданию о том, что ему в детстве пели, пожалуй, самую древнюю версию этого баита, в которой раскрывается причина, по которой мать прокляла детей:

— Их отец стоял и стрелял в большую стену, чтобы освободить солнце. Его серебряные стрелы закончились, и он попросил жену, чтобы она прислала через детей новые. И когда эти два мальчика несли серебряные стрелы, они по дороге подрались. Мать их прокляла, и они превратились в птиц. И теперь они где-то там в темном лесу, в деревьях, мама ищет их на берегу реки и плачет, а отца сожгло солнце, и он стал грачом. Миляуша Хабутдинова, профессор Казанского университета, утверждает, что эта легенда связана еще с Великой Китайской стеной — она и есть тот самый прототип стены, в которую стрелял отец мальчиков и освобождал солнце. Есть еще множество версий этого баита, но он в течение тысяч лет модифицировался и превращался в другие сказки. А у нас в деревне (Мастяк Ульяновской области, — прим. ред.) сохранилась самая старая версия, близкая к первоначальной. Миляуша Хабутдинова говорит, что у нее есть 25 вариантов, и самый древний — про серебряные стрелы, его рассказывают только в Мастяке. Она меня и спросила: а откуда ты знаешь про серебряные стрелы? А вот нигде я его не прочитал — с детства слышал, как напевали в семье. Около двух с половиной тысяч лет этому произведению, вы представляете? Найдите-ка мне что-нибудь, что в Татарстане старше. Кремль — младенец по сравнению с этой легендой! Это то же самое, что «Слово о полку Игореве» для русских или «Калевала» для финнов.

Рафаэль Сайфуллин несколько лет вынашивает идею создать скульптурную композицию «Сак-Сок», памятник этому баиту. Ведь если верить рассказанной им версией, то это, пожалуй, чуть ли не древнейшее произведение всей татарской и булгарской культуры вместе взятых. Но сначала его планам помешал ковид, а теперь и вовсе непонятно, будет ли идея скульптора воплощена в Казани. Но эскизы есть, есть уже и созданные прототипы — казанцы имели возможность их увидеть на нескольких выставках в Национальном художественном музее.

Как изучают историю по баитам

Ряд исследователей называют баиты летописью народной жизни. Оно и немудрено: многие из них содержат последовательное изложение тех или иных событий. А чтобы летопись эта была достоверной, традиция жанра требует указания места и времени, участников описываемого события. В композиции баита эта функция возлагается на бэет башы, то есть на зачин. Указание времени начала какого-нибудь события имело место уже в самых древних памятниках словесности — вплоть до года, дня и времени суток. Потому-то историки и вчитываются в каждую известную версию баитов, составленных по историческим событиям.

Есть баиты о судьбе царицы Сююмбике, о событиях пугачевского бунта (особенно богат этими описаниями башкирский куст жанра), о русско-турецкой и русско-японской войнах (здесь рассказывается о войне с точки зрения простого солдата, которого на нее отправили и который, как правило, на ней гибнет), о победе над Наполеоном (и это, пожалуй, один из немногих торжественных и радостных, а не трагических баитов).

До историков и литературоведов дошло совсем немного баитов XVII—XVIII веков, но они были, и это несомненно. Скорее всего, в то время просто некому было их записывать и сохранять, и в условиях угнетения национального самосознания татар они терялись в глубине столетий. Те дошедшие до нас образцы жанра, которые датируются XVIII веком, в основном говорят о тяжелых условиях существования народа. Они могут быть разделены на баиты лашман (так назывались татары, приписанные к корабельным лесам и за мизерную плату заготавливавших лес для петровского флота), баиты солдат, баиты о борьбе за землю и волю.

В XIX — начале XX века жанр баита расцвел: его подняла «на щит» татарская интеллигенция, а кроме того, в этот период происходило множество трагических событий (и уже начали работать этнографы). А где трагизм — там и баит, как мы помним. Помимо военных баитов, повествующих о печальной судьбе солдат, народ складывал повествования о печальном положении крестьян и рабочих — это была яркая форма социальной поэзии.

Рассказывалось в баитах и о восстаниях в татарских деревнях против непосильного гнета царизма — в них, как правило, казанский губернатор со взводом солдат прибывает в разные деревни и наказывает жителей за неповиновение, попутно лишая их всего поголовья домашней скотины и птицы.

Впрочем, продолжалась в XIX веке и романтическая, и бытовая линия баитов. Вспомним популярную и по сей день песню «Тафтиляу». Габдулла Тукай, на стихи которого она сейчас поется, пересказывал, что когда-то это был баит, сложенный дочерью уфимского генерала Тевкелева. Девушка писала в нем о любви к французу-гувернеру, а интонировала свое стихотворение на мотив… армянской народной песни «Ласточка», услышанной ею от отцовского компаньона, армянина по национальности. В итоге напевная мелодия дошла до наших дней, а вот текст не сохранился — нам остается только верить Тукаю.

От революции до наших дней

Расцветший жанр баита в XX веке продолжал развиваться и модифицироваться. Не забываем основную идею этого типа произведений: чем трагичнее, тем лучше. А прошлое столетие принесло огромное количество бед. Поэтому татарский народ складывал баиты о борьбе красноармейцев с белогвардейцами. О жертвах с обеих сторон. Разумеется, после революции возвеличивать жертв большевиков было опасно для жизни, поэтому и складывались истории о безвинно загубленных жизнях комсомолок.

Впрочем, описывались в баитах и события, связанные с навязыванием колхозного строя крестьянству, с индустриализацией страны: «Мирсәет бәете» — «Баит Мирсаита», «Комсомолец Рәхи бәете» — «Баит комсомольца Рахи», «Тәзкия матур» — «Красавица Тазкия» и даже «Сернокислотный цех бәете» — «Баит сернокислотного цеха» (!!!).

В годы войны вновь возрождается жанр героико-эпического баита, рассказывающего о ходе войны, о смелости и мужестве солдата. Время не стоит на месте, и поэтому в баитах сороковых годов удачно сочетаются и художественные средства народных лирических песен, и письменной поэзии татарских поэтов. Так появились высокохудожественные образцы жанра — «Салих улым» («Сын мой Салих»), «Батыр егет» («Смелый джигит»), «Мин этине онытмыйм» («Я не забуду отца») — как легко можно понять уже по самим названиям, в них описываются переживания матери, потерявшей сына; дочери, потерявшей отца; смелого бойца, погибающего на поле брани.

После войны расцвела коммунистическая идеология, зато начал увядать фольклор, резко задвинутый в нужные рамки. И только ближе к девяностым, когда обстановка становилась все либеральнее, новое звучание получили классические баиты, стали несмело возникать новые. Сегодня искусство баита смешалось с книжной поэтической традицией, жанр можно назвать уходящим. Но отдельные деятели культуры все-таки этот жанр продолжают развивать.

Не забывает о баитах австралийская татарка Зуля Камалова, пропевает их хрустальным голосом Саида Мухаметзянова, играет фолк-группа «Алпар», под баит «Сак-Сок» создал перформанс танцовщик Нурбек Батулла… Древний жанр живет не только в кабинетах филологов — к нему обращаются деятели современной культуры. А значит, может быть, он переживет и нынешнее бурное время, и через сотню лет люди будут распевно читать баиты, созданные сегодня.