«Когда я реанимирую человека, я с Богом не борюсь — с ним бесполезно бороться»

«Когда я впервые приехал в Казань — влюбился в нее»

В тридцатые годы XX века, когда над Советской Татарией бушевала коллективизация и раскулачивание, многих «кулаков» безжалостно выселяли — кого в Сибирь, кого на Север, кого в Среднюю Азию… Под молот раскулачивания в числе тысяч других попали две татарских семьи — одна из Дрожжановского района, вторая из Балтасинского. В Узбекистане, в Бухаре им предстояло построить новую жизнь — и для себя, и для своих детей и внуков. Когда началась война, обоих отцов семейства отправили на фронт. Им повезло, они вернулись в свой новый дом: один был ранен и комиссован в середине войны, второй дошел до Берлина.

Это были дедушки Ильдара Анваровича Муслимова, который сегодня заведует реанимацией в Центре травматологии РКБ. Маленький Ильдар и его сестра еще детсадовцами мечтали работать в больнице. «Оперировали» кукол и мишек, делали перевязки — в общем, пытались войти в профессию, исходя из того, как ее видит ребенок. Сестра по этой стезе не пошла, а вот Ильдар в 1993 году поступил в Бухарский медицинский институт, став первым врачом в своей семье.

Ближе к окончанию обучения перед юношей стоял серьезный выбор: стать нейрохирургом, травматологом или реаниматологом. Но случилась трагическая история: отец Ильдара умер у него на руках от инфаркта миокарда. Студент-пятикурсник ничего не смог сделать. И этот случай решил его судьбу: не сумев спасти отца, он решил спасать других людей.

В 2000 году будущий реаниматолог успешно окончил институт, поступил в клиническую ординатуру и 8 лет работал в Ташкенте, в Республиканском научном центре экстренной медицины. Там довелось трудиться и в терапевтической, и в хирургической, и в нейрореанимации. Приходилось сталкиваться со всякими случаями — и с послеоперационным выхаживанием больных, и с экстренными ситуациями.

А в 2008 семья приняла решение переехать в Россию. Выбрали Татарстан, землю предков.

— Москва мне не понравилась, суетный город. А когда я в первый раз приехал в Казань, я в нее просто влюбился. Поэтому мы переехали в Татарстан — сначала в Дрожжаное, откуда родом был один из наших дедушек, — рассказывает доктор.

Москва мне не понравилась, суетный город.

«На селе каждый врач — человек-оркестр»

В Дрожжаном реаниматолог пришел на поклон к главврачу ЦРБ: нужно было устраиваться на работу, кормить семью, получать гражданство. Главврач очень обрадовался: реаниматолога в больнице не было, вакансия пустовала, и тут он вдруг сам приходит — опытный, энергичный, работавший в крупнейшем профильном научном центре страны! В Дрожжаном доктор проработал 3 года. Возможности (как лечебные, так и диагностические) в крупном республиканском центре и в районной больнице в корне различаются, поэтому Ильдару Анваровичу пригодился ташкентский опыт.

— Благодаря опыту, наработанному в Ташкенте, уже в Дрожжаном я часто мог даже без КТ примерно предположить, что передо мной и чего ожидать. Соответственно, в голове сама собой интуитивно формировалась тактика оказания помощи, — вспоминает доктор.

Случаев интересных, по его рассказам, было очень много. Село, как говорит наш герой, воспитывает врачей универсалами. Любой специалист, работающий на селе, знает и хирургию, и терапию. Потому что на дежурстве в ЦРБ остается один врач, который обязан оказать помощь, с чем бы к нему ни обратились. Если нужно начать оказывать какую-то помощь до приезда хирурга, ее оказывают и терапевты.

— Так что могу точно сказать: врачи, которые работают на селе — специалисты-универсалы с большой буквы. Здесь нам легче — всегда может прийти на помощь старший товарищ, тебе подставят плечо. А там с этим намного сложнее, поэтому там каждый — человек-оркестр.

А раз человек-оркестр, значит и Ильдару Анваровичу пришлось осваивать и терапию, и хирургию, и даже неонатологию. Он вспоминает историю, как спасал вместе с коллегами недоношенного малыша весом 700 граммов — на минимальном количестве аппаратуры оказывал помощь ребенку до приезда казанских врачей. Дело происходило зимой, на улице была метель, и пока столичные медики на реанимобиле смогли пробиться сквозь заносы, Ильдар Анварович двое суток безвылазно провел в больнице у кювеза с новорожденным. Ведь местные педиатры были сильные и опытные, но никто из них не был неонатологом и никто не владел техниками оказания реанимационной помощи детям, родившимся на таком раннем сроке. Так что совместными усилиями, при помощи телефонных подсказок казанских коллег, тонкую ниточку жизни малыша сохранили до приезда реанимобиля Перинатального центра.

Благодаря опыту, наработанному в Ташкенте, уже в Дрожжаном я часто мог даже без КТ примерно предположить, что передо мной и чего ожидать.

Ильдар Анварович вспоминает и девушку со скальпированной раной головы — череп был практически оголен, и ему, дежурному врачу, пришлось, не дожидаясь хирурга, обрабатывать и зашивать эту рану… Но и отдача от пациентов у «земских врачей» очень высока. Доктор говорит:

— Люди на селе очень благодарные, в селе еще есть душа. Мои бывшие пациенты всегда ждут, когда я приеду в Дрожжаное. Если я приехал и к ним не зашел — для них это серьезная обида. Остались у меня там семьи, в которых я помог очень тяжелым пациентам. И у них сохраняется благодарность на всю жизнь. Был один мужчина, который злоупотреблял алкоголем. Он попал к нам с гнойной пневмонией, находился на искусственной вентиляции легких. Потом его перевели в Казань, в отделение торакальной хирургии, провели лапароскопическую операцию. И что вы думаете? Когда все закончилось благополучно, он бросил пить. Сейчас примерный семьянин, на рюмку даже смотреть не может, у него дети… И до сих пор он мне очень благодарен.

«Папа, это по-английски?»

Через 3 года в Дрожжаном доктору захотелось что-то поменять. Ильдар Анварович признается, что он легкий на подъем, способен в одночасье резко изменить и работу, и место жительства. На этот раз тяга к перемене мест привела его… в Калугу.

— Я поехал туда в гости к друзьям. Они мне говорят: «А не хочешь зайти в областную больницу и поинтересоваться у главврача, нет ли для тебя работы?». Я пошел. Спросил: «Нужны вам реаниматологи?». У меня ведь все просто — захотел, пошел и сделал.

Реаниматологи в Калуге оказались очень нужны. И это совершенно неудивительно: профессия востребована по всей России, специалистов во многих клиниках ищут с днем с огнем. Дело в том, что это очень тяжелая медицинская специализация, да к тому же, к сожалению, сильно недооцененная. У реаниматологов происходит сильное моральное выгорание, а вместе с напряжением и многочисленными дежурствами накапливается сильная физическая усталость. Многие не выдерживают и уходят из профессии в более спокойные специальности. Потому-то реаниматологов с большим опытом в общей армии медиков сравнительно немного. Причем это общая ситуация для всех развитых стран — одинаковый дефицит реаниматологов складывается и в России, и на Западе.

Я узбекский язык знал лучше, чем татарский, на тот момент. А в семье у нас всегда звучала русская речь: по-русски с нами говорили родители, по-русски говорим и мы в семье. Так что я подумал: дети должны знать родной язык

В Калуге доктор проработал 5 лет. Там он занимался в основном анестезиологией в рентген-хирургической операционной. Из этого периода своей карьеры Ильдар Анварович вспоминает, как много инфарктов ему доводилось там видеть. Реанимировать пациентов приходилось прямо во время процедуры ангиографии: на врача в это время светил рентген, но чтобы пациент выжил, нужно было продолжать реанимационные мероприятия. «Ты, конечно, облучаешься, но пациент должен выжить». Одному пациенту 16 раз пришлось провести дефибрилляцию прямо на операционном столе!

Но как-то вечером после рабочего дня, щелкая пультом от телевизора, Ильдар Анварович наткнулся на татарский телеканал и остановился на нем на некоторое время. А дети спросили у него: «Папа, это по-английски?». И тут наш герой понял: пора ехать в Казань.

— Я узбекский язык знал лучше, чем татарский, на тот момент. А в семье у нас всегда звучала русская речь: по-русски с нами говорили родители, по-русски говорим и мы в семье. Так что я подумал: дети должны знать родной язык, а значит, нужно возвращаться в Татарстан. В Дрожжаном я, конечно, вспомнил, чему меня бабушка с дедушкой учили, потому что там по-русски говорит только молодое поколение. А пожилые люди говорят или по-татарски, или по-чувашски. Так что там я немного научился татарскому языку. Здесь этой практики меньше, но словарный запас мало-помалу все равно увеличивается. Я на татарском сейчас общаюсь, могу относительно простые вещи даже объяснить на нем.

«Ковид очень любит страх»

Приехав в Казань, Ильдар Анварович, пользуясь проверенной схемой, пришел к главврачу РКБ с вопросом о том, не нужен ли здесь реаниматолог. И здесь он тоже оказался нужен. В РКБ четыре отделения этого профиля: ОРИТ-1, реанимация травмоцентра, реанимация Перинатального центра и ОРИТ-3 (кардиореанимация). Первые годы наш герой работал в ОРИТ-1. В сентябре 2021 года, между двумя волнами ковида, ему предложили стать заведующим реанимации Травмоцентра — то есть, на тот момент, фактически, руководить реанимационным отделением ковидного госпиталя.

Самое сложное — это лечить врачей. Если к тебе попадает врач — стопроцентно что-то пойдет не так. Он слишком много знает о том, что может случиться

Сегодня, когда «битва выиграна», доктор вспоминает: в первую очередь пришлось столкнуться со страхом и непониманием. Причем как со стороны самих пациентов, так и со стороны врачей, и это можно понять: неизведанная болезнь преподносила все новые и новые сюрпризы, а вторая волна оказалась самой разрушительной и смертоносной.

— Мы не знали, с чем именно столкнулись. Плюс молва сильно расходилась, и мы часто видели в глазах людей страх. А страх очень мешает лечению. Когда человек теряет надежду, это очень плохо с точки зрения медицины. У нас были пациенты на ИВЛ с тотальным поражением легких — но они выживали! Выписывались и уходили на собственных ногах! А были и такие, кто умирал, имея изначально не самые худшие параметры. Они очень боялись. А ковид очень любит страх. Чем больше человек боится, тем быстрее прогрессирует болезнь. Кстати, многие пожилые люди переносили ковид легче, чем молодежь — они доверяли врачам и более спокойно относились к своему заболеванию, с покорностью принимая свое лечение. А молодые начинали читать все ужасы, которые возможны, их сковывал страх и мешал лечению. Вплоть до того, что приходилось давать им успокоительное, чтобы вытащить людей из лап заболевания.

Доктор объясняет: ничего эзотерического в этом нет, страх действует на гормональном уровне, подавляя иммунитет, включая адреналовую систему. Поэтому родственникам больных ковидом строго-настрого запрещал говорить с пациентами об их болезни. Кстати, парадоксально, но факт: чем хуже человек разбирается в медицине, тем легче его лечить.

— Самое сложное — это лечить врачей. Если к тебе попадает врач — стопроцентно что-то пойдет не так. Он слишком много знает о том, что может случиться, и вот тут мы не сможем справиться с его головой. С телом — можем, с головой — нет, — объясняет Ильдар Анварович.

Как спасти собственную маму

В период работы заведующим реанимацией ковидного госпиталя нашему герою пришлось столкнуться с особенно сложной ситуацией: у него в реанимации довольно долго лежала его собственная мама. Она очень тяжело перенесла ковид, в госпитале ее и оперировали в связи с сопутствующим заболеванием. Был момент, когда Ильдар Анварович вместе с коллегами думали, что ее уже не вытянуть. Он сам как заведующий отделением вынужден был принимать решения по поводу реанимации собственной матери — а ведь это огромная ответственность. Как он справлялся?

— А я привык, — отвечает доктор. — Чувство ответственности в меня с детства вложили. Как раз мама и вложила. Было так: «Ты должен сделать вот это. А какими средствами ты это сделаешь — никого не интересует». Передо мной стоит задача — я должен ее решить. У меня был как-то случай с моей бабушкой: она схватила горячий казан и обожгла себе обе руки. Были волдыри. И я ей на одной руке волдырь вскрыл, а на другой — пожалел, думал, так заживет. В итоге на этой руке было нагноение. Этот случай наглядно показал: никогда нельзя включать жалость и нежное отношение к родственникам, если тебе нужно их вылечить. Это мешает тебе действовать правильно. В какой-то момент тебе надо отключить мозг и стать врачом. Меня, кстати, многие поэтому считают злым доктором — я очень требователен к пациентам. Даже мама ругается до сих пор: «Если даже я умру, ты будешь заставлять меня ходить». А я заставляю. Потому что так надо! Жалость ни к чему хорошему не приводит.

Конечно же, страшно было. Но Ильдар Анварович нашел для себя единственный правильный вариант: максимально абстрагироваться и быть не сыном, а врачом. Сегодня он признается: конечно, отходя от кровати своей особенной пациентки, он отпускал эмоции, внутри у него все кипело. Но в нужные моменты все выключалось, и он делал, что должен был.

Даже мама ругается до сих пор: «Если даже я умру, ты будешь заставлять меня ходить». А я заставляю. Потому что так надо! Жалость ни к чему хорошему не приводит.

«Желание спасти человеческую жизнь не отпускает»

Заведование отделением стало новым опытом в карьере Ильдара Анваровича. Руководить людьми, по его словам, непросто: все мы разные, к каждому нужен свой подход. Он затрудняется ответить, строгий ли он руководитель: говорит, что об этом надо спрашивать у сотрудников отделения. Но подчеркивает:

— Я требователен к себе. И так же требователен к своим подчиненным. Краеугольный камень нашей работы — человеческая жизнь, и все в отделении должно строиться вокруг нее.

Сейчас в реанимацию Травмоцентра попадают люди не только, собственно, из-за травм. Пожилые люди, лежащие тут с переломами, часто имеют и сопутствующую патологию, которая может проявиться в любой момент — буквально за час до нашего разговора доктор реанимировал старушку, с которой приключился инфаркт.

Возвращаясь к особенностям медицинской работы, вспоминаем, как коллега Ильдара Анваровича, Линар Нурмухамедов из ОРИТ-3, приводил нашему изданию статистику о том, что реаниматологи чаще остальных докторов страдают инфарктами и инсультами. Наш герой подтверждает: да, этому способствует сильное нервное напряжение. Но на вопрос о том, что же до сих пор держит его в этой сложной специальности, отвечает:

— Мне нравится то, что здесь все время нужно развитие. Ты не можешь остановиться на чем-то, твой мозг постоянно должен работать. Если на какое-то время я как профессионал замираю в развитии, то чувствую себя некомфортно. А учитывая, что медицина идет семимильными шагами, нам нужно бежать за ней с такой же скоростью. Если ты остановился, ты отстал. Поэтому могу сказать: меня в реаниматологии крепко держит стремление к развитию. И желание спасти человеческую жизнь, желание помочь. Это не отпускает.

А еще работа реаниматолога часто остается за кадром: излеченный пациент при выписке говорит слова благодарности своему лечащему врачу: терапевту, хирургу, травматологу, кому угодно, но не реаниматологу. Про него часто забывают, ведь он, передав спасенную жизнь профильному специалисту, не проходит дальше в плане лечения пациента.

Мы вернули обществу полноценного человека. И для нас просто сам факт этого их появления стал подарком

Но Ильдара Анваровича это ничуть не смущает: говорит, тем ценнее для него слова благодарности от тех, кто все-таки доходит до него и говорит спасибо за свою спасенную жизнь:

— И этого спасибо мне хватает, чтобы получить моральное удовлетворение за весь свой труд. Это снимает все обиды. Когда я еще в Ташкенте работал, к нам поступил 15-летний мальчик, которого ударило током от трансформаторной будки. У него была остановка сердца, мы реанимировали его 45 минут. Два месяца он находился в коме, лежал в нашем отделении на послереанимационном лечении. Потом понемногу начал выходить из комы, к нему все время приходил дедушка. А через год после выписки пришел с ним за руку в наше отделение, показал ему на нас и сказал: «Вот кто тебя спас». Никаких нарушений, никакого неврологического дефицита у него не осталось, мы вернули обществу полноценного человека. И для нас просто сам факт этого их появления стал подарком.

«Я становлюсь руками Бога»

История с пятнадцатилетним подростком может расцениваться как медицинское чудо: редко кому удается выбраться из столь долгой реанимации и двухмесячной комы без неврологических нарушений. Но доктор говорит, что в реаниматологии видят много чудес. Вспоминает и того недоношенного младенца в Дрожжановской ЦРБ, и многие другие случаи. Например, пациента с поврежденным на 75% стволом головного мозга:

— С таким диагнозом не выживают. Я вышел к родственникам и сказал им об этом: шансов выжить нет. Но он выжил всем нашим опасениям назло! С небольшим неврологическим дефицитом, но в ясном сознании, и потом в процессе реабилитации он встал на ноги. У него двое детей — получается, мы вернули отца в семью. Мы следили за процессом реабилитации, давали советы его родственникам.

Доктор признается: он верит в Бога, ведь видел в своей жизни столько чудес! И когда спасает жизни людей, воспринимает себя не как препятствие божьему промыслу, а наоборот, как инструмент в руках Всевышнего:

— Когда я реанимирую человека, я с Богом не борюсь — с ним бесполезно бороться. Я становлюсь руками Бога — и если нам удается человека спасти, значит ему на небесах дали второй шанс. А уж как он им распорядится — решать ему самому.

Я становлюсь руками Бога — и если нам удается человека спасти, значит ему на небесах дали второй шанс

Ильдар Анварович никогда не препятствует тому, чтобы в его реанимацию приходили священники, будь то мулла или православный батюшка. Он убежден: если человек верующий, его нельзя оставлять без такой поддержки. Вспоминает ряд случаев, которые иначе как божественным вмешательством не назовешь: например, восстановление артериального давления у пациента в коме ровно на те минуты, когда мулла рядом читал молитву. Или история, когда мулла проходил мимо пациента на ИВЛ, вдруг остановился рядом с ним и спросил: «Почему он до сих пор здесь? Здесь ведь уже нет души» — а у человека действительно уже произошла смерть мозга. Или когда мулла читал над пациентом определенные фрагменты из Корана, а потом сразу начиналось или резкое улучшение, или резкое ухудшение после долгих недель неопределенности, «застывшей ситуации».

«Каждая смерть оставляет за собой след»

Бывают ситуации, например, после автомобильных аварий, когда реаниматологи видят: пациент будет жить, но жизнь его изменится радикально. Например, он останется парализованным от шеи или вовсе будет вести вегетативное существование. Задаем доктору жестокий вопрос: а возникают ли у вас мысли о том, нужна ли вообще такая жизнь? Он отвечает:

— В отношении пациентов такой мысли вообще никогда не возникает. Мы должны любой ценой спасать жизнь, какой бы она после этого ни была. Не мне решать, жить человеку или не жить. Функцию Бога врач на себя брать не может. Взять пример с полным параличом: если голова цела, может быть, человек еще столько пользы принесет обществу — посмотрите на Хокинга! А вот если на себя надеть чужую «шубу» — иногда проскальзывает мысль «Мне такого не хотелось бы». Но это неправильно, и на пациентов я эти вопросы никогда не переношу.

Реаниматолог регулярно сталкивается со смертью. Иногда наш герой старается относиться к ней философски — как к божьему промыслу. Но порой даже врачи прикипают к пациентам и очень тяжело переносят их уход. Именно поэтому не каждый может вынести моральный груз работы реаниматолога.

— Ведь видеть приходится не только смерть, собственно, пациента, но и глаза родственников. Они на тебя смотрят как на Бога, воспринимают тебя как спасение, а у тебя не получилось. И ты в этом не виноват — но каждая смерть оставляет за собой свой след. Даже в тех ситуациях, когда не помогло бы никакое чудо, когда ты точно понимаешь, что спасение было невозможно, ты уверен в себе не до конца. Ты еще долго оглядываешься, думаешь, что и где мог бы сделать по-другому. Но есть тут и оборотная сторона: каждая неудача побуждает нас к развитию и заставляет что-то делать.

Реаниматолог много общается с родственниками пациентов. Ильдар Анварович считает, что родственникам надо объяснять все максимально подробно и максимально понятно. Реаниматолог должен честно изложить информацию обо всех возможных исходах. Не обнадеживать семью чрезмерно, но и не сгущать краски, лишая людей надежды. Человек, по его мнению, с самого начала должен быть готов и к худшему, и к лучшему развитию событий.

Видеть приходится не только смерть, собственно, пациента, но и глаза родственников. Они на тебя смотрят как на Бога, воспринимают тебя как спасение, а у тебя не получилось.

«Если почитать СМИ, то сложится ощущение: любой врач мечтает убить пациента»

Реанимация — отделение специфическое, поэтому взаимодействие с родственниками пациентов порой проходит с эксцессами. Доктор говорит: если перед ним человек в истерике — это надо как можно быстрее пресечь. Сначала врачи стараются справиться словами, но если это не помогает — в ход идут медикаментозные средства. Регулярно встречаются реаниматологи и с агрессией формата «Вы ничего не понимаете, не делаете, не умеете работать». Ильдар Анварович, как и многие его коллеги, констатирует: в обществе сильно недоверие к врачам и много негатива по отношению к медикам.

— Не в обиду вам будь сказано, но если открыть любое среднестатистическое СМИ и почитать, что там пишут о медицине, то сложится ощущение: любой врач с момента поступления пациента в больницу мечтает его убить. Но почему-то в больнице люди выздоравливают! При Советском Союзе врач был всеми уважаемый человек, а сейчас врач — это человек, которого все хотят пнуть, обидеть и показать свое превосходство. Почитав 10 минут интернет, многие родственники пациентов считают своим долгом нас научить правильно работать. И они не задумываются о том, что доктор учится своей профессии примерно 10 лет. Мы 10 лет тратим на то, чтобы впоследствии принять одно решение! Но нет, никто не стесняется читать нам лекции и выговаривать нам за то, что мы не делаем так, как написано в интернете, — горько улыбается доктор.

Ильдар Анварович начинал работать в «нулевых» и замечает: отношение пациентов и их родственников к медикам сильно зависит от того, сколько человеку лет. Молодое поколение более резкое и самоуверенное, а пожилые люди до сих пор смотрят на врача с надеждой и уважением:

— А молодой человек зачастую воспринимает доктора как обслугу. Причем он с персоналом отеля или ресторана обращается куда более уважительно, чем с персоналом больницы. Забежав в отделение или в приемный покой, он не стесняется с порога начать скандал и обвинить нас в некомпетентности. Побудьте немного в приемно-диагностическом отделении — поверьте мне, вы много интересного там увидите…

Почитав 10 минут интернет, многие родственники пациентов считают своим долгом нас научить правильно работать. И они не задумываются о том, что доктор учится своей профессии примерно 10 лет.

«Медицина не стоит на месте, и успевать за ней — наша прямая задача»

Но несмотря на негативные моменты, доктор очень любит свой труд, свое дело. Главное, что он в нем выделяет, — это желание помочь людям и драйв.

— Тебе все время нужно думать, что ты можешь сделать и как можешь помочь. Все это не дает останавливаться в развитии, мозг постоянно в работе. Конечно, в нашей работе многое зависит от возможностей больницы. В крупном центре (таком, как РКБ) в твоем распоряжении множество передовых инструментов, и ты можешь многое сделать. Медицина не стоит на месте, и успевать за ней — наша прямая задача. Сегодня мы спасаем гораздо больше людей, чем даже 10 лет назад.

Развитие медицины доктор сравнивает с общим, тотальным развитием технологий сегодня. Поэтому реанимационное оборудование тридцатилетней давности он сравнивает с дисковым телефоном. И то, как серьезно сегодня двинулись вперед методы ургентной терапии, его радует каждый день.

Мне кажется, мужчины априори себя не берегут: пока их не прижмет, они считают, что будут жить вечно. Женщины более щепетильны и внимательны по отношению к себе

А на наш традиционный вопрос о том, что его расстраивает в работе, Ильдар Анварович вспоминает тех самых людей, которые считают своим долгом «пнуть» врача и выказать ему свое «просвещенное» неуважение. Мечтает о том, чтобы отношение ко всем врачам изменилось. Чтобы доктор снова стал человеком, которого любят. Еще нашего героя часто расстраивает то, как пациенты относятся к своему собственному организму: не берегут себя, ведут себя так, как будто у них есть второе тело. Причем подмечает любопытный гендерный перекос:

— Мне кажется, мужчины априори себя не берегут: пока их не прижмет, они считают, что будут жить вечно. Женщины более щепетильны и внимательны по отношению к себе: они врачей слушают, рекомендации выполняют. А мужчина может две-три недели от силы повыполнять рекомендации врача, а потом перестает.

«Уперся в потолок — сделай шаг вперед»

В семье Муслимовых растут сын и дочка — им 13 и 11 лет. Доктор — очень вовлеченный отец: он делает с детьми уроки, старается проводить с ними как можно больше времени. Признается, что именно это дает ему возможность оставить за плечами проблемы, отвлечься от всех тягот своей работы.

— Очень люблю с ними бывать. С меня это снимает всю нагрузку, я отдыхаю душой. Все плохое куда-то сразу уходит, остается за дверью. Даже если я не с ними, но знаю, что они где-то рядом возятся, занимаются своими делами — значит, и у меня все хорошо, и на душе спокойно.

И если тебе кажется, что ты всему научился и уперся головой в потолок — ты должен просто сделать шаг вперед. Туда, где потолка нет

В свободное время доктор старается держать себя в хорошей физической форме — бегает, ездит на велосипеде, с удовольствием плавает. Никаких крупных целей на большие достижения перед собой не ставит: говорит, что занимается исключительно для себя, «в кайф».

Ильдар Анварович неоднократно за время нашей беседы подчеркивает: человек он легкий на подъем и постоянно в поиске чего-то нового. К сегодняшнему дню он добился уже многого. Но он говорит, что профессиональному совершенству нет пределов:

— Расти вверх, узнавать, осваивать новое, учиться — все это нужно постоянно. Я никогда не боялся менять свою жизнь. Вот, например, заведование: это для меня стало совершенно новым делом. Входить в эту работу было непросто: отделение — это живой организм, с которым надо уметь управляться. Но это интересно и для меня это шаг вперед. И если тебе кажется, что ты всему научился и уперся головой в потолок — ты должен просто сделать шаг вперед. Туда, где потолка нет.