Анна Кучинская: «Решила — добьюсь, чтобы мы смогли лечить людей и они не умирали»

«После смерти бабушки решила стать врачом»

Анна Ивановна выросла в Казани в многодетной семье. Была старшим ребенком пятерых: трех сестер и двух братьев. Отец был военным, а мама занималась воспитанием ребят, стараясь дать им все возможности для образования, в том числе дополнительного. Так, Анна занималась легкой атлетикой, играла на фортепиано. В 1966 году с медалью окончила 96-ю школу, где училась в специализированном химклассе.

Благодаря отцу все в семье были приучены к дисциплине и порядку. Тот был человеком слова и развивал это качество в детях, на него во всем можно было положиться. А благодаря стараниям мамы ребята получили высшее образование, что по тем временам реализовать было нелегко. Семья в те годы была в числе первых счастливых обладателей личного автомобиля в Казани. Отец Анны Ивановны был прогрессивным человеком — одним из первых приобрел холодильник, черно-белый телевизор, который приходили смотреть всей улицей.

Когда Анне было семь лет, у нее умерла любимая бабушка по маминой линии. Девочка крайне тяжело переживала ее смерть от лейкоза.

— Это событие так отложилось в моем сердце, что я сразу же захотела стать врачом. Никаких других вариантов для себя не рассматривала. Решила, что обязательно стану врачом и добьюсь того, чтобы мы смогли лечить людей, чтобы они не умирали, — говорит она.

Это событие так отложилось в моем сердце, что я сразу же захотела стать врачом. Никаких других вариантов для себя не рассматривала

Поскольку у Анны было много братьев и сестер, она всю жизнь любила детей, поэтому решила идти в педиатрию, о чем никогда не жалела.

Несмотря на большой конкурс в Казанский мединститут (тогда поступали выпускники и 10-х, и 11-х классов), Кучинская достойно сдала все экзамены и поступила на педиатрический факультет тогда еще КГМИ. Учеба давалась ей легко, параллельно занималась общественной работой — была секретарем факультета педфака, секретарем комитета ВЛКСМ медучилища, делегатом XVI съезда комсомола. Она гордится, что за время ее общественной деятельности факультет из отстающих стал передовым с дальнейшим внесением в Книгу почета района.

Женщина-хирург — большая редкость

После окончания учебы в 1972 году Кучинская выбрала для себя стезю хирурга, хотя ей и предлагали пойти в ординатуру по инфекциям. Она объясняет свой выбор тем, что в те времена педиатрия находилась на очень низком уровне:

— Если сейчас в педиатрии можно поставить диагноз с помощью УЗИ, компьютерной томографии и других достижений медицины, то раньше мы могли определять только наощупь, у нас фактически не было помощи в постановке диагноза. А лечить можно было одними и теми же лекарствами. Для меня это было скучно. В педиатрии был практически один рахит. Мне импонировало, что в хирургии была ясность. Здесь все было намного яснее: разрезал — вылечил — пациент выздоровел. Поставил дренаж — вышел гной, и сразу видно, что ребенку стало легче. Образовался гнойник — ты его вскрыл, правильно полечил, и заживление происходит буквально на глазах. Быстрота мышления, скорость работы в хирургии мне очень нравились.

К тому же наша героиня всегда стремилась пойти по пути наибольшего сопротивления. Со всего выпуска в хирургию взяли всего 12 человек, причем только двух женщин. Одной из них была Кучинская: «Туда было трудно поступить, в хирургию, поэтому я так туда хотела. Мне было интересно».

В ее времена женщина-хирург была редкостью, и сейчас мало что поменялось. Все же хирургия — по большей части мужская профессия. И в психологическом плане непросто ставить внутренний защитный барьер, когда детей не удается спасти. Приходя с работы домой, героиня все время думала о работе: «Не переживать за своих тяжелых пациентов не получается».

«Дети были очень тяжелыми»

В интернатуре на кафедре детской хирургии Кучинская по распределению попала на работу в 15-ю горбольницу Казани — это больница скорой медпомощи, неотложка, знаменитая «Пятнашка», как ее именовали в народе, на месте которой сейчас РКОД. Несмотря на то, что медучреждение считается взрослым, отделение для детей там тоже было предусмотрено. В нем 23 года и отработала наша героиня. Условия были очень тяжелыми — как в физическом, так и в психологическом плане.

В 15-й горбольнице было два детских хирургических отделения. В неотложку отправляли больных с аппендицитами, грыжами, а в гнойную легочную хирургию — очень тяжелых детей с воспалением легких из других медучреждений, когда гной попадал в плевральную полость. У нашей героини в боксе находилось по 15—18 практически умирающих маленьких пациентов.

— Когда уходила с работы домой, часто только о больных и думала — живы ли будут, когда я вернусь утром. Если ребенок умирал, я ходила на каждое вскрытие и смотрела, нельзя ли было еще что-то сделать, чтобы спасти его, — признается она. — Но многих мы спасали.

Когда уходила с работы домой, часто только о больных и думала — живы ли будут, когда я вернусь утром

В те времена врачам приходилось делать практически все самостоятельно: катетеризацию подключичной вены, пункцию плевральной полости, пункцию перикарда, ставить дренажи. Сейчас некоторые манипуляции, перевязки делают медсестры. Тогда же врач каждого больного вел сам, включая перевязки. Это позволяло видеть ход всей процедуры и корректировать действия.

— Дети были очень тяжелыми. Мы вели их сами, но, конечно, под контролем заведующего отделением и профессора. Мне очень повезло в жизни, что мой профессор Рокицкий был очень строгий, умный и интеллигентный человек с большим чувством юмора. Он руководил нашим отделением. У нас был очень дружный коллектив, все были молодые, и нам действительно было интересно работать, — вспоминает она.

Иногда от безысходности и нехватки оборудования врачи шли даже на самые неоднозначные эксперименты: прикладывали сырое мясо для стимуляции заживления раны.

— Мы не только лечили, но занимались и научной работой. Смотрели, как и что лучше сделать. Когда оперировали легкое, в удаленную часть я вводила различные препараты. И мы смотрели, как распространяется контрастное вещество в удаленном легком. Во время работы мы еще занимались научными исследованиями, нам это было очень интересно, — рассказывает врач.

В 23 года Кучинской доверили на дежурстве первую самостоятельную операцию — это был аппендицит. Конечно, начинающих хирургов контролировали и более опытные специалисты.

— Я не скажу, чтобы я сильно нервничала. Во время операции не думаешь, что это ребенок. Перед тобой только операционное поле и тебе надо делать то, что ты должен. И ты делаешь это, — подчеркивает она. — Когда одна шла на операцию, когда никто не помогал, не контролировал, поначалу, конечно, побаивалась.

«С приходом Рокицкого тактика лечения больных изменилась»

Анна Ивановна не раз отметила, как ей повезло с наставником — основоположником казанской школы детской хирургии Михаилом Рокицким. С 1967 по 2000 годы он заведовал кафедрой детской хирургии Казанского государственного медицинского института, был профессором, доктором медицинских наук.

— Еще молодым человеком приехал для работы в Казань из Минска. Был очень знающим специалистом, который нас заинтересовал работой хирурга. Это был действительно великий человек, на уровне с Леонидом Рошалем, — считает Кучинская. — Поскольку наш профессор занимался легочной патологией, у нас это направление было приоритетным. И я занималась, пожалуй, самыми тяжелыми на то время больными — со стафилококковой деструкцией легких.

Если раньше всех детей с гноем в плевральной полости оперировали и раны буквально разваливались, что могло вызвать самые тяжелые последствия включая сепсис, то с приходом Рокицкого тактика лечения таких больных изменилась. Их начали лечить консервативно — ставили дренажи и откачивали гной, делали процедуры, чтобы воздух не попадал в плевральную полость. Благодаря нововведению больше детей начали выздоравливать. А с приходом новых антибиотиков эта патология стала выражена в меньшей степени — деструкция как таковая уже практически не встречается.

«Всех самых тяжелых детей со всей республики направляют к нам»

В 1994 году в ДРКБ построили новый корпус. После приобретения необходимого оборудования всю детскую хирургию перевели в это здание, на Оренбургский тракт. В хирургическом отделении больницы было восемь человек, среди них лишь одна женщина-хирург — Кучинская. И вектор работы сместился на неотложку — аппендициты, грыжи, ожоги.

В первое время ей предлагали остаться в 15-й больнице, но поскольку весь коллектив перешел в ДРКБ, она решила не отставать от коллег. Став хирургом в Консультативной поликлинике больницы, она по сей день здесь работает. Запись у нашей героини очень плотная — на каждого больного в среднем приходится по 15 минут. За это время необходимо осмотреть, поставить диагноз, записать на операцию при необходимости.

— Сначала я опасалась, что на консультативных приемах мне будет скучно. Но все оказалось не так. Здесь я занимаюсь прежде всего диагностикой. И всех самых тяжелых детей со всей республики для постановки диагноза направляют к нам. Плюс, чтобы не отходить от хирургии, я начала заниматься вещами, которые кроме меня никто не делает. Например, криодеструкцией гемангиом, чтобы не доводить детей до операции.

Сейчас Кучинская также занимается лечением патологий в ротовой полости — удаляет различные образования, кисты, подрезает уздечки, а также лечит кожные заболевания. Небольшие вмешательства с помощью криодеструкции врач проводит прямо в хирургическом кабинете Консультативной поликлиники. Собеседница демонстрирует на телефоне фото нескольких примеров небольшого хирургического вмешательства в амбулаторных условиях, которое происходит после заморозки участка жидким азотом.

Здесь я занимаюсь прежде всего диагностикой. И всех самых тяжелых детей со всей республики для постановки диагноза направляют к нам

Несостоявшаяся кандидатская и эксперименты

В годы работы в 15-й горбольнице Кучинская начала писать кандидатскую диссертацию. Можно представить, как сложно это было сделать, когда еще не было Интернета, тем более врачам, практически круглосуточно занятым на посту.

Анна Ивановна писала кандидатскую по деструкции легких — по теме, непосредственно связанной с ее работой. Приходилось проводить опыты на животных:

— Мышей я держала дома в коридоре. Но я больше всего в жизни боюсь мышей. Собак для опытов я ловила на улице, подкармливала, и после дежурства в больнице проводила эксперименты: делала укол в легкие, наблюдала, как распространяется контрастное вещество. После чего в ветеринарном институте собакам делали рентгеновские снимки, а потом отпускали их домой, потому что у них ничего не повреждалось, — утверждает врач.

Свою работу Кучинская так и не дописала. Врач, который писал докторскую диссертацию, использовал все полученные ею результаты для собственного исследования, причем не только ее, но и коллеги. Наша героиня как раз вышла замуж и, несмотря на обидную ситуацию, «проглотила» эту горькую пилюлю.

В 15-й больнице было 60 коек, на которые работали всего три врача. Кучинская занималась и тяжелой проктологической патологией, и ортопедией, а также гнойными и ожоговыми больными. Экспериментировали даже с пересадкой кожи для ожоговых больных. Иногда оставались маленькие ненужные участки кожи от одного пациента, которые оставались невостребованными. Наша собеседница пробовала пересадить их другому пациенту, которому они были нужны, и они приживались — это избавляло от лишнего наркоза и ран.

— Это вроде бы не по правилам. Но это были наши успешные эксперименты. Маленькие участки действительно приживались, — говорит врач.

Мышей я держала дома в коридоре. Но я больше всего в жизни боюсь мышей. Собак для опытов я ловила на улице, подкармливала, и после дежурства в больнице проводила эксперименты

Занимается Кучинская и лечением шрамов. Сейчас после ожогов доступна только лазерная шлифовка рубцов — и то, после достижения ребенком определенного возраста. Наша собеседница несколько лет назад помогла полугодовалому пациенту из Марийской республики, который схватился рукой за оголенный провод. Был риск, что после года кисть утратит способность совершать сжимательно-разжимательные движения — пришлось бы полностью оперировать руку, чтобы она сохранила функциональность. Кучинская вводила в каждый рубец препарат «Лидаза», после чего ребенок еще проходил электрофорез с этим препаратом. После достижения годовалого возраста, рука пациента работала без всяких ограничений.

— Это был эксперимент, который мы сделали. Личная инициатива, желание сделать что-то новое в своей работе, что спасло здоровье многих наших пациентов, — рассказывает врач.

Есть еще одна группа больных, с которыми она работает — пациенты с рубцами после прокалывания ушей. Раньше их госпитализировали, где им иссекали рубцы, после чего появлялись новые. Методика Кучинской с помощью криодеструкции и других процедур позволяет убрать рубцы амбулаторно.

За время работы хирургом приходилось заниматься и преподавательской деятельностью, к Кучинской присылали студентов из медучилища на практику — в 1970—80-х годах. Приводила практикантов к пациентам с различными патологиями, чтобы они воочию смогли увидеть, например, грыжу. Объясняла природу болезни. На следующий день договаривалась, чтобы студенты могли побывать в операционной — посмотреть, как правильно мыть руки, как готовится медсестра, изучили инструментарий и своими глазами увидели, как оперируют ту же грыжу. Позднее практиканты наблюдали, как больной восстанавливается после операции.

Уникальные случаи

Несколько лет назад к Анне Кучинской на прием пришла 17-летняя девушка с редким заболеванием — обе грудные железы были покрыты чешуйками. Пациентку осматривали различные специалисты, но предлагали лишь иссечь образования.

— Ее никто не мог вылечить. Тогда замглавврача по хирургии попросил меня в качестве эксперимента попробовать убрать маленький кусочек образования жидким азотом. Тут я загорелась — мне стало интересно, получится ли. Я за один прием провела ей полную криодеструкцию на обе грудные железы. Через месяц она пришла на контрольный прием, и обе грудные железы у нее были чистые. Мне удалось полностью убрать все чешуйки за один прием. До меня никто за такое не брался. Это интересный, крайне редкий случай, в мире их встречалось лишь несколько, — рассказала врач.

В прошлом году к Кучинской привели ребенка с контагиозном моллюском. По всей видимости, специалисты, которые ранее осматривали пациента, неправильно поставили диагноз. В итоге на теле ребенка было порядка 100 моллюсков — буквально все тело было усыпано ими. Прямо в кабинете удалось удалить почти все моллюски — каждую штуку выдергивали вручную. Спустя несколько недель на повторном приеме удалили последних, и кожа полностью очистилась. Обычно за удаление такого количества моллюсков амбулаторно никто не берется, а в этом случае ребенка удалось не госпитализировать и решить проблему на месте.

Ради того, чтобы выходить другого пациента, еще в 15-й больнице, Кучинская не спала пять суток подряд. Как признается медик, до сих пор не понимает, как смогла выдержать такую нагрузку. Еще в субординатуре профессор настаивал на дежурстве врачей у больных — они несли так называемый «индивидуальный пост у больного». Нашей собеседнице достался 5-летний ребенок с тяжелейшим перитонитом после аппендицита. С утра Кучинская работала на кафедре, принимала больных, а после этого шла к ребенку — ставила системы и записывала все основные показатели. Утром после доклада профессору на рапорте о состоянии пациента героиня опять шла работать на кафедру — так продолжалось пять суток. Несмотря на то, что ребенку был назначен другой субординатор, по непонятным причинам он не пришел, так что Кучинской пришлось пять суток дежурить у больного самой. Но это того стоило — ребенок выкарабкался.

Конечно, спасти удавалось не всех. Когда Кучинская только пришла на работу в 15-ю больницу, к ассистенту кафедры поступил 2-летний ребенок с болями в животе и лейкоцитозом, причем без температуры и рвоты. Его наблюдали и взяли на операцию только когда уже начался перитонит от прорыва аппендицита. Ребенок, к сожалению, скончался. Далее тактика наблюдения за пациентами стала другой: при болях в животе отслеживалась динамика каждые три часа, и если происходило ухудшение определенных параметров в анализе крови, пациентов забирали на лапароскопию — это позволяло оценить, воспален ли аппендицит. Однажды в больницу поступил мальчик 10 лет с необъяснимым лейкоцитозом, его наблюдали пять суток — живот был абсолютно мягким. И буквально через несколько минут после осмотра состояние ухудшилось, его успешно удалось прооперировать — это оказался аппендицит с тазовым расположением за кишкой, поэтому картина оказалась сильно смазанной.

Я стараюсь объяснять четко и понятно, лишнего не говорить. Так что родители стараются всегда прислушиваться

«Участились онкология, геморрои и запоры у детей»

Врач до сих пор дружит с мамой одного из пациентов с деструкцией легких, которого она вылечила в 15-й больнице. Однако героиня признает, что отношение современных родителей к медработникам меняется:

— Раньше, когда мы лечили действительно тяжелых больных, все относились к нам очень хорошо, все хотели, чтобы мы поскорее вылечили их детей. Они шли к нам за помощью, поэтому отношения до сих пор дружеские. Но сейчас мы на себе ощущаем изменение отношения со стороны родителей.

Кучинская рассказывает, что несколько лет назад наглая мамочка врывалась в кабинет без записи, причем не только к хирургу, но и к другим специалистам. Требовала: если ее чадо не посмотрят — напишет жалобу в Минздрав. Не желая связываться, медик предпочла осмотреть ребенка.

Вместе с тем большинство родителей все же уважительно относятся к работе врачей, неизменно стараются выслушать экспертное мнение: «Я стараюсь объяснять четко и понятно, лишнего не говорить. Так что родители стараются всегда прислушиваться. Конечно, многие запуганы, потому что они читают информацию в Интернете».

Говоря об изменении характера детской заболеваемости за последние десятилетия, Кучинская сетует: из-за менее активного образа жизни у школьников и даже дошкольников участились случаи геморроя.

— Дети сидят в школе на занятиях, за компьютером, дома — тоже сидят, обычно с телефоном. Так что такая тенденция по геморрою появилась, чего раньше не было, — отмечает она.

Кроме того, значительно участились случаи детской онкологии, сетует собеседница. Если 30—40 лет назад Кучинская вместе со всем отделением ходила смотреть на мальчика с опухолью брюшной полости как на редкий случай, то сейчас это явление уже очень распространено. Врач связывает рост онкологии с особенностями питания, что также отражается на росте заболеваний желудочно-кишечного тракта среди детей, и засильем машин.

После школы внучка приходит ко мне, делится со мной произошедшим за день. Я сейчас больше живу не для себя, а для детей, внучки

«50 лет в медицине не каждый выдержит»

Сама того не подозревая, Кучинская стала своеобразным родоначальником врачебной династии. До нее в семье медработников не было. После того, как она поступила в мединститут, невольно протоптала медицинскую дорожку и другим членам семьи: одна сестра стала педиатром, другая — стоматологом. Братья выбрали другую стезю — один стал ветеринаром, другой — успешный бизнесмен. Да и двое детей Анны Ивановны не остались в стороне от медицины: сын окончил ветеринарный институт, где сейчас преподает, а дочка работает стоматологом-ортопедом.

Первый муж был профессором кафедры ветеринарного вуза. Второй — профессором кафедры мединститута.

— Я — однолюб. Влюбилась в своего нынешнего мужа, когда еще была студенткой. Но тогда он был женат, а женатого я никогда не уведу из семьи. Так что о своих чувствах молчала. Но в конечном итоге мы все равно оказались вместе — мы одновременно развелись с первыми супругами и наконец стали одной семьей, — говорит она.

В свободное время Кучинская любит заниматься со своей единственной 14-летней внучкой: «Я с удовольствием с ней занимаюсь, проверяю уроки. После школы внучка приходит ко мне, делится со мной произошедшим за день. Я сейчас больше живу не для себя, а для детей, внучки».

Любит Анна Ивановна и путешествовать. Побывала в Швеции, Финляндии, Франции, Германии и многих других странах. Часть заработанных денег старается откладывать на поездки, и два года назад подарила семье круиз на лайнере по странам Европы. В октябре запланирован круиз по Средиземноморью.

— Мне интересно, как живут другие люди, как у них построена жизнь. Путешествие — это возможность оценить, что у нас можно изменить в лучшую сторону, а в каких сферах у нас и так хорошо, — признается она.

Впервые за границу Кучинская выехала в Швецию в составе медицинской делегации, еще будучи студенткой. Тогда ее поразили автоматические двери в больницах, возможность пройти в уличной обуви по всем этажам, а также шикарное оборудование.

Нашей героине нравится разведение цветов, особенно лилий, но на дачные хлопоты времени просто не остается. Вдохновляют художественные выставки, на которые можно сходить с внучкой, окончившей художественную школу.

Оглядываясь на свою карьеру, Кучинская признает: 50 лет в медицине не каждый выдержит. Тем более — женщина в хирургии. Отвечая на вопрос: что именно столько лет удерживает ее в этой профессии, тем более столь непростой, собеседница скромничает:

— Просто мне повезло — у меня всегда был хороший коллектив, выдающиеся учителя, да и работа всегда нравилась.

Кучинская планирует доработать еще 1,5—2 года, пока действует ее сертификат. После чего — уйдет на заслуженный отпуск и станет больше заниматься семьей.

— Да, это тяжелая работа. Но главное — пациенты выздоравливают после нашей помощи. Когда родители выходят даже с обычного приема и говорят «спасибо», получаешь большое удовлетворение. Я радуюсь, когда вижу, что девочку не загубили в другом месте. Представьте себе, если бы девочку с чешуйками на грудной железе взяли в онкологию… А тут тебе удалось это сделать самой, на месте — помочь сложному пациенту, выбрать правильную тактику лечения. Самой приятно, что ты смог помочь человеку. В денежном отношении это не та работа, где можно обогатиться. Но кому что.