В качестве родного города Гала называет Казань: это название, как она пишет, «просто пришло в голову»

Первая жизнь Галы связана с ее физическим рождением в 1894 году. Данный эпизод у Галы вызывает не лучшие эмоции, и она предпочитает (по не до конца проясненным причинам) его не помнить. Почему не лучшие? Дело в том, что история рождения Елены Дьяконовой, несмотря на мифизации, не вполне удовлетворяет ее амбиции и жизненное кредо. Как истинная женщина, она на протяжении своей жизни старалась скрывать свой возраст, нередко (сознательно) путаясь в датах, предпочитала не говорить о своей семье, чье финансовое положение было неблестящим.

В качестве родного города Гала называет Казань: это название, как она пишет, «просто пришло в голову. Большой город, там легко затеряться, и люди друг друга не знают, как в маленьких» [1]. В данной фразе мы встречаем характерную для Сальвадора и Галы методологию мифотворчества: приоткрывая, скрывать информацию.

С чем связано подобное вуалирование данных о себе? Возможно, со страхом Галы за собственное реноме и свое прошлое. Она всю жизнь будет скрывать от всех истинную историю своего происхождения и семьи, подробности личной жизни и восхождения на Олимп, воздвигнутый в ее честь мужчинами. Истоки подобного поведения в первую очередь коренятся в семье, для которой были характерны замкнутый образ жизни, малообщительность и умение молчать о себе. Тем не менее, как мы считаем, Казань не просто «пришла в голову» Гале. Именно в Казани, в Лихачевском родильном доме (родильное отделение Казанской губернской земской больницы), появилась на свет Елена/Гала. И хотя в метрических книгах казанских церквей не осталось записи о ее рождении, тем не менее на данный факт указывает множество эпизодов.

Существует следующая версия, связанная с матерью Галы [2]. Согласно самым распространенным данным и донесениям Департамента полиции, в 1894 году Антонина Петровна Дьяконова приехала на год в Казань, где работала акушеркой в Лихачевском родильном доме («сыщики оставили нам свидетельства того, что женщина работала по специальности. В 1894—1895 годах ее взяли на службу в Лихачевский родильный дом Казани» [3]), а в 1895 году Антонина Петровна выехала в Нижний Новгород, где также занималась акушерской практикой, и только с 1897 года Антонина Петровна и ее гражданский муж Дмитрий Ильич поселились в Москве [4]. Но данные факты мы считаем неточными. Ю. Бекичева в книге «Мой муж — Сальвадор Дали» утверждает, что, имея диплом акушерки, Антонина Петровна никогда по специальности не работала. В «Спутнике по Казани», изданном Н.П. Загоскиным в 1895 году, в списках «Акушерки г. Казани», «Акушерки-массажистки», «Лихачевский родильный приют» и «Лечебница женских болезней с родильным приютом (частная)» мы не нашли упоминаний имени А.П. Дьяконовой [5].

Если проследить более документированную на данный период историю жизни Дмитрия Ильича Гомберга, то следует предположить, что пребывание Антонины Петровны в Казани было более продолжительным, и ее переезд без мужа с тремя маленькими детьми на руках в 1895 году в Нижний Новгород вызывает сомнение.

Согласно документам, Дмитрий Ильич Гомберг, отец Елены/Галы, с 24 октября 1892 года по ноябрь 1895 года жил в Казани, обучаясь в Казанском университете на юридическом факультете, о чем свидетельствуют документы, выписки из журналов и его больничные листы. Так, в «Выписках из протоколов заседаний правления и переписки с попечителем Казанского учебного округа о студентах университета» находим сведения о дате зачисления Д.И. Гомберга в Казанский университет: «Имею честь уведомить правление Университета, что бывший студент Московского Университета Гомберг Дмитрий, согласно его прошению, с разрешения Министра Народного Просвещения, мною принят в число студентов Казанского Университета на юридический факультет. 24 октября 1892 года» [6].

Подчеркнем, ни о какой революционной деятельности Дмитрия Ильича Гомберга в период получения образования в Казани не может быть и речи. За студенческой молодежью осуществлялся строжайший контроль, и малейшее подозрение в неблагонадежности могло быть поводом к отчислению из университета. Об этом говорят архивные документы. Так, на прошения о зачислении их в студенты Казанского университета от бывших студентов Варшавского университета, отчисленных из него за участие в политической манифестации 5 апреля 1894 года, а также демонстрациях и митингах, были получены отрицательные ответы: все прошения были отклонены ректором [7]. Со студентами, переводящимися из других городов в Казанский университет, проводился инструктаж по поводу их поведенческой культуры. Практически одновременно с Д.И. Гомбергом из Московского университета в Казанский переводился некто Илья Вечер, с которым была проведена разъяснительная работа: «…имею честь уведомить правление университета, что бывший студент Московского университета Илья Вечер, согласно прошению, с разрешения г. Министра Народного Просвещения, мною принят в число студентов Казанского университета на 5-й семестр Медицинского факультета, с предупреждением его, Вечера, что за первый хотя бы самый незначительный проступок он подвергается исключению из Университета. 10 октября 1892 года» [8].

Надо отметить, что жесткий контроль за студентами осуществлялся постоянно, о чем говорит дело «Циркуляра и секретного предписания попечителя Казанского учебного округа о политически неблагонадежных студентах, учениках и преподавателях» от 1892 года. В письме казанскому губернатору читаем: «Вследствие секретных отношений от 4 сего марта за номером 847 имею честь уведомить, что свидетельство о благонадежности требуется от посторонних лиц перед началом каждого полугодия для документации их к слушанию лекций в университете на основании правил, утвержденных г. Министром Народного Просвещения 16 мая 1885 года (параграфы 3, 8, 13 и 15 правил о допущении в Университет посторонних слушателей)» [9]. В списках неблагонадежных студентов за период с 24 октября 1892 года по ноябрь 1895 года Д.И. Гомберг не фигурирует. Также в деле «Канцелярии Императорского Казанского университета по секретной переписке с Казанским жандармским управлением о политически неблагонадежных студентах» имя Д.И. Гомберга не встречается [16]. Хотя впоследствии, уже в Москве, согласно справке Главного архивного управления МВД, Д.И. Гомберг опять «засветился» в общении с либералами, в частности с мужем сестры В.И. Ленина: «11 апреля 1897 года московский обер-полицмейстер сообщил в департамент полиции, что один из членов Московского студенческого кружка Гомберг Д.И. состоит в близких сношениях с Марком Елизаровым, находящимся под негласным надзором полиции»[10].

Но среди характеристик Дмитрия Ильича Гомберга, данных ему тайным советником графом Капнистом, замечаний нет: «Гомберг за все время пребывания в Московском университете поведения был отличного» [11]. Положительно характеризуют Д.И. Гомберга и в Казанском университете: «За время пребывания своего в Казанском университете г. Гомберг поведения был отличного» [11].

Но при этом известно, что имя Дмитрия Ильича Гомберга фигурирует в списках студентов, довольно неисправно посещавших занятия. Возможно, причиной данному обстоятельству было состояние здоровья Дмитрия Ильича, из-за которого он нередко переносил сроки сессии.

Так, в «Прошении Его Превосходительству Господину Декану юридического факультета Императорского Казанского Университета от 1893 года» читаем: «Представляя при сем медицинское свидетельство о невозможности для меня усиленных умственных занятий в настоящее время, я имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство ходатайствовать пред факультетом о том, чтобы мне разрешено было отнести первую половину полукурсового испытания на второй, так чтобы я мог сдать полукурсовое испытание в полном объеме. Мая 8 дня 1893 г. Студент Дмитрий Гомберг»[12].

К данному прошению прилагается медицинское свидетельство, согласно которому Дмитрий Гомберг «страдал сильно развитым малокровием и слабонервностью, усилившиеся за последнее время припадки малокровия, головокружение, скорое утомление не дают возможности больному иметь всякие умственные занятия, ввиду чего … (неразборчиво, — прим. ред.) рекомендуем больному прервать всякие умственные занятия, без чего нельзя ожидать скорого и полного поправления здоровья» [12].

Обратим внимание на один интересный факт. Несмотря на то, что Д.И. Гомберг был женат и у него на руках в 1893 году было двое маленьких сыновей, тем не менее материальной помощи он не просил [6]. Более того, Дмитрий Ильич своевременно оплачивал обучение [6]. Встает вопрос: на какие деньги жила молодая семья в Казани? Почему Д.И. Гомберг часто пропускал занятия? Только ли из-за плохого самочувствия или на то были другие причины? Ответов на данные вопросы найти пока не удалось даже в архивах. Возможно, Дмитрий Ильич Гомберг подрабатывал в Казани, чтобы прокормить свою семью, в которой были маленькие дети. На данный факт указывает один из более ранних документов, найденных в архиве. В прошении «Министру Народного Просвещения от бывшего студента 1-го курса Естественного отделения физико-математического факультета Императорского Московского Университета Дмитрия Ильича Гомберга, 23 лет» указывается, что «после смерти отца (зимой 1889/1890 года) семья осталась без средств к существованию», поэтому он давал частные уроки.

В документах канцелярии юридического факультета Императорского Казанского университета есть заявление, к которому прилагается квитанция об уплате денег за посещение учебных курсов Университета Дмитрия Ильича Гомберга, 23 лет» указывается, что «после смерти отца (зимой 1889/1890 года) семья осталась без средств к существованию», поэтому он давал частные уроки [11]. Судя по всему, Д. И. Гомберг время, отведенное на посещение занятий в Казанском университете, проводил не в учебных аудиториях, а на работе. Молодой семье с маленькими детьми нужны были деньги, чтобы свести концы с концами. Более того, определенная часть семейного бюджета шла и на оплату обучения Д. И. Гомберга.

В 1895 году Дмитрий Ильич Гомберг принимает решение переехать в Москву и продолжить обучение в Московском университете. В качестве повода для перевода Д.И. Гомберг вновь ссылается на состояние своего здоровья, указывая в прошении причины, связанные с климатическими и почвенными условиями: «В течение настоящего и прошлого года я постоянно страдал сильно изнуряющей лихорадкой, и в этом году у меня развилась даже малярийная кахексия. Пользовавший меня профессор Казем-Бек, удостоверение которого я при сем представляю, пришел к тому заключению, что болезнь вызвана нездоровыми местными климатическими и почвенными условиями, особенно неблагоприятными для меня, как недавно поселившегося в Казани, — почему и рекомендовал мне, как единственное радикальное средство, оставить Казань, если у меня есть возможность. Ввиду этого я хотел бы перейти в Московский Университет» [12]. Прожив три года в Казани, Дмитрий Ильич понял, что из-за климатических и почвенных условий город не подходит для его здоровья. Подобных документов от студентов в этот период было много: это было распространенной практикой. Тяжелые условия жизни студенчества вынуждали молодых людей подрабатывать, ввиду этого они пропускали занятия. Но чтобы получить высшее образование, обращались к врачам: справка об ухудшении здоровья играла роль спасительного документа.

При составлении подобной справки Д.И. Гомбергу помогло медицинское образование. Известно, что он «поступил в число студентов Университета Св. Владимира в августе месяце 1888 года на Медицинский факультет, откуда по распоряжению г. Министра Народного Просвещения в ноябре месяце того же 1888 г. был перемещен в число студентов Московского Университета и слушал лекции в течение осеннего полугодия 1888 и весеннего и осеннего полугодий 1889 и 1890 г.» [11].

Безусловно, доля правды в предъявленной администрации Казанского университета справке есть. Климатические условия Казани многими описываются не с лучшей стороны. Так, в «Иллюстрированном описании Российской Империи» Роберта Сирса, относящемся к середине XIX века, можно найти следующий отрывок, посвященный Казани: «примерно в конце мая <...> город, который, вследствие таяния снега и нетронутой природы почвы, превращается в идеальное болото, в котором лошади погружаются в самые бедра, теперь претерпевает изменения, еще более невыносимые. Грязь, высушенная жаром солнца, сменяется плотными облаками пыли, которые несутся по улицам города, лишая несчастного пешехода средств дыхания и делая его одежду такой же белой пудрой, как и у мельника. Затем, чтобы избежать удушья от жары и пыли, большая часть жителей города отступает от города — землевладельцы к своим поместьям, а неимущие — к своим друзьям, чье гостеприимство дает им убежище от ощутимого бедствия пребывания в городе в этот неприятный и нездоровый период» [13].

С чем все-таки связан переезд? Ведь Д.И. Гомберг меняет Казань не на южный город, а на Москву, где климатические условия были практически одинаковыми с Казанью — в обоих городах господствует умеренно-континентальный климат с четко выраженной сезонностью. Возможно, что переезд молодой семьи с тремя малолетними детьми был обусловлен не столько состоянием здоровья Дмитрия Ильича, сколько бедственным положением семьи в Казани и отсутствием дальнейших перспектив для самореализации. Хотя сомнительно, что для студенческой семьи с тремя малолетними детьми, не имеющей поддержки и богатых родственников, столичная жизнь могла быть более легкой и обеспеченной… Тем не менее в дальнейшем Д.И. Гомберг успешно окончил Московский университет, стажировался с 1907 года в Лейпцигском университете по специальности «философия», преподавал и имел адвокатскую практику, путешествовал по миру [10].

Безусловно, весь период жизни Дмитрия Ильича Гомберга в Казани с ним была и его жена. Ехать рожать третьего ребенка в августе 1894 года в Москву из Казани (49 часов) или тем более в Тамбов к родственникам для Антонины Петровны Дьяконовой, жены студента, работающей (?) акушеркой, было довольно дорогим и обременительным удовольствием. Если принять за истину тот факт, что Антонина Петровна все-таки работала акушеркой, будучи замужем за студентом, то их семейный бюджет не позволил бы лишних расходов, в том числе на различные поездки по стране. Согласно статистическим данным, средняя зарплата фельдшера в конце XIX века по России в земской больнице составляла 37—55 рублей [14], а в медицинском отчете Лихачевского родильного отделения Казанской губернской земской больницы от 1879 года находим, что «врачу и акушерке определялась зарплата по 300 рублей в год каждому» [15]. Билет на поезд Казань — Москва (735 верст) в первом классе стоил 29 рублей, во втором — 17,40 рублей, в третьем — 11,60 рублей (дополнительный сбор за 10 фунтов багажа — 75,75 копейки) [5].