Алмаз Хамидуллин: «Любой учитель, даже сам этого не осознавая, хочет принести добро в этот мир»

Нижнекамск — Москва — Нижнекамск

Обычный нижнекамский мальчишка, сын учительницы, Алмаз жил спокойно до тринадцати лет. А в шестом классе случайно сходил на олимпиаду по математике. Так и завертелось: выиграл школьную олимпиаду, потом городскую, так до окончания школы и ездил на все «республики» каждый год. В 11-м классе на республиканской олимпиаде занял 2-е место, и это позволило вне конкурса поступить в МГУ, на факультет вычислительной математики и кибернетики. Как и многие в середине нулевых, он хотел стать программистом или банковским сотрудником. Ближе к старшим курсам взыграли учительские гены: решил получить еще и диплом факультета педагогического образования. Ходил на собеседования в филиалы ведущих мировых компаний (к примеру, прошел несколько этапов отбора в BCG), и все складывалось вполне перспективно. Но потом вдруг случилась нетипичная ситуация для прилежного студента, которому в свое время удалось уехать из относительно провинциального Нижнекамска в топовый столичный вуз. Хамидуллин вернулся назад, в родной город.

— Просто на этапе получения диплома ко мне обратился мой родной нижнекамский лицей: им очень нужен был учитель математики олимпиадного профиля. Попросили помочь. Я подумал — и согласился. Это произошло из-за внутренних убеждений, взыграл какой-то патриотизм, что ли. Были хорошие варианты в Москве, просто я решил вернуться в Нижнекамск. И там ушел в работу с головой: в лицее в буквальном смысле жил, круглые сутки проводил с детьми. Например, за всю первую неделю работы ни разу не вышел за территорию школы…

Просто мужской лицей №24 в Нижнекамске — это интернат, мальчишки в нем живут. И Алмаз Нуртдинович днем работал учителем математики, а вечером — воспитателем. К своим семиклашкам относился как к младшим братьям, по его собственным словам. Днем преподавал математику, учил любить ее и понимать, а потом играл с детьми в футбол, проводил с ними пикники, вместе ходил в гости к их родителям — выстраивая некую семейственность в отношениях между детьми, родителями и школой.

— Это был лицей для одаренных детей, и как математику мне было очень интересно с ними работать, — рассказывает он сейчас. — Мы ездили с ними на олимпиады и на математические бои, выигрывали золотые медали. Увидели и всю Россию, и Туркменистан, и Румынию…

У меня была внутренняя установка, желание, юношеский максимализм — сделать следующее поколение лучше, чем мы, чтобы они были лучше подготовлены к жизни. И до сих пор она есть. Зачем работать учителем, если этого не чувствуешь?

«Строгость всегда можно ослабить, но если изначально зайти с панибратством, то строгим уже никогда не станешь»

Как рассказывает сейчас Алмаз Нуртдинович, успехи, которых добивались его ребята, мощно мотивировали и его самого. Но несмотря на то, что эти успехи видно было сразу, он говорит:

— Это была лишь малая часть результата моего труда. Ведь то, что я им давал, закладывается на много лет вперед, и истинные результаты видны только через десятилетия. Ведь основной целью было заложить прочный фундамент. У меня была внутренняя установка, желание, юношеский максимализм — сделать следующее поколение лучше, чем мы, чтобы они были лучше подготовлены к жизни. И до сих пор это во мне есть. Зачем работать учителем, если этого не чувствуешь? Думаю, любой учитель, даже сам этого не осознавая, хочет принести добро в этот мир. Просто не все очертили такие грани своего желания. Кто-то неосознанно по доброте душевной работает, но это все делает.

Главная задача молодого учителя — правильно очертить границы между собой и своими воспитанниками. На этом «сыплются» многие начинающие педагоги. Наш герой признается:

— Я благодарен за совет, который мне в свое время дали: строгость всегда можно ослабить, но если изначально зайти с панибратством, то строгим уже никогда не станешь. Я всегда был строгим учителем, у меня и на уроках проблем с этим не было. Не кричал никогда ни на кого: просто показывал серьезное отношение и к детям, и к предмету. И они все это невербально вбирали и считывали. Когда нужно было, я немного расслаблял детей, но в целом обстановка на моих уроках всегда была строгая и мотивирующая. Конечно, учитывать надо и еще то, что в классе были только мальчики. Они уважают строгость и дисциплину. Если бы это была смешанная школа, я бы по-другому выстраивал свою методологию.

Шло время. Подходил к выпуску класс Алмаза Нуртдиновича, и он начал ощущать сакраментальную «тягу к перемене мест». Сам он говорит: наступил момент, когда стало скучно. Ко всему привык, наладил все процессы, уже и стараться-то особенно не нужно. И этот момент, рассказывает нам учитель, — самый опасный, потому что теплое, уютное болото может затянуть. Так что Хамидуллин решил: пора переезжать. Выпустил своих мальчишек, собрался и уехал в Казань. Благо, было куда: директор казанского «Лицея-интерната №2» уже приглашал к себе, ставить олимпиадную математику с такими же мальчишками, что и в Нижнекамске.

Так в 2016 году молодой учитель сменил один мужской лицей на другой, Нижнекамск на Казань. И следующие 5 лет в нем отработал, выпустив в большой мир еще один класс.

Учитывать надо и еще то, что в классе были только мальчики. Они уважают строгость и дисциплину. Но если бы это была смешанная школа, я бы по-другому выстраивал свою методологию

«На миллионную Казань должно существовать три-четыре гендерных школы»

Так получилось, что до сих пор Алмаз Нуртдинович работал только в школах, где учатся мальчики. И гендерную модель образования он считает вполне действенной и рабочей. Говорит, что у его воспитанников нет проблем в отношениях с девочками, ведь сейчас, в эпоху соцсетей и мессенджеров, у них постоянно есть возможность общаться с противоположным полом. Юные математики знакомятся друг с другом на олимпиадах, на сборах, на турнирах, так что нет никаких проблем в гендерной социализации. Хамидуллин отвечает на наши провокационные вопросы:

— В определенных порциях гендерное образование нужно. И это не какое-то новшество, это придумали не сегодня и даже не вчера. Посмотрите на опыт британских школ — им несколько сот лет. Вспомним Царскосельский лицей. Это же проверенная временем, эффективная система обучения, которая дает свои плоды.

Учитель объясняет, чем отличается современное гендерное образование от архаичных моделей. Сейчас оно опирается вовсе не на то, что мальчиков и девочек нужно учить разным вещам, так что никакого шовинизма в этом нет.

— Обучать их как раз нужно одинаковым вещам! Проблема в том, что противоположный пол друг к другу тянет, но развиваются ребята по-разному. Девочки взрослеют раньше, мальчики позже, и когда на уроках, так скажем, 90 процентов человек думают о противоположном поле, то об эффективности учебного и образовательного процесса говорить не приходится! В наш лицей в Казани конкурс был 11 человек на место. Это говорит о том, что есть огромный спрос на такое образование. И к нам пытались привести детей наши же бывшие выпускники — стало быть, такая модель обучения их устраивала?

Алмаз Нуртдинович особо оговаривает: он вовсе не утверждает, что все школы должны быть гендерными. Но на миллионную Казань, по его мнению, должны существовать три-четыре таких лицея. Это удовлетворит и спрос родителей, и перекоса не создаст.

В определенных порциях гендерное образование нужно. И это не какое-то новшество, это придумали не сегодня и даже не вчера

«Проблема математиков в том, что они редко становятся директорами»

Однако сам он в своем новом лицее 1 сентября встретил и мальчишек, и девчонок. И совсем малышей-первоклашек, и выпускников. Кстати, на директорство его приглашали еще несколько лет назад — в 2017-м, после победы на федеральном этапе конкурса «Учитель года». Тогда Хамидуллин отказался:

— У меня было желание не оставлять детей на полпути, выпустить их и довести до 11-го класса. Плюс на тот момент мне была интересна именно работа учителя, а не администратора, не руководителя. Были грандиозные планы, они реализовывались, было интересно. У меня пока небольшой тайм-аут сейчас, чтобы привести в порядок школу, наладить процессы, но преподавать я буду продолжать. И делать то, что у меня лучше всего получается — готовить к олимпиадам, к ЕГЭ. Работу с детьми, которым нужна математика в будущем, — с такими у меня лучше всего получается — я планирую продолжать.

Сейчас, конечно, объем преподавания придется сократить — впереди у Алмаза Нуртдиновича административная работа, со всеми ее радостями и бедами. Но резкой смены вида деятельности он не боится:

— В роду у меня были руководители, и всегда в себе я видел эти навыки. Меня к этому тянуло. Конечно, рано еще говорить, получается у меня или нет, но мне это интересно. Страха никакого не было. Это, может быть, даже та деятельность, которая наиболее для меня подходит. Вообще, проблема математиков — в том, что они редко становятся директорами, потому что слишком нужны в школе. Математика тяжело найти, и они редко становятся завучами и директорами. Их слишком жалко нагружать административной работой, отрывая от преподавания, особенно если они добиваются серьезных результатов.

А ведь результаты у Хамидуллина были весьма серьезными. Его ученики в Нижнекамске были призерами республиканской олимпиады и победителями самых разнообразных математических конкурсов каждый год. А когда этот класс выпускался — средний балл по математике у них был 82,5. Ровно такой же, как в президентском лицее в Санкт-Петербурге. Алмаз Нуртдинович гордится этим сравнением и по сей день.

Второй, казанский, выпуск тоже был успешным: два стобалльника, победители многочисленных математических конкурсов и олимпиад. Все учатся в топовых вузах страны, а один из них получил грант на обучение и проживание в колледже из топ-50 мирового рейтинга в Гонконге…

Работу с детьми, которым нужна математика в будущем, — с такими у меня лучше всего получается — я планирую продолжать

«Главный приоритет — это не олимпиады, а развитие личности»

В Казани сегодня четыре школы каждый год участвуют в олимпиадной гонке, и «Лицей-интернат №2» включился в этот список не так давно — не без помощи Хамидуллина. Само по себе олимпиадное движение и постоянное соперничество между школами он рассматривает как безусловное благо. Но к олимпиадам надо относиться с осторожностью:

— Учителям и управленцам надо понимать, что олимпиадное движение — это лишь инструмент. Инструмент для того, чтобы организовывать азарт и соревновательность в период школьной жизни. Это движение дает живую атмосферу и повышает качество обучения во всех школах города. Есть, например, города, в которых соревновательности нет. Там есть одна школа, и 95 процентов призеров — в ней. А другие школы в эту гонку не вступают. И большое благо, что в Казани есть минимум четыре школы, которые постоянно перетягивают друг у друга пальму первенства. Сравните с футболом: можно смотреть футбольный чемпионат Франции, в котором тотальная гегемония ПСЖ, а можно — Англию, где любой может выстрелить. Конкуренция между школами благоприятно воздействует на всю систему математического образования в городе!

Но надо с осторожностью относиться к психике ребенка и не забывать о правильном целеполагании. Когда школьнику с седьмого класса внушается мысль «Ты должен победить во что бы то ни стало», у него меняются ценности и сама цель обучения, рассказывает наш герой.

— Я своим детям ни разу не говорил, что они должны стать победителями. Я преподавал предмет, старался раскрыть, для чего он нужен, как это пригодится в вузе, в жизни, раскрывал бесконечную красоту этой науки. И вот что еще важно: у нас в лицее №2 все дети, которые углубленно изучают математику, в восьмом классе обязательно получают один-два дополнительных предмета. У меня в классе не было ни одного ученика, который бы остался только в математике. Например, Антон, который уехал учиться в Гонконг, в восьмом классе параллельно начал заниматься программированием, дошел до Всероссийской олимпиады. Математика олимпиадная идет одна только в начале обучения. Из нее составляется прочный фундамент, а на него потом что угодно можно поставить: физику, экономику, информатику… Из школы они уходят гармонично развитыми личностями. Плюс к тому, у нас в лицее давался очень сильный английский язык, благодаря которому они и в Гонконг, и в Британию смогли спокойно поступить. А однобоко прокачивать только один предмет — это неправильно изначально, поскольку приводит к асимметричному развитию личности.

Но Алмаз Нуртдинович обращает внимание еще вот на что: главное в школе — это все-таки не олимпиады, а воспитание личности.

— Мальчик воспитывается как мужчина, будущий гражданин России, будущий глава семьи. И это у нас в приоритете, это наш номер один. Многие думают, что у нас лицей для олимпиадников — это не так. У нас лицей для будущих глав семей в первую очередь. И многие семьи только из-за этого туда мальчиков отдают. А олимпиадное направление — уже во вторую очередь.

И по решительному тону новоявленного директора становится понятно: все принципы воспитания, принесенные с предыдущего места работы, он горячо стремится воплощать здесь, в своем новом лицее.

Многие думают, что у нас лицей для олимпиадников — это не так. У нас лицей для будущих глав семей в первую очередь. И многие семьи только из-за этого туда мальчиков отдают

«Математика приводит ум в порядок»

Как и любого предметника, Алмаза Нуртдиновича не раз спрашивали ученики: «Зачем мне ваша математика? Зачем эти интегралы и пределы, зачем мне знать про синус и косинус? Как это пригодится в жизни?».

На эту тему он готов говорить бесконечно. Мы видим, как строгий руководитель в синем костюме преображается чуть ли не во вдохновенного музыканта, так горячо он рассказывает о математике — «царице наук».

— Многие думают, математика нужна для того, чтобы тебя в супермаркете не обманули. Но это уровень арифметики пятого класса, и это — не главная цель изучения математики. Для чего ребенок вообще ходит в школу? Для чего вообще мы его учим, даже если некоторые вещи быстро поменяются? Главная наша цель — научить ребенка учиться. Чтобы в любой ситуации, когда он окажется в будущем, какую бы новую область он для себя ни выбрал, он мог ее быстро освоить и идти дальше. Поэтому главная цель школы — научить учиться. А математика для этой роли идеально подходит. В ней все структурировано, четко, есть теоремы, есть строгая логика выстраивания понимания и взаимосвязей. Есть популярное высказывание — математика приводит ум в порядок. И я с ним согласен. Это, наверное, главное, что мы можем дать детям. Я уверен, что наши математики, если им дать новую область — они ее легко освоят. Структурируют предмет, разложат и шаг за шагом его освоят. Так что это огромное преимущество моего предмета.

Математика, как рассказывает нам учитель, пронизывает всю жизнь человека: она есть и в медицине, и в лингвистике, и в музыке, не говоря уже о точных науках. И на уроках он приводит своим ученикам десятки и сотни неожиданных примеров, благодаря которым у них рождается любопытство — главная движущая сила мотивации ребенка к обучению.

— Так что математика — живой предмет, красоту которого можно показывать и показывать детям. Они способны ее оценить!

Конечно, объясняет Хамидуллин, в жизни нужны и другие предметы. Часто требуется побыть гуманитарием. Он сам, по его признанию, всегда говорит детям, как важно развивать софт-скиллз. Ведь без этого невозможно выстроить команду. И он приводит в пример себя: он, математик до мозга костей, сейчас должен был с нуля набрать коллектив из почти сотни человек и сделать из него команду, запустив в работу огромную новую школу.

Математика — живой предмет, красоту которого можно показывать и показывать детям. Они способны ее оценить!

«С одаренными детьми работать нелегко»

Вопреки всеобщему мнению, с одаренным, высокомотивированным ребенком работать не так легко. Алмаз Нуртдинович объясняет: чтобы соответствовать уровню таких детей, нужно быть очень хорошо подготовленным и самому.

— Если учитель один раз потеряет уважение в среде детей, то потом к нему будут несерьезно относиться, — объясняет он. — К примеру, если я не смогу назвать столицу Италии или обсудить что-нибудь из русской классики, в глазах учеников меня не извинит то, что я учитель математики, а не географии или литературы. Я потеряю авторитет. Поэтому, когда работаешь с одаренными детьми, надо показывать высокий уровень во всем. Или возьмем подготовку к урокам. Если готовишь урок с обычными детьми, там и готовиться-то особенно не нужно: все понятно и четко в плане освоения материала. А вот когда выстраиваешь олимпиадное задание для — это вообще отдельная планета.

И еще один распространенный стереотип: легче мотивировать к учебе ребенка из обеспеченной, благополучной семьи, чем того, который растет в стесненных материальных условиях или с родителями определенной степени маргинальности. Хамидуллин объясняет:

— Если ребенок растет в неблагополучной среде, это сделать легче. Потому что у таких ребят есть огромное желание из этого всего выбраться. Он осознанно или неосознанно понимает свою неблагополучность, и если найти подход к такому ученику — он будет прикладывать усилия к тому, чтобы выйти в люди. Я бы скорее даже сказал, что более проблемны дети из очень благополучных семей. Им зачастую ничего не нужно, у них мало стимулов, потому что у них и без этого все есть. Я сталкивался с такими ребятами, и им очень сложно было объяснить, что они должны учиться и прилагать усилия. Ведь они считают, что для них уже заранее решены вопросы работы и финансовой обеспеченности. Приходится очень крепко думать, как раскрывать для них вопрос мотивации…

Более проблемны дети из очень благополучных семей. Им зачастую ничего не нужно, у них мало стимулов, потому что у них и без этого все есть

«Для меня очень это нужно — соревноваться и доказывать»

В конкурсах и соревнованиях Алмаз Хамидуллин участвует чуть ли не с начала карьеры. Вообще, весь его жизненный трек построен на том, что он доказывает себе: это я смогу. И это смогу. И здесь тоже стану лучшим. Сам объясняет:

— Главная причина, почему я участвую в этих конкурсах: я таким родился, для меня это очень нужно — соревноваться и доказывать. Иначе я просто не смогу работать. Поэтому периодически я эти соревнования себе устраиваю. Но это непросто.

История участия в профессиональных конкурсах у него начинается с 2013 года, когда занял 2-е место в Нижнекамске на конкурсе «Учитель года», а на республиканском этапе выиграл номинацию. В 2017, переехав в Казань, с ходу попросился у директора поучаствовать в «Учителе года» снова. Был оглушительный успех: сначала Хамидуллин выиграл город, потом республику, а потом — и федеральный этап, попав в пятерку победителей. Тогда-то ему и поступило первое предложение стать директором. Об «Учителе года» он рассказывает:

— Надо понимать, что там не выбирают лучших учителей. Ведь есть масса классных, очень сильных учителей, которые в конкурсах не участвуют, о которых мало кто знает, и им это неинтересно и ненужно вообще. И у меня много примеров таких учителей — им я без сомнений доверю своего ребенка. А конкурс — это состязание, спорт. В нем очень много этапов. Районный, городской, республиканский и российский уровни делятся еще на восемь этапов каждый. В них входят открытый урок, мастер-класс, открытый методический семинар, написание эссе, круглые столы, дебаты… И все эти этапы проходишь четыре раза. И каждый раз надо быть лучшим: предлагать свои идеи, развивать свою методику…

Через 2 года Алмаз Нуртдинович поучаствовал в федеральном конкурсе «Лидеры России» — там удалось дойти до полуфинала. Говорит, этот формат оказался для него очень полезным — и по форме, и по содержанию, и по обрастанию новыми интересными знакомствами.

Был еще выигрыш гранта «Алгарыш» — и обучение в международной школе управленцев в сфере образования. Учился Алмаз Нуртдинович в Швейцарии и имеет диплом международного образца.

Нашумевшая Global Teacher Prize тоже оказалась непростым испытанием. Пару раз Хамидуллин уже пробовал подавать заявку на эту премию. Но звезды сошлись именно сейчас:

— Уже и результаты поднабрались, и класс выпустился, и во время пандемии мы делали проект «Учителя онлайн» — видимо, все собралось, и это все сыграло свою роль. Так я и попал в топ-50. Заявку я писал параллельно с тем, как открывал школу. Мне было, если честно, не до этого конкурса — может быть, поэтому так выстрелило. Очных соревнований там не было. Сначала нужно было составить заявку, и это огромная работа, в которой надо раскрыть множество аспектов. Например, описать, какие есть трудности работы учителем в твоей стране и твоем регионе, как ты их преодолеваешь. Какие у тебя подходы к преподаванию. Пишешь о своих результатах, о результатах своих детей (все это по-английски). И писать надо все абсолютно достоверно, разумеется, это все проверяется. По сути, они делают срез 10-, 20-летней работы учителя и оценивают его. Следующий этап — видеоинтервью. Мы разговаривали с представителями жюри из Лондона. Они прощупывали человека, выясняли, кто он есть, что собой представляет, каков в общении. Потом были дополнительные задания — всего четыре этапа. Итог вы знаете. В середине октября обещали объявить суперфинальную десятку, а в ноябре — одного победителя, который и выиграет миллион. Остальные, кажется, ничего не получают. По крайней мере, пока об этом ничего неизвестно.

Главная причина, почему я участвую в этих конкурсах: я таким родился, для меня это очень нужно — соревноваться и доказывать. Иначе я просто не смогу работать

«Проблем у нас еще много»

Готовя заявку на международный конкурс, Алмаз Хамидуллин думал над проблемами, с которыми сталкивается современная школа и конкретно он сам. И первое, что он называет — неоднородность состава учеников.

— У нас в классах всегда есть дети разного уровня социальной обеспеченности, разных национальностей, разного культурного кода. Они же все очень разные, даже если все учатся в школах для одаренных детей. Например, наш 200-балльник — мальчик из деревни из Пестречинского района. С ним в классе учились ребята из Казани, один мальчик приехал из Махачкалы. В моем классе были парни из разных мест республики, разных наций (и не только русские и татары, но и, например, турок). И получалась такая серьезная мозаика из детей, которых надо было объединить какой-то одной идеей, привести к единому знаменателю, не утратив их собственной идентичности.

Кейс, когда учитель не уходит домой из школы, а выстраивает вокруг себя целое сообщество, большую семью, живет вместе с детьми, тоже показался экспертам международного конкурса удачным.

И еще один интересный проект, представленный на конкурсе и уже внедряемый в лицее «Унбер» — собственное мобильное приложение, которое призвано облегчить родителям, учителям и детям бумажную волокиту.

— Не секрет, что проблем у нас еще много: с бюрократией, с документооборотом. Я представил проект «Я родитель», приложение, которое служит для того, чтобы родитель по мелким пустякам в школу не приходил. Здесь можно справку получить, посмотреть портфолио ребенка, написать согласие, выяснить абсолютно всю информацию о расписании, лицее, учителях, связаться с кем нужно. Мы уже это приложение полностью написали, сейчас оно начинает проходить апробацию у нас в лицее. Со второй четверти, если все будет хорошо, оно будет работать во всех классах. Это первое в России такое приложение — возможно, в глазах жюри сработало еще и это…

Не секрет, что проблем у нас еще много: с бюрократией, с документооборотом. Я представил проект «Я родитель», приложение, которое служит для того, чтобы родитель по мелким пустякам в школу не приходил

Мечта: многопрофильный лицей, в котором все счастливы

Слушая, какую идею хочет воплотить в лицее «Унбер» его директор, волей-неволей вспоминаешь Стругацких: «И пусть никто не уйдет обиженным». Алмаз Нуртдинович говорит: у него нет убеждения, что важна только математика — иначе бы сделали очередной математический лицей.

— Я убежден, что в обществе нужны не только математики, но и спортсмены, и творческие люди, и биологи, и лингвисты... Поэтому лицей мы сделали многопрофильным, чтобы любой ребенок мог найти интересное ему направление. У нас сейчас есть и танцоры, и хоккеисты, и одаренные в математике дети. Это мини-модель жизни. Тут они все вместе. И надо научить их уважать друг друга, чтобы не выстраивалась однобокая система «отличники молодцы, а двоечники не молодцы». Я хочу, чтобы у нас не было проблемы однобокого мышления, ведь все дети очень разносторонние.

Хамидуллин обещает не лютовать по поводу внешнего вида детей (на что жалуются родители во многих элитных школах города). Говорит, что косметику смывать девочек точно не заставит, и снимать украшения — тоже. Ведь времена меняются, и ко многому нужно относиться спокойно. Но дисциплину и форму одежды все же стремится поддерживать.

— Здесь мы изначально все продумывали сообща с родителями. Я не сам эту форму выбирал — мы все вместе обсуждали разные варианты. Сделали форму разнообразной: каждый ребенок может составить десяток разных нарядов. Просто она вся в едином стиле, и я считаю, это правильно. В части украшений, макияжа и покраски волос — это будет сложный ход, но мы планируем все вопросы решать сообща: родители, учителя, администрация школы. Будут, конечно, определенные требования по внешнему виду. Мы не хотим в этом смысле быть сильно строгой школой. Но и хаоса допустить не хотим. Думаю, свободу в вопросах внешнего вида надо детям давать, но ограниченную. Чтобы у детей был выбор, например, прически или цвета волос… И главное — чтобы все были довольны: и родители, и дети, и учителя. И если мы такую формулу найдем — будем ее придерживаться.

Я убежден, что в обществе нужны не только математики, но и спортсмены, и творческие люди, и биологи, и лингвисты... Поэтому лицей мы сделали многопрофильным, чтобы любой ребенок мог найти интересное ему направление

«Чтобы учитель имел возможность творчески работать — его надо разгрузить»

Средний возраст педагога в лицее «Унбер» — 33 года. И этим Хамидуллин очень гордится: говорит, время все-таки меняется, и учителя идут в школу, не стремясь убежать в менеджеры или продавцы. Но сложно спорить с тем, что зарплаты педагогов в России все равно недотягивают до идеала.

— Это большая проблема, которая постоянно всплывает в российской повестке: нужно поднять статус учителя. И конечно же, это хорошо бы сделать не только на словах, но и чтобы это выражалось в зарплате. С другой стороны, заработать хорошо учитель может и сейчас, но для этого он должен сутками находиться в школе. А идеальная картина мира такова: чтобы учитель имел возможность творчески подходить к своей работе — надо его разгрузить, сделать, чтобы у него было 18 часов в неделю. А у нас он сейчас в среднем работает от 25 часов в школе, и это не считая репетиторства. И при этом его зарплата порой недотягивает и до сорока тысяч. И Татарстан еще достаточно благополучен в этом плане — у нас есть хотя бы гранты. Например, я на себе ощутил пользу гранта «Наш новый учитель».

Грантовая поддержка, говорит Хамидуллин, решила важную задачу: она позволила провести смену поколений, ведь благодаря этому в школу пришло множество молодых учителей. Условия работы уже не в пример лучше тому, что было раньше, говорит директор, и вспоминает: в 2010 году, начиная карьеру, он зарабатывал 13 тысяч рублей.

— Сейчас статус немного сместился в лучшую сторону: учитель может заработать не меньше менеджера среднего звена. Отдельные энтузиасты могут, конечно, и 80 тысяч зарабатывать, но при этом из школы они выходить не будут… Так что неоспоримый факт: нам надо при малой нагрузке увеличивать зарплату. Тогда-то мы и получим тройной положительный отбор, который происходит в некоторых развитых странах: когда лучшие ученики поступают в педагогические вузы, потом оттуда лучшие студенты идут в школу на стажировку, и из них лучшие закрепляются в школах. А у нас в середине нулевых бытовала поговорка: ума нет — иди в пед. Потом те, кто там более или менее хорошо учился, устраивались куда угодно, только не в школу. То есть действовал как минимум двойной отрицательный отбор. И чтобы из этого сделать тройной положительный, нужно создать хорошие условия.

И это, как оптимистично рассуждает Алмаз Нуртдинович, не такая утопия, как кажется. Он предлагает обратить внимание на те мелкие подвижки, которые мы видим каждый день: вроде бы сначала незаметно, а потом просыпаешься — и оказывается, ты уже нормально живешь!

— Я сам по себе человек позитивный, и может быть, поэтому надеюсь, мы это на своем веку увидим, — улыбается директор.

Сейчас статус немного сместился в лучшую сторону: учитель может заработать не меньше менеджера среднего звена. Отдельные энтузиасты могут, конечно, и 80 тысяч зарабатывать, но при этом из школы они выходить не будут…

«Учитель — не тот человек, который тащит ребенка за ухо к вершине знаний»

Глобальную задачу школы Алмаз Хамидуллин видит не в том, чтобы вгрузить в ученика определенный набор знаний. Он уже говорил: школа должна научить ребенка учиться, а значит, в ней должна быть создана правильная среда.

— Мы не можем ребенка взять и сказать ему: «Ну все. Сейчас мы тебя воспитывать будем». Наша задача — сделать так, чтобы его воспитывала среда, чтобы он учился развиваться сам, сообразно своим желаниям и потребностям. И роль учителя тоже поменялась: на уроке надо создать атмосферу для самостоятельного роста ученика. Это уже используется в олимпиадной подготовке: педагог только направляет, а дети в основном учатся сами, посредством друг друга. Учитель — не тот человек, который тащит ребенка за ухо к вершине знаний. Надо, чтобы ученик сам хотел, а учитель стоял рядом и по мере необходимости помогал.

А на вопрос, возможно ли такое в принципе, наш герой убежденно отвечает, что да, возможно. Надо уметь увлечь маленького человека, поддерживать в нем любопытство, чтобы в нем никогда не заканчивались искренние «почему?» — вот в чем состоит задача учителя, а вовсе не в том, чтобы у учеников теоремы от зубов отскакивали. И если у ребенка есть эта внутренняя мотивация — его можно научить любому делу, а педагог сможет просто стоять рядом и направлять ученика, который сам бежит вперед.

Алмаз Нуртдинович убежденно говорит: в этом его глобальная цель, мечта, и он будет к этому идти. И еще в своей школе он мечтает создать такую атмосферу, чтобы через несколько лет ему самому хотелось привести сюда учиться своих малышей — двухлетнего Хакима и четырехлетнюю Нурию. Ведь за стенами школы он — не только блестящий учитель и активный управленец, но и обыкновенный папа, который хочет своим детям самого лучшего. И он готов строить для них это лучшее своими руками.