«Windows и Мac еще долго будут у всех, и создавать нечто совсем другое — конкурировать за будущее»

Участники бизнес-бранча:

Артур Баширов — генеральный директор компании IT's digital

Максим Булатов — директор компании Alto Vision

Марат Гайфуллин — генеральный директор компании «Такснет»

Булат Ганиев — директор компании Robots Can Dream

Камиль Ибрагимов — исполнительный директор компании «БАРС груп»

Марат Машков — директор компании RuPromo

Виктор Никитин — генеральный директор компании Bpium

Равиль Сабиров — директор компании ReAspekt

Алина Сагадеева — главный специалист отдела по работе с обращениями предпринимателей министерства экономики РТ

Мария Тарасова — директор компании «МЭЛТ Дизайн»

Артур Юсупов — директор компании «Акронис» в РТ

Дина Валиуллина — модератор, заместитель редактора службы новостей «Реального времени»

«Когда мы заявились с этим проектом как большая компания, нам сказали: «Ребята, стоп, вы не можете»

Дина Валиуллина: Перед началом мероприятия многие из вас говорили, что важным этапом в развитии IT-отрасли является создание площадок, таких как Иннополис, IT-парков. При этом предприниматели чаще всего говорят о большем количестве налоговых льгот для ведения бизнеса или каком-то упрощенном доступе к госзаказу. Для вас всех что является большим приоритетом: специализированные площадки или налоговое регулирование?

Артур Юсупов: Во-первых, налоговые льготы все же есть в ОЭЗ «Иннополис», но с одной стороны, это льготы, а с другой — точно такие же льготы предоставляет и правительство РФ, по снижению ставки социального налога для разработчиков. Поэтому они стоят как бы на одном уровне. Но тем не менее эти льготы есть.

На мой взгляд, площадки все же необходимы, они помогают в какой-то степени создавать новые проекты. Если, например, взять тот же IT-парк, то это хорошая площадка по бизнес-инкубированию, где создаются молодые команды, которые в дальнейшем развивают проекты, приносят определенный value [стоимость, — прим. ред.] для региона и в целом для отрасли. Поэтому эти льготы все же есть. Естественно, всем хотелось бы больше, но то, что уже делается, — это хорошо.

Дина Валиуллина: Но в любом случае всех желающих эти площадки вместить не могут. Как тогда стимулировать тех, кто не смог стать резидентом? Может быть, у представителя минэкономики есть ответ на этот вопрос?

Алина Сагадеева: На данный момент у нас есть две программы, которые подходят для предпринимателей, занятых IT-деятельностью. Первая — это «Лизинг-грант», наверняка многие о ней уже слышали и думают, что она подходит в большей степени для тех, кто занимается сельским хозяйством либо производством. Но на самом деле в ней есть такой пункт, как разработка компьютерного программного обеспечения.

Вы все как раз занимаетесь данным видом деятельности и можете стать участниками данной программы. В этом году прием заявок уже закрыт, но планируется в следующем году. Для компаний, зарегистрированных меньше года, субсидируется 45% и не более 1 млн рублей на закупку оборудования; для компаний больше года — 30%, но не более 3 млн рублей. Оборудование приобретается через лизинговую компанию, и эти 45% либо 30% идут как авансовый платеж. По данной программе вы можете приобрести компьютеры, какое-то другое оборудование, необходимое для вашей деятельности.

Марат Гайфуллин: «Но у нас на сегодняшний день, к сожалению, никак не стимулируется долгосрочная работа компании. То есть мы все время работаем с субъектами, которые либо только создаются, либо имеют в течение года накопленный ими багаж в виде хороших или не очень программ, и их нужно дальше продолжать поддерживать»

Марат Гайфуллин: Это вопрос краткосрочной поддержки — в течение, допустим, года, двух, трех лет, и государство, и фонды — они поддерживают. Но у нас на сегодняшний день, к сожалению, никак не стимулируется долгосрочная работа компании. То есть мы все время работаем с субъектами, которые либо только создаются, либо имеют в течение года накопленный ими багаж в виде хороших или не очень программ, и их нужно дальше продолжать поддерживать. Мы столкнулись с тем, что вынуждены были создать отдельное юридическое лицо для того, чтобы продвинуть отдельный проект (у нас есть проект «Пиктограммы», связанный с облачной подписью), пройти весь этап бизнес-инкубирования и пройти всю кампанию — от начала до конца. Когда мы заявились с этим проектом как большая компания, нам сказали: «Ребята, стоп, вы не можете, потому что срок деятельности компании на рынке не должен превышать трех лет». А нам уже 15 лет, и под эту программу никак не попадаем.

И когда мы общаемся с представителями власти, задаем вопрос: «Что делать тем компаниям, которые достаточно давно на рынке и обросли достаточно хорошим материальным капиталом, перспективами, но сейчас ситуация нестабильная, есть определенные ограничения, в первую очередь, с контактами с зарубежными партнерами?» Мы хотим привлечь инвестиции, чаще не финансовые, а технологические, но действуют ограничения. И возникает вопрос: что делать?

Мы бы хотели рассматривать предприятия, которые работают на рынке более 4 лет, чтобы правительство, законодательство не забывали о нас. Думаю, большинство моих коллег с этим так или иначе сталкиваются.

«Снять офис дешевле в соседнем здании, нежели находящийся в IT-парке»

Артур Баширов: Я работаю в сфере малого бизнеса, даже микробизнеса. Наверное, многие компании, здесь присутствующие, в этой категории. Мы работали до открытия IT-парка как площадки. Но если рассматривать парк как территорию, куда я могу заехать и мне там будет комфортно и хорошо работать, то, честно говоря, для нас IT-парк ничего позитивного не привнес. Потому что там высокая стоимость аренды, и мы не ощутили особого плюса. А «Иннополис» — это проект, мне кажется, для еще более серьезных организаций. При этом наша компания с государством очень мало взаимодействует, никак не связаны со стратегическими инициативами, и, честно говоря, мы не ощущаем какой-то пользы от этих площадок даже в виде просто места, где мы могли бы работать. Потому что банально снять офис в соседнем здании на той же улице Петербуржской дешевле со всех сторон, нежели находится в соседнем IT-парке.

Артур Баширов: «Честно говоря, для нас IT-парк ничего позитивного не привнес. Потому что там высокая стоимость аренды, и мы не ощутили особого плюса. А «Иннополис» — это проект, мне кажется, для еще более серьезных организаций»

Марат Машков: Я бы тоже хотел добавить. Я сам являюсь проектным резидентом IT-парка и считаю, что Ленар очень крутой [Ленар Халиков, руководитель бизнес-инкубатора IT-парка, — прим. ред.]. Куда бы он ни ездил, он везде пиарит проекты инкубатора, налаживает контакты. И эта команда очень эффективно работает. Я знаю несколько стартапов, которые вышли за рубеж со своими продуктами только потому, что их в рамках визитов делегации IT-парка очень сильно пиарили.

Марат Гайфуллин: Здесь мы видим, что в этой ситуации нам сложно назвать себя стартапом, по многим критериям мы даже не подходим. К примеру, приходит предложение участвовать в разных программах, но при этом компании должно быть не больше года, а возраст сотрудников должен быть не меньше 30 лет.

«IT-парк нам дал больше как площадка для коммуникаций»

Камиль Ибрагимов: Хочу сказать в защиту IT-парка: мы были одними из первых его резидентов, заезжали, когда там еще не все было достроено и отремонтировано. И IT-парк нам дал больше как площадка для коммуникаций. В парк приезжало очень много делегаций, которые обращали внимание на организации, которые в нем работали, так что можно было поддерживать эту активность, участвовать в этом, и польза от таких площадок — это взаимодействие с будущими заказчиками, клиентами и компаний-резидентов между собой. Мы очень много участвовали в «посиделках», которые в инкубаторе проводятся. Это очень полезный обмен опытом, и, на мой взгляд, вклад IT-парка в наше развитие очень серьезный.

Равиль Сабиров: Если рассматривать эти IT-площадки, то во главе угла должна стоять идея. Пока мы видим возможности, но самих идей не видно. Это должно быть создание некой благоприятной почвы, атмосферы, микроклимата для развития, а оно всегда начинается с чего-то мелкого. Вот сколько процентов площадей IT-парка занимают именно IT-компании? Эта цифра, конечно, будет взята с потолка, но, по моим ощущениям, там будет компании две-три. Это мы проходили и с технопарком «Идея»: вот появилась площадка, на первый этаж садится «Сити-банк», на второй — еще какие-то «киты», и так далее. Они получают какие-то возможности, но в целом этой микросреды для развития как будто и нет.

Если отрасль нуждается в какой-то помощи, то нужно предлагать какие-то простые вещи, то есть возводить простую инфраструктуру, потому что непонятно, «выстрелит» это или нет. К примеру, сделали они льготный ФСС [пилотный проект Фонда социального страхования РФ «Прямые выплаты» в Татарстане, — прим. ред.]. Все заметили, все пользуются, это отлично. Мне кажется, это для отрасли замечательный импульс. Еще бы это не вызывало острый интерес у проверяющих, вообще было бы прекрасно.

И какие-то такие на законодательном уровне шаги навстречу, мне кажется, самые эффективные. Просто не надо все усложнять. Ведь часто звучит сегодня мысль, что малому и среднему бизнесу главное — не мешать. Не нужно нас за ручку доводить до каких-то денег, клиентов. Мы сами все найдем, мы, как вода, течем туда, где есть щели, но главное, чтобы там не было преград.

Максим Булатов: Скажу в защиту технопарка: нам они помогли очень сильно. Его инкубатор помог нам реально вырасти и добиться того, чего мы добились, просто за счет того, что они нам дали помещение и очень хорошую стоимость аренды. По IT-парку ситуация понятна, у них есть какие-то регламенты и регламентированные стоимости. И я думаю, если бы была возможность, они бы с удовольствием цены скинули, дали бы шанс небольшим компаниям заехать. Но, видимо, этот вопрос решает не руководство IT-парка.

«Пока компания не достигла выручки порядка $1 млрд, это стартап»

Дина Валиуллина: К теме стартапов я бы хотела вернуться и отметить, что существует такая точка зрения, будто их время уже прошло и на рынке IT появились новые тенденции. Хотя, когда в Иннополис приезжал Герман Греф, он говорил, что пока не будет условий для стартапов, развитие IT в принципе будет очень затруднено. Как вы считаете, стартапы долго еще будут находиться в тренде?

Булат Ганиев: Это как золотая лихорадка, когда в одно время все ринулись делать стартапы. Было недавно высказано одно здравое мнение, что мы сейчас нагенерировали всего во всех отраслях, и теперь в Америке, например, ничего нового уже не надо. Сейчас нужно копать в том, что есть. Сейчас тот же Uber вырос, у него куча данных и у него другие задачи по bigdate [обработка больших объемов данных, — прим. ред.], по анализу. И стартап уже стал субстартапом, который будет работать по каким-то определенным направлениям. То есть они уже будут копать не вширь, а вглубь. А у нас можно копать вширь.

Марат Гайфуллин: Мне кажется, стартапы будут всегда, и они буду развиваться. Всегда будут интересны и правительству, и государству, и коммерческим структурам. И мода на стартапы не закончится, потому что это не мода. Наша сегодняшняя действительность и все наши проекты, которые мы делаем, по большому счету можно назвать стартапами. Ведь что такое стартап? Это новое решение, новое уникальное решение, которое создается с использованием решений других компаний. Вопрос: как мы к этому относимся?

Артур Юсупов: Основатель и генеральный директор нашей компании Сергей Белоусов сказал, что наша компания — это стартап, и пока компания не достигла выручки порядка $1 млрд, это стартап. Наша компания — один из мировых лидеров, но до сих пор мы считаем себя в какой-то степени стартапом.

Булат Ганиев: Если говорить о моде в IT, то нужно добавить, что это обслуживающая отрасль. Мы сами ничего нового не создаем. Мы обслуживаем потребности других отраслей. Есть потребность людей в такси — создан сервис Uber, который развивается. Есть потребность в качественном медицинском обслуживании — IT-компании, которые работают в этой отрасли, улучшают эту сферу. Поэтому говорить о какой-то моде в IT не совсем корректно, мне кажется. Если есть какая-то потребность, мы ее просто удовлетворяем. А стартап — некое условное обозначение какого-то бизнеса.

Камиль Ибрагимов: Если в целом говорить, то стартап — это вообще что-то новое, они всегда были и всегда будут. Просто сегодня бум на рынке в Казани. Уже лет 5 такая активность идет — в том числе благодаря тому, что IT-парк проводит различные мероприятия. Но, как правильно сказал Булат, так просто не будет такого масштабного предложения, идеи. Сегодня будут предлагаться эффективные решения, которые можно просчитать, вычислить и спрогнозировать, потому что люди научились считать, прогнозировать потребности.

Камиль Ибрагимов: Да, скорее всего, стартап — это некое стремление расти и развиваться, и если мы хоть на мгновение остановимся, то это будет означать техническую стагнацию. И те новые направления, которые появляются в компаниях, больше направлены на развитие, и ноу-хау вширь мы уже мало замечаем. То есть меняется направление, но стартапы будут, и это одно из направлений в IT, и связано оно не только с программным обеспечением и оборудованием.

Максим Булатов: Возвращаясь к вопросу, больше или меньше стало стартапов, скажу, что 2 года назад у меня было очень много запросов на создание приложений и сайтов для стартапов. Они приходили чуть ли не каждую неделю: давайте так сделаем или так. Сейчас их гораздо меньше, и я не знаю, связано это с рынком или с репутацией нашей компании, что мы не делаем сайты для стартапов.

Виктор Никитин: Мне кажется, стартап — это больше отношение к тому продукту, который ты делаешь. Если ты оцениваешь риски, но у тебя нет веры, что он может взлететь, то ты относишься к нему как к стартапу. Но если ты делаешь продукт, в который ты веришь, то ты называешь его продуктом, даже если он молодой. Я 10 лет занимался одним продуктом, сейчас полгода уже новым, и я не отношусь к нему как к стартапу. Для меня продукт — это рабочий проект, презентация которого будет через неделю, но я не отношусь к нему, повторюсь, как к стартапу. И мне кажется, здесь проблема в том, что можно называть огромный бизнес стартапом, можно называть им идею, но стартап — это прежде всего свое отношение к тому, что ты делаешь.

«Здесь кто-нибудь вообще заемным финансированием пользуется?»

Дина Валиуллина: Всем известно, что сейчас существуют трудности с привлечением финансирования, особенно у некрупных компаний. Как вы ощущаете на себе эту тенденцию, есть ли проблемы с заемным финансированием, или сейчас вы больше ориентируетесь на свои накопления?

Марат Гайфуллин: Я могу сказать от себя. У нас компания достаточно крупная, и мы поставили перед собой задачу в ближайшие 3 года выйти на четыре крупные компании с услугой электронного документооборота и, безусловно, за счет собственных накоплений, которые были. За последние два года они уже на исходе, кубышечка пустеет. Мы начали обращаться в банки по поводу формирования долгосрочных кредитных портфелей. Для нас, несмотря на то, что мы большая компания, с большим бэкграундом, ресурсами, активами, ресурсом людей, хорошо просчитанными проектными планами, к сожалению, на сегодняшний день стоимость денег, которые нам готовы предоставить банки, очень высокая.

Марат Гайфуллин: «Взаимодействия с банками не получается. Для них без разницы твоя сфера деятельности: торговля пирожками на улице и деньги тебе нужны для обустройства ларька, или ты занимаешься высокоресурсным, наукоемким бизнесом, как, например, IT-сектор»

Для нас с позиции краткосрочных финансовых вложений на 1-2 года приемлемо. Но если мы рассчитываем проект на более долгую перспективу, то это серьезная проблема, и взаимодействия с банками не получается. Для них без разницы твоя сфера деятельности: торговля пирожками на улице и деньги тебе нужны для обустройства ларька, или ты занимаешься высокоресурсным, наукоемким бизнесом, как, например, IT-сектор. У нас, например, основные средства уходят на оплату знаний, труда. Мы не покупаем оборудование, не формируем свою материальную базу. И, к сожалению, люди, которые сегодня работают на первом фронте анализа, безусловно, грамотные, талантливые. А большой объем проектов отсекается именно на этой стадии. Это мой личный опыт: когда мы подаем заявку от высокотехнологичного бизнеса, нам «отрезают», а больше преференций дают так называемым «лоточникам».

Равиль Сабиров: Но с другой стороны, банки тоже можно понять: что происходит, когда кто-то из нас разоряется, и что остается кроме кучи ноутбуков и имени? В общем-то ничего.

Камиль Ибрагимов: У нас, наверное, нетипичная ситуация: дело в том, что все заказы имеют такой жизненный цикл, что завершаются к концу года, и деньги мы получаем в конце года. Поэтому без денежных средств мы просто не можем существовать, так что кредитная нагрузка к концу года в основном только растет. И, соответственно, инструмент, который мы используем со всеми банками, преодолеваем все эти трудности в общении с банками, которые рассматривают достаточно формально, не отсекая крупный IT-бизнес от стандартного, скажем, основанного на продажах. Но видно, что движение денег в стране замедляется. Заказчики менее охотно расстаются с ними, банки гораздо менее охотно их выдают, проценты растут. Но в целом схемы остаются такими же, ничего нового не появляется.

Алина Сагадеева: «У нас в Фонде поддержки предпринимательства идет прием заявок на льготное микрофинансирование. Мы выдаем от 100 тысяч до 1 млн рублей под 10% сроком до 3 лет. И, кстати, сфера IT-бизнеса является одной из приоритетных»

Алина Сагадеева: Раз речь пошла о кредитовании, у нас в Фонде поддержки предпринимательства идет прием заявок на льготное микрофинансирование. Мы выдаем от 100 тысяч до 1 млн рублей под 10% сроком до 3 лет. И, кстати, сфера IT-бизнеса является одной из приоритетных. Необходимы залог и поручительство, но если сумма до 100 тысяч, только поручительство. В следующем году планируется увеличить сумму до 3 млн рублей. Можно также взять заем на реструктуризацию кредита.

Марат Гайфуллин: 10%, конечно, хороший процент. Но если мы говорим о 30 или 50 млн рублей и даже больше, вы же не можете предоставить такие суммы. Для стартапов объем инвестирования гораздо выше.

«В долгосрочных проектах аутсорсинг не дает экономии»

Дина Валиуллина: Если говорить о специалистах, то кадровая проблема наверняка существует. Где их искать, откуда они будут появляться? Могут ли это быть специалисты из других регионов, либо, наоборот, начинается миграция IT-специалистов из Казани в Москву, из Москвы в Европу и так далее? Какова в целом тенденция?

Мария Тарасова: Мне кажется, в последнее время все IT-компании перешли на аутсорсинг своих специалистов, потому что это намного снижает затраты по зарплатному фонду, аренде помещений. И все идет к тому, что даже обыкновенные компании, которые используют специалистов внутри компании, тоже стараются брать специалистов на аутсорсинге. Тем более, сейчас очень много ресурсов, которые позволяют найти человека по необходимым критериям. Так что аутсорсинг спасает ситуацию.

Камиль Ибрагимов: Вообще, это один из инструментов, и в отдельных отраслях аутсорсинг немного помогает, но в долгосрочных проектах аутсорсинг не дает экономии ни в финансовой сфере, ни по технологической части. Мы, наверное, все кадровые проблемы прошли, работали со всеми университетами, всевозможные стороны привлечения сотрудников использовали. Откуда кадры берутся? Ответ, наверное, такой: мы их сами растим. Накапливают компетенцию своих ведущих специалистов и затем опыт этот передают студентам, которые приходят. Потому что ни для кого не секрет, что уровень подготовки желает лучшего, но здесь однозначно идет работа над тем, чтобы кадровый потенциал, который приходит, приезжает из других регионов… приходится в них вкладываться. Естественно, возникает вопрос: мы в него вложимся, а он уйдет. Но мне нравится такое мнение, что лучше его обучить и он уйдет, чем не обучить и он останется. То есть мы активно работаем и по привлечению сотрудников из других регионов, и люди едут, особенно из небольших городов РТ, тем более Татарстан — очень активный как IT-регион. У нас семь офисов, так что мы эту проблему стараемся решать по всей России: в Новосибирске, Санкт-Петербурге, Краснодаре — везде мы видим, что приходится людей учить. Нет институтов хороших, и кадры хорошие приходят только из других компаний.

Марат Машков: То, что делал Айрат Хасьянов в ИТИСе, — сейчас просто нельзя об этом не сказать, он большой молодец. Это связано с аутсорсингом. Есть такая штука в Германии, где работает половина немецких инновационных тружеников: это такие маленькие компании, которые занимаются небольшими проектами для крупной немецкой промышленности, например, для компании «Мерседес» шину какую-то новую разрабатывают. И потом «Мерседес», если опыт этот успешен, поглощает маленькую компанию. И вот это как раз аутсорсинг НИОКРа. Они пытаются свести интересы бизнеса и интересы университетов, то есть они учат студентов работать: создаются лаборатории под специализацию компании, где студенты пытаются работать над реальными проектами. И в таком же русле студенты 2-го курса в ИТИСе работают. У нас в компании сейчас работают три выпускника ИТИСа. Я их вообще не обучал: вот техзадание, вот технический директор, они сели и начали работать. И все, сдали готовый проект.

Марат Машков: «Есть такая штука в Германии — маленькие компании, которые занимаются небольшими проектами для крупной промышленности, например, для компании «Мерседес» шину какую-то новую разрабатывают. И потом «Мерседес», если опыт этот успешен, поглощает маленькую компанию. И вот это как раз аутсорсинг НИОКРа»

Максим Булатов: У нас с Марией смежные компании, но я тут на противоположной стороне, поскольку я за то, чтобы собирать свою компанию и делать все in house (внутри компании, — прим. ред.). Мы очень редко отдаем на аутсорсинг, если только нужен узконаправленный специалист. А всех остальных собираем, как драгоценные камни, спасибо за это «БАРС груп» и еще нескольким компаниям. Смотришь, ищешь, и если специалист высококвалифицированный и он приживается в твоей команде, то он остается очень надолго. У нас текучесть кадров очень низкая.

«Есть люди, которые уезжают, но из них примерно 70% возвращаются через год-два»

Виктор Никитин: Мне, кажется, существует сегодня другая проблема. У нас в компании отличный микроклимат в коллективе, и зарплаты выше среднего по рынку, и стаж сотрудников в среднем не менее 5 лет, но в связи с текущей ситуацией на российском рынке многие уезжают в другие страны. То есть российский рынок не способен конкурировать по оплате труда IT-специалистов. Если у нас зарплата выше среднего по Москве, то с учетом стоимости курса доллара специалист, который уезжает, допустим, работать в Таиланд, Канаду, Америку, получает несоразмерно больше. И удержать факторами дружбы, коллектива, обучения невозможно, чтобы перебить денежный фактор. Я не говорю обо всех специалистах, есть люди — я вот патриот России и не собираюсь никуда уезжать, но есть люди, которые в основном не из Казани и их не держат обязательства из-за родственников, друзей, жилья и кредитов. Они мобильны в своей жизни, и для них, в принципе, является хорошей возможностью, когда мировой стартап с инвестициями в несколько миллиардов долларов их приглашает на работу. Мы с этим неоднократно сталкивались, и в какой-то ситуации Россия побеждает, в какой-то проигрывает.

Максим Булатов: Наш арт-директор Артем Ермолаев работал на Кипре, ему оплачивали проживание, была шикарная зарплата, он работал в очень крупной компании, но он оттуда убежал через год, потому что атмосфера была не его. Я лично вернулся в 2008 году из Европы сюда. И у меня очень много таких примеров. Да, есть люди, которые уезжают, но из них примерно 70% возвращаются через год-два.

Виктор Никитин: Эта проблема существует везде, но в сфере IT человек развивается, не привязываясь к месту, потому ему переместиться в другие страны значительно легче.

Виктор Никитин: «Российский рынок не способен конкурировать по оплате труда IT-специалистов. Если у нас зарплата выше среднего по Москве, то с учетом стоимости курса доллара специалист, который уезжает, допустим, работать в Таиланд, Канаду, Америку, получает несоразмерно больше. И удержать факторами дружбы, коллектива, обучения невозможно»

Марат Машков: У нас тоже существует такого рода текучесть кадров, и нам сложно предложить условия лучше, чем те, куда они могут уйти. У нас небольшой бизнес, небольшой коллектив, задачи, может, не гипер и не супер. Мы не пишем плагины для Google, и меня долгое время это беспокоило. К нам приходили выпускники университета, мы их обучали, они во время учебы у нас работают, потом еще 1-2 года (именно программисты) — и уходили. Сейчас эта ситуация меня не удручает, это часть процесса. Всегда есть возможность найти другого.

Виктор Никитин: Чтобы воспитать хорошего специалиста, нужно 3-5 лет, и мы реально в них вкладываемся. Для нас это нормально, мы стараемся воспитать в нем амбиции, чтоб у него было желание дальше двигаться. Но ведь нужно еще удерживать основных специалистов, цикл роста которых составляет не менее 5 лет, и их удерживать намного сложнее.

Равиль Сабиров: Программисты очень специфические люди: непонятно, что ими движет, могут и 15 лет на одном месте сидеть.

Камиль Ибрагимов: В этом тренде есть и свои плюсы: люди, которые работают в зарубежных компаниях, набираются хорошего опыта, который сложно получить здесь, поскольку проекты, которые там делаются, достаточно серьезные. И все равно когда-нибудь наступает момент, например, по семейным обстоятельствам, — люди возвращаются. Может, решают на Россию поработать, я не знаю, всякие ситуации встречаются на собеседовании.

«По прикладному программному обеспечению мы можем с конкретными зарубежными решениями вровень встать»

Дина Валиуллина: Последний вопрос, который я бы хотела поднять, — это защита данных. Сейчас очень много говорится, что гарантия безопасности персональных данных — это отечественные продукты. Какое будущее у этого направления, можно ли сделать полностью российские продукты конкурентоспособными по отношению к иностранному ПО и не миф ли то, что отечественное значит небезопасное?

Равиль Сабиров: А как же Касперский? Он едва ли не лучший: и условия, и возможности, и примеры реализации программного обеспечения совершенно замечательного.

Равиль Сабиров: «А как же Касперский? Он едва ли не лучший: и условия, и возможности, и примеры реализации программного обеспечения совершенно замечательного»

Марат Гайфуллин: Мы занимаемся достаточно давно защитой информации, и много копий поломали, и на рынке много аналогов посмотрели, и знаем компании, которые занимаются созданием информационных систем по защите данных. Я могу сказать одно: реально озаботились проблемой защиты данных российские компании года 3 назад, и основным двигателем этого рынка стал банковский сектор. И даже процентов 80 банков используют сегодня иностранное ПО. Это факт, и от этого никуда не денешься.

Дина Валиуллина: Возможно ли ситуацию как-то изменить?

Марат Гайфуллин: Когда спрашивают, можно или нельзя, я говорю всегда: можно. В РФ проживают 140 млн человек, во всем мире — 7 млрд, и неужели мы можем сделать что-то сверхособенное и быстро, чего не сделали за границей? И вопрос: надо ли нам это делать? Я понимаю, что экономика действительно нуждается в новых трендах, определенных вызовах, но нужно ли так жестко отрезать и говорить: «Ребята, это все плохо, давайте делать свое»? Давайте реально рассуждать, можем ли мы создать альтернативную операционную систему Windows или Mac OS? Не можем. Потому что они создавались очень долго. То есть мы можем создать стартап. Это же эволюционный продукт, и он не может быть создан сразу, и получить гигантское распространение, и чтобы все были к нему готовы. Будет ли готов пользователь работать с этим продуктом? Если мы будем говорить только лозунгами, что наше отечественное — это хорошо, а импортное — это плохо, то пользователь в нас не поверит.

Если мы говорим об информационной безопасности, то есть ГОСТовые вещи и есть остальные. Если мы говорим о госсекторе, то, безусловно, в России очень давно и очень сильно развивается сектор защиты государственных данных, и это сектор, который будет развиваться только в границах РФ, и никакие иностранные программные продукты на этот рынок запущены просто не будут.

Если мы говорим о защите информации рядовых пользователей, коммерческих структур, которые не попадают под границы требований ГОСТа, то дайте им возможность использовать то, что они хотят, то, что считают эффективным.

Камиль Ибрагимов: В основном сейчас конкретное влияние санкций и тренда импортозамещения. Он идет на госсектор, и мы его ощущаем на всех этапах. Здесь стоит сказать, что все-таки речь идет не о революции. Это очень-очень большое время, большой интеллектуальный капитал необходимо накопить, чтобы реализовать свою ОС. Но в эту сторону двигаться стоит, здесь нужно отметить тот опыт, который привел к созданию крупных зарубежных компаний, у которых всегда была государственная поддержка — и SAP, и Oracle. Они все рождались на контрактах, которое обеспечивало государство. При этом ничего сверхъестественного они не делали: у них огромный функционал, который они реализовывали. И в этом направлении двигаться стоит. И мы одни из тех, кто сегодня в этом процессе участвует на уровне прикладного софта, который обеспечивает автоматизацию различных бизнес-процессов у госзаказчика. Мы уже можем конкурировать с различными решениями IBM, Oracle.

Здесь, наверное, стоит сказать, почему такая конкурентность возможна. Дело в том, что такие крупные решения по функционалу обеспечивают работу по всему миру, то есть готовы автоматизировать любой бизнес-процесс. Этот тренд мы ощущаем, в нем участвуем, свято верим, потому что на этом базируется наше развитие. И именно по прикладному программному обеспечению мы можем даже с конкретными зарубежными решениями вровень встать.

А вот по поводу системного ПО пока можно говорить, что нет игрока, который бы мог сделать его. По крайней мере нам его пока не видно, чтобы собрал команду, люди есть, и в России эти светлые головы точно есть. И возможно, эти площадки — Иннополис, технопарки — этих людей объединят, и я верю, что мы можем тоже это сделать. Не пытаться — это для нас преступно.

Булат Ганиев: Я добавлю, что есть глобальное неправильное понимание этого посыла — создать Windows, Android, это конкуренция за прошлое, а не за будущее. Стив Джобс продавал компьютеры, когда люди не верили, что так необходимы будут настольные ПК. Билл Гейтс сделал графический интерфейс, когда люди не верили в графику. И все, что сейчас данность, когда это начинало продаваться, — это было будущим. Сейчас уже нужно просто принять, что Windows и Мac еще долго будут у всех, и нужно создавать нечто совсем другое, в другой области. Конкурировать нужно за будущее, а не за прошлое!

Булат Ганиев: «Создать Windows, Android — это конкуренция за прошлое, а не за будущее. Сейчас уже нужно просто принять, что Windows и Мac еще долго будут у всех, и нужно создавать нечто совсем другое, в другой области. Конкурировать нужно за будущее, а не за прошлое!»

Марат Машков: Они поменяли концептуальный подход и поэтому умеют конкурировать с западными. Концепция развития «Яндекса» и других поисковых систем совершенно противоположная. Если Google развивается горизонтально, то «Яндекс» — вертикально. И сейчас они, по-моему, единственная компания в мире, которая в Турции отжала 6% рынка у Google. Есть хорошие примеры, но это не значит, что нужно взять и закрыть границы и никого не пускать, на уровне конкуренции всегда лучше развиваться.