«Вся архитектура в провинциальных городах отстает, она никогда не может догнать передовые вещи»

Даешь Дворец земледельцев на Урале

— Расскажите о Казани глазами архитектора: Как вы оцениваете нашу современную архитектуру?

— С современной архитектурой я практически нигде не сталкивался, мы живем в центре, ходим по центру. Я знаю о современной архитектуре Казани через презентацию архитектора, который спроектировал здание министерства сельского хозяйства, к сожалению, не помню, как его зовут (главный архитектор компании «Антика» Леонид Горник, — прим. ред.).

— Это здание вызывает множество споров…

— Он хочет построить подобный дворец и в Екатеринбурге, и выступал с презентацией одного из таких зданий перед местными девелоперами. Я, как член градостроительного совета, был против, мне кажется, что это неудачное решение. У нас есть приборостроительный завод, который выходит прямо на набережную городского пруда, и девелопер решил превратить его в элитный жилой дом. У него есть представление, что дом должен выглядеть таким вот образом. Хотя это сталинское здание, не менее презентабельное, но его хотят облицевать таким декором, что уж прямо… Мне кажется, что это даже просто неоправданная трата денег. По крайней мере в Казани это здание, насколько я знаю, с нуля построено. Если хотите построить — есть же свободные площадки.

— Я так и не поняла, как вы сами относитесь к Дворцу земледельцев?

— Философски. Я не сторонник того, чтобы что-то где-то запрещать. У нас в Екатеринбурге тоже проходят такие дискуссии. Если посмотреть на это с точки зрения истории, у нас проходил индустриальный биеннале в гостинице «Исеть». Лейтмотив всего этого биеннале заключался в том, что мы в авангарде. На одном круглом столе я, уставший от авангарда, сказал: «Ребята, мне кажется, что вы все ошибаетесь. Мы не в авангарде, мы все находимся в арьергарде. Нам всегда сверху из Москвы или Санкт-Петербурга диктовали линию поведения.

«У нас есть дом купца Севастьянова, который губернатор отремонтировал для почетных гостей в псевдомавританском стиле. Какой псевдомавританский стиль? Уже Ван Гог себе ухо отрезал!» Фото europansion.ru

У нас есть дом купца Севастьянова, который губернатор отремонтировал для почетных гостей в псевдомавританском стиле. Это считается сегодня памятником истории, но если посмотреть с точки зрения истории, то какой псевдомавританский стиль? Уже Ван Гог себе ухо отрезал! Кругом сплошной авангард, уже Эйфелева башня в Париже обнажилась, а мы тут все псевдомавританским стилем занимаемся. Вообще, вся архитектура в провинциальных городах (Екатеринбург, Новосибирск, Казань) отстает, она никогда не может догнать передовые вещи». И на меня все ополчились: «Как вы можете такие вещи говорить?» А я говорю: «Это же прекрасно, что мы живем в арьергарде. Люди в лучшем случае доживают тут до 25 лет и уезжают на линию фронта — не в Казань и Новосибирск, а в Москву, Санкт-Петербург, за границу. А мы остаемся в арьергарде. И это даже лучше. Давайте сделаем Казань городом для молодых: для детсадовцев, школьников, студентов. И сделаем его таким образом, чтобы мамы и папы со всего мира мечтали отдать своего ребенка в детский сад в Казани. Если они будут растить здесь своих детей, значит точно будут следить за здравоохранением, за образованием, за безопасностью в городе.

«Мне кажется, что эклектика — это самый интересный стиль, на мой взгляд, самый живой»

— Все-таки интересно, как вам Казань?

— Чтобы добраться сюда из Екатеринбурга, мы на машине тысячу километров проехали. И приехали на невероятно чистые улицы города Казани, в солнечный день. Мне показалось, что я попал в центр Европы, к тому же окна нашей гостиницы выходит на канал [Булак], что напомнило мне канал Грибоедова, на котором я в прошлом году жил в гостинице в Петербурге. Вообще, все очень чисто, по-столичному, утки плавают, прямо-таки умиление от европейского города. И самое главное — это чистота. Ходишь в туфлях, и они не мараются. В Екатеринбурге практически все время я хожу в калошах. У нас в обувных магазинах продают калоши: когда покупаешь какие-нибудь туфли, тебе предлагают еще и их купить. Я такое только в Екатеринбурге видел. И там невероятно красивые силиконовые разноцветные калоши продаются. Модные.

И от фасадов по центру города в Казани я в восторге, потому что они в очень аккуратном, прибранном виде. По крайне мере то, что я видел. В общем, у вас все очень даже неплохо.

— А как же единый архитектурный облик? Центр города — сплошная эклектика.

— Я крамольную вещь скажу: мне кажется, что эклектика — это самый интересный стиль, на мой взгляд, самый живой. У нас сейчас в Екатеринбурге строят современные дома и оправдывают это всего тем, что работают в стиле конструктивизма. Я говорю: если бы конструктивисты сказали, что они работают в стиле конструктивизма, то они были бы не правы, потому что создавали что-то новое. Архитектор должен смотреть в будущее, а не в прошлое. Это я, как издатель, могу смотреть в прошлое, а архитектор — это человек, который предвидит, что будет через 10, 20, 100 лет. И все проекты, который он рисует, он делает для того, чтобы они реализовались через какое-то время. Поэтому очень сложно собрать архитекторов в защиту исторического наследия. Я это абсолютно точно знаю, их оно не интересует.

— У нас интересует…

— Нет, конечно, есть активисты среди архитекторов, которые знают, что без прошлого нет будущего. Но бросаться под экскаватор, разрушающий историческое здание, они не пойдут, потому что с помощью этого же экскаватора им нужно будет рыть котлован под новое здание, а девелоперу, который является заказчиком, они, конечно, противостоять не будут.

Если опять же сравнивать Казань с Екатеринбургом. Когда я привожу гостей, они фотографируя, говорят, что у нас в одном кадре можно отследить пять-шесть эпох. Там настолько все перемешено, что на самом деле даже всех вдохновляет — настолько богатая городская фактура. Если представить палитру художника, на которую из тюбика выдавлены различные цвета, она выглядит красиво. Но если начать замешивать, то она превращается в грязь, в которой художник может разобраться, но все остальные в лучшем случае назовут это абстракцией, в худшем — скажут, что это пора выкинуть. Мне кажется, в Казани точно не абстракция, здесь аккуратно выдавленные на палитру из тюбика краски. Это очень красивая картинка. Палитру Екатеринбурга мне как жителю охота куда-то выбросить. Плохо это или хорошо? Учитывая, что Екатеринбург — это город без лица, я всегда пытаюсь сказать, что это и есть наш бренд, это нужно развивать. Мне кажется, в мире нет ни одного города, который раз в 50 лет менял бы свое название. Казань для меня — старый город, я бы здесь поступал классическим европейским способом, например, как в Париже: оставил историческую часть практически нетронутой, решая только какие-то глобальные урбанистические вещи. А если хочется поставить деловой центр, то он, наверно, должен быть где-то с краю.

«Если историческое здание перекроено в новый материал, то это плохо. Такие примеры есть везде. Это разрушает фактуру города»

Екатеринбург похож на Роттердам, потому что...

— Прошлой весной в Казань, кстати, как раз в «Смену», со своими выставками приезжал архитектурный фотограф Юрий Пальмин. Он тогда сказал, что город ему показался слишком заретушированным, при этом привел в пример одно из зданий РЖД напротив «Смены», где сталинский классицизм запаковали в керамогранит. Как вы к этому относитесь? Заметили эту заретушированность?

— Я не обратил внимания, но если историческое здание перекроено в новый материал, то это плохо. Такие примеры есть везде. Это разрушает фактуру города. Если есть исторический фасад — зачем закрывать его современным материалом? Я понимаю, что есть новые теплотехнические требования, здание нужно утеплять, но мне кажется, что нужно каким-то другим способом это делать. По-другому к этому подходить. Сколько угодно можно применять кремов бабушке, но все морщины от них все равно не разгладятся. Зачем это делать, если это естественный процесс? Пускай будет так, как есть.

У нас такая история была в Екатеринбурге, в ходе которой я себе практически врагов нажил. У нас есть такое здание, называется «Пятый гастроном». В основе этого здания лежал красный кирпичный купеческий особняк. И конструктивисты в 30-х годах надстроили это здание тремя этажами, а рядышком построили еще семиэтажное здание, такой «ботинок» получился. И все это заштукатурили в конструктивистский стиль. И этот особняк прочитывается только в окнах, потому что на уровне второго этажа там есть окна, которые завершали арочную постройку. И сейчас современным архитекторам попалось в руки это здание, и владелец этих первых двух этажей, не зная о том, что это был купеческий особняк, не смог договориться с владельцами других этажей и решил отремонтировать два этажа. Он перелицевал весь фасад уже не в штукатурку, а в керамогранит и какую-то фактуру, похожую на дерево.

Я был категорически против этого. Это не является памятником, и у нас спор с архитекторами возник по поводу того факта, что в эпоху постмодерна делать такие псевдоконструктивистские истории… Они говорили о том, что делают в конструктивистском стиле, только сегодня материалы лучше, чем у конструктивистов в 30-х годах. На что я приводил в пример швейцарского архитектора герцога де Мерона, который, находясь в здании, подобном «Смене», тоже не являющимся памятником, сделал центр современного искусства в Мадриде.

«У нас в Екатеринбурге была история со зданием, которое называется «Пятый гастроном». Фото 66.ru

Они пошли совершенно другим путем: очистили весь кирпич, сверху надстроили еще одна здание из ржавого металла, и, чтобы всех поразить, они это кирпичное здание подняли над землей на один этаж. Создается впечатление, что оно плавает.

Когда архитектор получает рядовой объект, это уникальная возможность вскрыть все исторические слои. От этого здание бы невероятно заиграло. Во-первых, это старинный купеческий особняк, во-вторых, его строили из полученных материалов при разрушении соседнего храма. Если бы они вскрыли этот кирпич и, возможно, нашли какие-нибудь метки из церкви, а возможно, и из алтаря, и все бы показали людям — от них бы отбоя не было. Я бы ходил и целовал эти стены. А теперь, проезжая мимо, я в другую сторону отворачиваюсь. Я не понимаю, в чем здесь проблема. Решение, о котором я рассказал, привлекает внимание, а значит приносит больше денег. Почему коммерсанты этого не понимают? Это же реальная прибыль.

Поэтому, перед тем как что-то переделывать, перекраивать, нужно в прямом смысле этого слова просчитывать все риски. И участие властей должно заключаться в том, чтобы просчитывать их на 100, 200 и 300 лет вперед, а не как коммерсанты — чтобы для себя и для сына хватило.

— Некоторые считают, что центр Екатеринбурга похож на центр Казани. Интересно ваше мнение.

— Екатеринбург похож на Роттердам, потому что там есть и малоэтажная стройка, и строят небоскребы. И здесь еще очень страшное сравнение: Роттердам был полностью разрушен немцами, там практически ничего не осталось от исторического наследия. У нас никто никого не бомбил, но мы сами себя разбомбили, поэтому у нас сейчас примерно такая же ситуация, и масштаб застройки похож.

«Кто-то мне говорил, и я с этим соглашусь: сохранение происходит из-за нехватки денег»

— В таком случае с каким городом вы бы сравнили Казань?

— Может быть, с Воронежем. Но мне сложно ответить на этот вопрос, так как я мало видел ваш город. Как ни странно, с Тюменью еще бы его сравнил. Там просто очень много старинных домиков сохранилось, и есть такая аляповатая современная архитектура, как, в принципе, в любом городе. В Тюмени есть советский проспект, но исторический центр они сохранили. Кто-то мне говорил, и я с этим соглашусь: сохранение происходит из-за нехватки денег. Чем Екатеринбург от той же Казани может отличаться — хотя, казалось бы, здесь тоже должны быть деньги, — там невероятно много денег. У меня сын учится в Праге, и там снимать квартиру стоит дешевле, чем в Екатеринбурге. Наши девелоперы гордятся тем, что практически все новостройки — это только частные инвестиции, фактически нет государственных вливаний. Владельцы заводов, пароходов и так далее просто вкладываются в девелоперские проекты и строят небоскребы. Наверно, в Казани такого нет. Мне кажется, что тут больше государственного участия, чем частного.

— Существует мнение, что сейчас строители совершенно не работают с архитекторами. Как думаете, это проблема?

— Так как я сам архитектор, то считаю так: когда не учитывают мнение архитектора, это проблема самого архитектора. Это позиция архитектора, степень его влиятельности, таланта и амбиций. В мире существовало огромное количество примеров влиятельности архитекторов. Возьмем французского Ле Карбузье, который был настолько влиятельным, что ему позволяли строить город в Чингиргарде, Индия. Это просто такая позиция.

Можно сказать, что сейчас просто не совсем тот период. Мне кажется, современный архитектор отдыхает. У меня есть такая теория: архитектуру можно сравнить с временами года. Если представить себе, что 20-40-е года — это такая весна архитектуры, расцвет различных идей, становлений влиятельных личностей, то сталинскую архитектуру можно назвать летом, так как там практически нет никаких новых идей, но кругом ягоды, цветы, зелень — пестрота невероятная. Потом приходит осень — это советский модернизм с 55-го по 85-й год, когда Хрущев боролся с излишествами. А после 85-го года, на мой взгляд, пришла зима. И она длится до сих пор, потому что идей никаких нет, влиятельности никакой нет, все сидят, отдыхают, большинство вообще спят. И понятно, что пока архитектор, как медведь, спит, кто-то решает за него его вопросы. Обнадеживает только то, что после зимы придет весна. У меня есть такие романтические надежды… Существуют циклы, смены, если русский авангард длился с 1905 по 1935 годы, потом сталинская архитектура с 1930 по 1960 годы, хрущевская оттепель — принято считать с 1955 по 1985 годы. Получается, что с 1985 по 2015 год прошло 30 лет. Надеюсь, что в 2016 году появятся новые листочки. И надежда на самом деле не на тех медведей, которые проснутся от спячки, а на тех, кто по весне начнет влюбляться, а это уже молодые люди.