«Такси» Джафара Панахи: послание иранской Эсме с Омаром Хайямом за баранкой таксомотора «с любовью и всякой мерзостью»

«Такси» (Taxi, 2015) Джафара Панахи

Джафара Панахи жалко. Жалко Панахи, очень жалко. Вы знаете Джафара Панахи? – Ну, как же! Жалко Джафара! – И я о чем, Панахи Джафара жалко, очень жалко. Жалко Джафара Панахи! – И не говорите, очень, очень, очень… Жал-ко!

Так думают о несчастном Панахи многие узнающие о его сегодняшнем положении. Классик «новой волны» иранского кино арестован пять лет назад иранскими властями и осужден на шесть лет заключения за антиправительственную пропаганду и участие в акциях протеста против официальных итогов выборов 2009 года: срок за решеткой заменили домашним заключением, но главное – Панахи запретили снимать кино и выезжать из Ирана до 2030 года. Это не мешает ему снимать кино тайно, будучи ограниченным в финансовых и технических возможностях, и контрабандой передавать на Запад ленты на «флэшках». Посмотревший последний фильм режиссера, «забаненного» иранским правительством – удивится. Панахи жалко?! Вы серьезно?! Вот этого счастливого мудреца, похожего на Омара Хайяма за баранкой таксомотора?

Панахи прекрасен, прекрасен и потому, что добрейшей и мудрейшей души человек, и потому, что гений. В очередной раз он снял произведение искусства, которое и десятилетия спустя останется гордостью иранской культуры и иранской нации – в парадоксальных печальных условиях неприятия его официальным культурным Ираном. «Такси» — 80 минут абсолютного абсурда и абсолютного же счастья. «Такси» — это окно в Иран, в душу нации противоречивых человечков, фанатиков и ироников и детей, «цветов жизни». С одной стороны, по сюжету «Такси» это вроде бы стандартное кино в духе, скажем, джармушевской «Ночи на Земле». С другой стороны, «Такси» кажется документальным. «Такси» из тех фильмов, когда хочется, чтобы показанное – оказалось документальным, а не выдуманным – в отличие от отдельных документальных фильмов, которые лучше бы оказались от начала и до конца вымыслом.

Иранцы лучше всех умеют снимать людей, подать человеческое так, что любишь после этого всех человечков вместе взятых, даже подонков. Иранцы лучше всех умеют снимать детей, а таковых, как известно, Царствие небесное. Панахи детей снимает так… так, что сердце твое само на мгновение становится этим Царствием, и научается прощать даже каких-нибудь палачей с кровью замученных на руках.

Панахи установил камеру в такси и проехался по тегеранским улицам (давайте представим, что все было «как на самом деле», и люди-герои всамделишные – тем более, что все равно они актеры-любители, не профессионалы). За 80 минут в его такси побывали самые разные люди самых разных классов и типажей, традиционалисты по убеждениям и местные либералы, каждая сценка при этом, будучи завуалированной критикой общественных противоречий, цензуры и тому подобного – полна какой-то небесной теплоты. Критика Панахи – не безжалостный каток, а скорее ироничная насмешка, легкое подтрунивание: он слишком любит людей, чтобы над ними громко смеяться. Панахи, сидя в кресле водителя такси, не собирается никого переубеждать, никому не готов насаждать свои собственные ценности. Он рад каждому новому клиенту, ведь тот для него – целый мир, который Джафар пытается все же понять, а не судить. И каждый из этих маленьких суматошных двуногих миров – очаровательный.

Скажем, первые два клиента. На переднем сиденьи пижон, фанатично настроенный, он возмущается тому, до чего дошла преступность! – «Шариата на них нет! Повесить бы парочку, тут же бы присмирели!» Женщина в хиджабе на заднем сидении подает голос, ехидно улыбаясь: «Как так можно, что вы за человек вообще, Аллах прости и помилуй, да что это вы говорите такое, любезнейший – нас по казням только Китай опережает, стало лучше?» Узнав, что она учительница, пижон расплывается в саркастичной улыбке: «Идеалистка!» Можно узнать, кто вы-то хоть по профессии, не менее саркастично интересуется женщина. Пижон молчит и признается только на выходе, что он… карманник, но «чтобы грабить так беспредельно – ни-ни, только шариат нам всем поможет!» Женщина качает головой, Панахи улыбаясь вздыхает. Или вот две тегеранские бабушки с золотыми рыбками в полиэтиленовом пакете, которые из-за «неумелого вождения» Панахи чуть не подохли – а нельзя рыбкам подыхать! Рыбок бабки везут отпустить обратно, и взять новых, а если не отпустят – то подохнут бабки, сообщают суеверные бабки. Панахи в ужасе останавливает авто, и пересаживает их в другое такси: «Он вас быстрее довезет, а мне за племянницей надо, никак тоже нельзя опоздать!». Аллах прости и помилуй, возмущаются бабки, пересаживаясь, и честя на чем свет стоит Джафара Панахи. Еще у Панахи есть клиенты, знающие его в лицо, и торгующие пятым сезоном «Ходячих мертвецов» (хит в Тегеране!) и «Полночью в Париже» Вуди Аллена.

Золотой момент фильма – главная «клиентка» режиссера. Племянница Джафара Панахи лет 10-11, которую он забирает из школы. Ядовитая на язычок и смотрящая на дядюшку исподлобья: чего ты опоздал-то, любезнейший? Панахи, задыхаясь, оправдывается, но девочка, конечно, не слушает и знай себе отчитывает дядю. «И чего ты хотела поговорить наедине?» — спрашивает у маленькой родственницы Панахи. Та вздыхает от невежества товарища: «Так не пойдет, в машине?!» — «Почему? Мы же вместе. Давай поговорим». – «Ты безнадежен! На встрече с умной интеллигентной дамой надо сначала выпить кофе. Скажем, в ресторане… Съесть мороженое. Ну, или еще что-нибудь. А потом уже говорить!» Панахи весь внимание, слушая умную интеллигентную кофеманку, которая, доставая видео-фото-камеру, сообщает обомлевшему режиссеру: учительница дала задание снять небольшой фильм. Но годный к показу! А это значит, что… «Соблюдать предписания ислама, носить хиджаб. Никаких межполовых контактов. Никакой чернухи! Никакого насилия. Положительные герои не должны носить галстук и иметь иранских имен – а должны носить имена исламских святых! Дядя почему ты не слушаешь?!» — «Я слушаю… Просто задумался», — отвечает мрачно Панахи. Джафар спрашивает девочку, а как бы они поступили с его другом, хорошим добрым человеком, которого только что встретили – он же в галстуке. Сняли бы галстук, сообщает она, назвали бы «по-исламски», не было бы бороды – мы бы ее добавили. «Дальше читать?» — «Читай», — вздыхает Панахи. – «Никакой экономики и политики». – «Достаточно!» — говорит Панахи, не зная, то ли плакать ему, то ли смеяться.

Лучший эпизод, маленький шедевр – без Панахи, который оставляет племянницу одну, закрыв машину. Девочка, достав камеру, решает снять свадьбу из окна такси, но замечает, как какой-то маленький пацан подбирает выпавший из кармана жениха кошелек и, разумеется, прикарманивает его себе. Девочка возмущена, подзывает его к себе и отчитывает: «Учительница сказала за месяц снять фильм, пригодный к показу! Ты взял деньги, и теперь мой фильм не годен к показу! Иди и верни их жениху. И я дам тебе взамен 5 туманов» — «Пять туманов вместе пятидесяти? Какой дурак это сделает?! Да и они богатые, смотри сама, один макияж невесты чего стоит» — «Мне нет дела до их денег! Мне важен мой фильм! Положи деньги, где взял. Ты портишь мне фильм! А если вернешь, станешь героем моего фильма!» Хочу, говорит мадемуазель Панахи, показать жертвенность и доброту!

И тут уж не знаешь, плакать тебе или смеяться. Такого чувства любви к людям, какое дарит мелочами жизни Джафар Панахи (со своей племянницей!), редко когда испытаешь во время просмотра современных фильмов. Очаровательной же мадемуазель Панахи можно только пожелать стать достойной имени своего дядюшки и снять еще одно великое иранское кино! Про жертвенность и доброту, разумеется, а как же иначе?! Написать человечеству кинописьмо в духе сэлинджеровской Эсме: «С любовью и всякой мерзостью».

Кадры из фильма — filmz.ru. Трейлер — youtube.com