Поиски «доброго человека» в «нефтяной столице» Татарстана

«Мы же у нефтяников не единственные»

Как-то исподволь, не очень пиарясь (хотя пиар-служба в театре отменная!), Альметьевский драматический все больше и больше на слуху. Выпускает интересные премьеры, побеждает на фестивалях, попал в лонг-лист «Золотой маски». Приятно удивляет и заставляет о себе говорить. Когда думаешь о причинах очевидного взлета театра, первое и банальное, что приходит на ум, — «нефтяные деньги». Альметьевск — это же нефтяная столица Татарстана, не могут нефтяники не помогать театру!

Но версия, пахнущая большими деньгами, становится несостоятельной после разговора с директором театра Фаридой Исмагиловой. «Нефтяники нам помогают, но к ним ведь за помощью многие обращаются. А «Татнефть» — это не дойная корова. Спасибо, что и к нашим просьбам они не глухи. В конце сезона традиционно перечисляют нам миллион рублей, это тринадцатая зарплата нашей труппы. В этом году перечислили полтора миллиона. Помогли нам с ремонтом, на ремонт фасада, например, выделили 12,5 млн рублей», — рассказывает Фарида Баисовна.

Исмагилова — историк, много лет подряд была заместителем директора лучшей в Альметьевске татарской гимназии. В театр, можно сказать, была отправлена в приказном порядке городскими властями. Естественно, пришла сюда практически как антикризисный менеджер.

Учительская дочка, сама учитель со стажем, театралка и перфекционистка — звезды сошлись, и она начала, подобно героине притчи, «сбивать масло в ком, чтобы встать на него и выпрыгнуть». Выпрыгнула — и вытащила театр. Впрочем, похоже, что коллектив ждал такого лидера, так что Исмагилова оказалась в нужный час в нужном месте.

«Второй Паневежис»?

Здание Альметьевского театра — образец сталинской монументальной архитектуры. Стоит оно на улице Ленина, и памятник вождю пролетариата — ну просто визави. На этом отсылка к эпохе развитого социализма оканчивается. Внутри театр теплый и уютный. Нет, он не поражает изысканностью интерьеров, но подкупает продуманностью и каким-то радушием. Одним словом, женская рука домовитой хозяйки ощущается.

У входа — книга пожеланий для зрителей, почти вся заполненная добрыми пожеланиями. Прямо против двери — большой экран, который включается, когда в театр начинает входить публика. На нем транслируют анонсы спектаклей. В фойе второго этажа выставлены многочисленные награды театра. Есть еще и небольшой, но богатый на экспонаты музей театра, ведь театральный коллектив в Альметьевске зародился, когда в Татарстане начала разрабатываться «большая нефть». Первые актеры репетировали спектакли в снятом для этих целей деревянном частном доме, а играли в деревнях и на буровых.

В театре два зала — большой и малый, в большом чуть менее четырехсот мест. Обычная заполняемость — две трети зала, а были печальной памяти времена, когда в зале сидело по 20-30 человек. 3-4 спектакля труппа дает в неделю на стационаре и приблизительно столько же у актеров в неделю выездных спектаклей. В сезон выпускают 5-7 премьер, иначе в городе с населением в 150 тысяч человек публику не собрать.

Театр работает не только для татарского, но и для русскоязычного зрителя — и синхронный перевод, и программки на двух языках, но главное, Исмагилова часто устраивает обменные гастроли с русскими театрами малых городов. Они приезжают в Альметьевск на пару вечеров, а альметьевцы едут в их регион и играют спектакли для татарской диаспоры. Равноценный культурный обмен, выгодный обеим сторонам.

Труппу, где сейчас 36 человек, Исмагилова собирает по крупицам. Естественно, что в Альметьевском театре сильный костяк среднего и старшего поколения, так что речь идет о молодых актерах. Кого-то увидит в театральном училище, кого-то отправит туда учиться, чтобы потом «целевик» влился в труппу. Одну из самых ярких молодых актрис, Эльмиру Ягудину, можно сказать, мама привела. Приехала и попросила Исмагилову: «Посмотрите дочку, училище в Казани в этом году оканчивает».

«Мы были в Казани на «Наурузе», созвонились, приходит ко мне маленькая девочка в желтом сарафане на неимоверно высоких каблуках, и очень по-деловому начинает разговор», — вспоминает Фарида Баисовна. «Девочка в желтом сарафане» сейчас — одно из украшений труппы, актриса несомненного трагикомического таланта.

На одном из фестивалей Альметьевск кто-то из критиков назвал «вторым Паневежисом». Напомним, что в конце шестидесятых годов прошлого века этот крошечный литовский городок переживал нашествие столичных зрителей. Местный театр возглавлял бывший студент школы при Лувре и Сорбонне, ученик школы Шарля Дюллена Юозас Мильтинис, сумевший собрать «звездную» труппу. Не стоит называть всех учеников Мильтиниса, назовем лишь двух: Донатас Банионис и Альгис Масюлис. Театр, носящий ныне имя Мильтиниса, был одним из лучших в СССР.

Театр в Паневежисе в свое время случайно посетили московские критики и были поражены тем, что они там увидели. Известный театральный критик Наталья Крымова начала продвигать театр, и ей это удалось. Вскоре Паневежис стал театральной Меккой запада страны, и российские театралы считали обязательным сесть в поезд Москва — Вильнюс, чтобы выйти утром на небольшой станции и, пробродив день по городу, вечером посетить спектакль Мильтиниса, окунувшись в такой непривычный для «советского зрителя» мир этого западного режиссера. Возможно, немного эстетский, но такой манящий, без «соцреализма».

Есть ли у нашего Альметьевска шанс стать «вторым Паневежисом», но уже на российской карте? Сейчас угадать трудно. Но то, что театр обладает потенциалом и еще кое-чем, о чем чуть ниже, — это несомненно. Во всяком случае, казанские зрители многое теряют, не видя спектаклей альметьевцев. И если бы наш минкульт взял на себя труд развивать «театральный туризм» и возить желающих на спектакли в нефтяную столицу, выиграли бы от этого все.

Неистовый Искандер

Кое-что, а точнее, кое-кто, о чем писалось выше, — это режиссер Искандер Сакаев, который последнее время сотрудничает с альметьевцами. Сакаев — «звездный билет», который вытащил театр. Подозреваю, что это произошло не без участия Фариды Исмагиловой…

Сакаев интеллигентен, хотя немного резок, он безусловно харизматичен, он фонтанирует идеями, он заразителен и абсолютно лишен снобизма по отношению к «провинциальной труппе». Впрочем, когда видишь, как работают актеры в его спектаклях, мысли о провинции и в голову-то не приходят.

Режиссер прекрасно образован: в активе — диплом режиссера драматического театра и диплом об окончании режиссерских курсов ВГИКа (мастерская Булата Мансурова), кинематографическое мышление весьма заметно в его работах. Есть еще магистратура в школе-студии МХТ, обучение в Центре Мейерхольда и изучение биомеханики. Психологическая школа в сочетании с биомеханикой — адская смесь. Но, возможно, что она — тот самый «аромат специй с преобладанием перчика» в его спектаклях.

Сакаев много ставит в разных театрах, но при этом долгое время работал в Санкт-Петербурге, в Александринке. Недавно поставил в Москве, в центре Владимира Высоцкого, наимоднейшую «Театральную историю» по роману Артура Соломонова, в этом сезоне спектакль будет идти в «Гоголь-центре».

В 2010 году Искандер Сакаев начал работу с Альметьевским театром, привнеся на его сцену совершенно новую, поначалу непривычную эстетику. Пока на афише театра четыре его спектакля — это «Ашик Кериб», «Мещанская свадьба», «Ромео и Джульетта» и «Добрый человек из Сычуани».

Спектакли принесли театру кучу наград — в частности, «Ромео и Джульетта» попали в лонг-лист «Золотой маски» и игрались в Театре наций в программе «Маска плюс». А впереди — внимание! — постановка по инсценированному роману Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза». Роману, ставшему победителем в конкурсе «Книга года», попавшему в шорт-лист «Большой книги». И эта будущая работа альметьевцев уже претендует на сенсацию просто даже и выбором материала, и оперативностью реакции. Так что Сакаев и Альметьевск в этом случае — «впереди планеты всей».

Трудно быть ангелом

«Добрый человек из Сычуани» — это двухчасовой предельно эмоциональный коллективный монолог всех участников спектакля на тему «Трудно быть ангелом». Трудно соответствовать замыслу о нас богов. Монолог этот иногда беззвучный, рот актера застывает в немом крике, и тогда единственная возможная ассоциация — одноименная картина Эдварда Мунка.

Бертольд Брехт, конечно, показывает нам условный Китай, история доброй Шен Те могла произойти где угодно. Так же, как брехтовский Мэкки Нож может быть перенесен из Лондона в любой город мира. Поэтому и Китай, который выстраивают сценограф Валерий Яшкулов и Искандер Сакаев, условен, не очень важен. Но это принципиально не Китай лаковых миниатюр и Запретного города, это страна маргиналов — бедная, несчастная и озлобленная.

По сути, сцена, где постоянно и очень уместно обыгрывается круг, вообще лишена декораций. Дверь в дом Шен Те с бумажной занавеской, бумажный занавес — вот и все. Бумага — как символ непрочности? Бумага — изобретение китайцев? Бумага, на которой пишут рукописи, не горящие в огне? Однозначно, что бумага не случайна (хотя мысли о малом бюджете постановки возникают), но в этом символе много смыслов, как и во всем спектакле Искандера Сакаева.

Итак, чистая, несмотря на «древнюю профессию», Шен Те (Наиля Назипова), которая иногда, чтобы защититься, превращается в жесткого кузена Шуй Та, с одной стороны — и маргинальная, алчная толпа с другой стороны. Впрочем, определение «толпа» не совсем верно применительно к спектаклю Сакаева. Перед нами — собрание резко индивидуальных персонажей, где один не похож на другой, где каждый, как в топовом оркестре, играет свою партию.

Шен Те делает добрые дела, помыслы ее благи, но все мы знаем, куда вымощена дорога благими помыслами. Но Сакаев ставит спектакль о том, что как бы жизнь ни била, как бы ни возила носом о стол, — доброта спасает мир. Просящему — дай, стучащему — отвори. Что и делает Шен Те. Когда же она превращается в Шуй Та (актриса делает это мгновенно, меняются пластика, интонации), то в моральном проигрыше остается, прежде всего, она сама. Ей трудно быть в Сычуани недобрым человеком.

История Шен Те, ее любви, обмана, умения сохранить себя даже в условиях предательства рассказана Наилей Назиповой с предельной, зашкаливающей страстью. Не важен объект любви (в данном случае это сбитый летчик Янг Сун — Ильсур Хаертдинов, такой интересный и необычный) — важно любить. Важно прощать и верить.

Трудно в этом спектакле не выделить кого-то из актеров, потому что перед нами — россыпь блестящих, стильных работ, но особенное спасибо Эльмире Ягудиной (женщина), Рамилю Минханову (Шу Фу), Гульнаре Кашиповой (Госпожа Шин), Раушание Файзуллиной (Госпожа Янг) и Динару Хуснутдинову (водовоз Ванг). Их уровень искренности, органичности и темперамента был фантастическим.

Завершается спектакль, во время которого зрители — это соучастники, они сидят на авансцене, фрагментами из зонга:

«Плохой конец заранее отброшен,
Он должен, должен, должен быть хорошим!»

Трудно верить, что конец истории Шен Те будет хорошим, но — хочется. Так же, как хочется верить, что у нас будет не «второй Паневежис», а свой малый театральный город, куда станет престижно приезжать на премьеры.