«Эффект от вала новостей про «трупы в рефрижераторах в США» прямо противоположный»

Президент Российской психотерапевтической ассоциации Сергей Бабин о влиянии потока информации о коронавирусе на россиян

«Проблема еще и в том, что наша власть не привыкла разговаривать с людьми, все нам объяснять. Скорее власть говорит нам то, что она уже решила. Это такая односторонняя связь. Нашей власти не задают вопросы. Я включаю телевизор и ожидаю, что там будет, введут ли пропускную систему в моем городе, как в Москве, или нет. Если введут, то, скорее всего, людям даже не объяснят, зачем это нужно. Это тоже усиливает тревогу», — рассуждает президент Российской психотерапевтической ассоциации Сергей Бабин. В интервью «Реальному времени» он рассказал о том, по какой причине популярны теории заговора, объясняющие происходящее вокруг коронавируса, как защититься от информационной истерии и почему власти нужно избавиться от нечеткости и противоречивости своих посылов.

«Чем хороша теория заговора? Она создает ощущение, что кто-то знает, что происходит. И что не всем на тебя наплевать»

— Сергей Михайлович, как нынешний информационный фон влияет на сознание людей?

— Он создает определенную повестку дня. И в зависимости от того, какие источники информации есть у человека, во многом зависит его эмоциональный фон. Если я использую источники, которые нагнетают обстановку, говоря, что все будет ужасно и мы все умрем, в этом случае сложно противостоять такому массивному давлению. Даже если я изначально сохранял определенную критичность и у меня была собственная точка зрения.

Тем более что в российских условиях информация очень поляризована. Та информация, которую я могу читать на Facebook, и та, что я слышу по центральному ТВ, сильно отличается. В условиях нарастающей поляризации каждый человек становится в этом смысле очень уязвим сам для себя. Нужно тратить дополнительные усилия для того, чтобы сохранить свою собственную, относительно здравую точку зрения, которая отличается от полярных мнений в информационном поле. Далеко не все люди могут выдержать информационное давление и даже осознавать подобные механизмы влияния.

— И как можно защититься от окружающей паники и истерии?

— Ситуация с изоляцией, коронавирусом, пандемией затронула наши базовые тревоги и проблемы, которые в обычной жизни тоже присутствуют, но не очень сильно актуализируются. Одна из этих тревог — неопределенность окружающего мира. Мы никаким образом не можем на эту неопределенность влиять. Как говорят психологи, мы ее можем просто принимать. Мы строим свои планы, намечаем цели, продумываем, что мы будем делать в то или иное время. Все это, безусловно, нужно делать, но на самом деле в глубине души мы понимаем, что человек предполагает, а Бог располагает. В любой момент мои планы могут быть нарушены, но в обычной жизни большинства людей это чаще всего не происходит. Кто-то может заболеть или умереть, у кого-то отменят рейс, но это не носит массового характера.

Фото realnoevremya.ru/Ильи Репина
Ситуация с изоляцией, коронавирусом, пандемией затронула наши базовые тревоги и проблемы, которые в обычной жизни тоже присутствуют, но не очень сильно актуализируются. Одна из этих тревог — неопределенность окружающего мира

Поэтому существует иллюзия, что я обычно достигаю своих целей, что я все планирую, все четко расписываю в электронном ежедневнике на будущую неделю и следую своему расписанию. Сейчас мир встревожен тем, что происходят бесконечные негативные неприятные события, и я ничего не могу с этим сделать. Если в обычной повседневной жизни мы можем от этого спрятаться, то сейчас это стало абсолютно реальным. «Неопределенность этого маленького вируса, который я даже увидеть не могу, а он меня запер на месяц в квартире и вообще остановил практически все. Я не представляю, что будет завтра со мной, со страной, с экономикой, с миром…». Такая тревога внедрилась в нашу обычную жизнь, и это, безусловно, крайне неприятно.

А дальше есть определенные способы совладания с тревогой. Я уже говорил о поляризации мнений. Следующий способ — отрицание — тоже можно назвать поляризованным. «Этого всего нет. Это все ерунда. Это все придумали». Через отрицание я хочу избавиться от тревоги. Теория заговора очень показательна в этом смысле. В интернете ходят абсолютно правильные шутки: «Почему теория заговора хороша? Во-первых, потому что есть ощущение, что кто-то знает, что происходит. А во-вторых: не всем на тебя наплевать». Это действительно работает так массово. «Эту ситуацию создали страшные люди, всемирное правительство, зеленые человечки, масоны, но они-то знают, что происходит. И они нацелены на меня лично». На самом деле такого нет, «миром правит не тайная ложа, а явная лажа». Просто есть общая неопределенность и общий бардак. Естественно, всем на меня наплевать. Каждый из нас — не центр мироздания.

Еще есть такой вариант, что я настолько погружаюсь в тревогу, что у меня возникает ощущение, что пришел апокалипсис, крах всего. То есть я устал бороться с тревогой, поэтому просто падаю в нее.

На самом деле истина где-то посередине. Если подумать, то мы каждый день до пандемии жили в неопределенном мире и все равно строили какие-то планы. Да, иногда эти планы срывались, но это не повод их не строить и не жить дальше. Так же и в нынешней ситуации. Безусловно, я не могу знать, когда отменят изоляцию, но это не повод не общаться с близкими, не заниматься делами, не читать книги и тому подобное. Хотя, безусловно, на этом фоне нужно сказать, что есть объективные тревоги и страхи из-за ухудшения экономической ситуации, банальной нехватки денег. Есть значительно возросшая нагрузка на семью, тем более если есть дети. Напрягает скученность наших семей в маленьких квартирах. Если раньше все разбегались, кто на работу, кто в школу, и встречались на несколько часов вечером, а теперь семьи, может быть, впервые за многие годы, проводят по 24 часа вместе. И это не отпуск, где есть море, солнце, живая природа или деревня.

Фото realnoevremya.ru/Ильи Репина
Если подумать, то мы каждый день до пандемии жили в неопределенном мире и все равно строили какие-то планы. Да, иногда эти планы срывались, но это не повод их не строить и не жить дальше. Так же и в нынешней ситуации

— Я правильно понял, что сам человек решение своей проблемы подсознательно видит в отрицании?

— Да, отрицание — это классическая психологическая бессознательная защита. В критических ситуациях могут актуализироваться те механизмы защиты, которые я не использую в обычной жизни.

Суть психологических защит в том, насколько сильно они искажают или не искажают реальность. Чем сильнее я искажаю реальность, тем хуже результат. Как бы я не защищался от реальности, она все равно есть. Используя какие-то защиты, я могу начать жить в мире, который сильно отличается от реального.

«У нас, возможно, будут не протесты у здания правительства, а просто массовые нарушения всех запретов»

— Но ведь мы все больше уходим из реального в виртуальный мир смартфона и компьютера.

— Это такая специфика нашего времени. Вряд ли мы можем от этого уйти. Ситуация с изоляцией привела в интернет и соцсети всех, даже тех, кто редко там был. Я не думаю, что цифровизация носит негативный характер. Я считаю алармистские высказывания о цифровом безумии, цифровом аутизме и прочее не очень здравыми идеями. Да, это расширение или изменение нашего образа жизни. Появляются какие-то новые гаджеты и приборы. 150 лет назад не было автомобилей, а сейчас представить нашу жизнь без автотранспорта невероятно. Вряд ли люди смогут отказаться от средств передвижения подобного типа ради спасения планеты, уменьшения выбросов, сокращения числа жертв на дорогах. Я думаю, что виртуальный мир продолжит развиваться. Другое дело, что любая деятельность человека может быть позитивной и негативной. Машина может привести меня быстрее домой к семье, но я могу сбить пешехода и попасть в ДТП.

Проблема в том, что виртуальная жизнь может заместить реальную. Если я использую интернет для получения необходимой для удаленной работы информации, для снятия напряжения, связанного с изоляцией, это одна история. Я не могу никуда выйти, но через интернет я могу посмотреть Лувр или Реймсский собор. Замечательно же. Но вот если из-за компьютера я не замечаю того, что происходит у меня под носом в квартире: чем занимается близкий человек, где мой ребенок, в виртуальной реальности или нет — это плохо. Не стоит использовать интернет для побега из действительности.

Но не виртуальная реальность создала эту проблему. Когда никакого интернета не было, люди точно так же убегали куда-то при невозможности справиться со своими проблемами. Они убегали в алкоголизм, в зависимости, в трудоголизм. Современная цивилизация предлагает новые способы побега от реальности, но принципиально ничего не поменялось.

В России увеличилась продажа алкоголя, что не является хорошим признаком. Алкоголь пьют, как раз чтобы убежать от проблем и снять напряжение

— К чему приведет нарастание у людей тревожности из-за окружающей напряженной обстановки?

— Безусловно, ухудшится ситуация с тревожными и депрессивными расстройствами. На нас плохо повлияло резкое изменение привычного образа жизни, мы просто не успели к этому подготовиться. Насколько я понимаю, сейчас увеличивается количество случаев внутрисемейной агрессии. Также в России увеличилась продажа алкоголя, что не является хорошим признаком. Алкоголь пьют, как раз чтобы убежать от проблем и снять напряжение. Агрессия, которая до изоляции выплескивалась за дверями дома, сейчас переходит внутрь семьи. Это очень большая проблема. У нас и так было много проблем с агрессией, сейчас это стало более выражено.

— Вы про агрессию мужчин в своей семье?

— По статистике больше случаев агрессии со стороны мужчин. По данным Росстата, в 2018 году от семейного насилия пострадали 19 934 женщины и 6159 мужчин, а также 7 142 ребенка. Ребенок, который растет в агрессивной среде, тоже вынужден каким-то образом на нее реагировать. Он копирует поведение родителей.

Сейчас в семьях довольно тяжелая ситуация. Многие родители увидели, что детьми нужно заниматься, что нет школы, куда можно отвести ребенка на целый день, если это продленная школа, тем самым скинув с себя ответственность.

Не очень четкие, противоречивые посылы, которые идут от власти, тоже не способствуют уменьшению тревоги. Как в том старом сюжете, когда власти предержащие говорят: «Не волнуйтесь, ваши накопления никуда не денутся», и люди сразу бегут в банк. Когда власть говорит, что у нас хватает продуктов, то тут же выстраиваются очереди в магазинах. Это проявление некоторого недоверия к власти. Неважно, что она говорит, правду или нет, наш опыт заставляет искать в любой фразе двойное дно, дополнительный смысл. К сожалению, это усугубляется тем, что власти декларируют разнонаправленные вещи: не объявляется чрезвычайное положение, но объявляются каникулы, на которых никуда нельзя выходить. Такие вещи скорее раскачивают тревогу и усиливают непонимание у людей.

— В Америке, да и в России, прошли митинги против изоляции.

— Есть люди и в Америке, и в России, которые считают, что принимаются излишние меры. Если режим изоляции продлится еще долгое время, то протесты могут пройти не только во Владикавказе. Может быть, у нас будут не протесты возле здания парламента или правительства региона, а просто массовые нарушения всех запретов.

Чем больше мы исследуем людей, тем больше понимаем, насколько распространился коронавирус, на сколько процентов наше общество им переболело, насколько выработался иммунитет и так далее

«Власть объявляет нам то, что она уже решила. Это такая односторонняя связь»

— Что показали опыты по изоляции людей на длительный срок, которые проводились учеными?

— Их было огромное количество. Большая часть из них была связана с военными, космонавтами и спелеологами. Изоляция переносится довольно тяжело, тем более если люди к ней не готовы. Космонавтов готовят специально, и то им сложно пройти эксперимент с изоляцией. Сейчас мы находимся в состоянии глобального эксперимента, когда попытались изолировать все человечество. Это довольно трудно для нашего общества.

Интроверты проще переживают изоляцию. А человеку, который любил гулять по улице, общаться вживую с людьми, становится даже физически тяжело. Роль СМИ и так велика, а когда мы заперты в собственной квартире, она возросла еще больше. Люди больше времени проводят в Сети, а значит, информационный фон начинает влиять на них еще больше.

Есть формы подачи информации, которые не очень адекватны сложившейся ситуации. Понятно, что лучше всего продаются трагедии, происшествия и три «с»: страх, смерть и секс. Срочные новости — это, как правило, какое-то трагические происшествие, вряд ли это сообщение из родильного дома, где одновременно родились 10 детей. Все СМИ на это заточены, но в современных условиях это дает более тяжелый результат, чем обычно. Повседневные новости бывают разными по эмоциям и тональности, и если какие-то из них нет желания слушать, можно переключить на что-то более позитивное. А сейчас из каждого утюга утром, днем и вечером мне говорят, что столько-то умерло, столько-то заразилось. Очень сложно проявить какую-то критичность к этому, когда постоянно растет количество зараженных.

С одной стороны, эти цифры можно рассматривать спокойно, потому что появились хорошие тесты, которые определяют, заражен человек или нет. Чем больше мы исследуем людей, тем больше понимаем, насколько распространился коронавирус, на сколько процентов наше общество им переболело, насколько выработался иммунитет и так далее. Но нужно сделать над собой определенное усилие, чтобы преодолеть навязанную мне тревожную повестку дня. Если вчера ты узнал, что было 10 тысяч зараженных, сегодня — 20 тысяч, а завтра 40 тысяч, то тут возникает идея, что скоро мы все умрем. И нужно успокаивать себя, переключаться на что-то более трезвое.

Фото realnoevremya.ru/Максима Платонова
Я включаю телевизор и ожидаю, что там будет, введут ли пропускную систему в моем городе, как в Москве, или нет? Если введут, то, скорее всего, людям даже не объяснят, зачем это нужно. Это тоже усиливает тревогу

Некоторые темы исчезли из информационного поля. Например, нас неожиданно прекратила волновать Украина, куда-то исчезла тема борьбы с террористами и войны в Сирии. На этом фоне идет вал сообщений о том, как все плохо в Европе, в США, где якобы роются могилы в парках, в рефрижераторах хранятся трупы и так далее. Тут подразумевается, что у нас значительно лучше, чем в США или Италии. По числу больных, наверное, пока так и есть, но эффект от таких сообщений прямо противоположный. Все-таки люди понимают, что в США хорошая медицина. И если там все плохо настолько, что людей хоронят в парках, то, значит, и в России будет что-то подобное. Когда говорят, что в Бергамо все плохо, люди из Урюпинска смотрят на улицу, не видят каких-то ужасных сцен, но ощущения благополучия и спокойствия у них все равно не возникает.

Видимо, сами СМИ захвачены всеобщей идеей борьбы с коронавирусом или информирования о нем, отсюда те же счетчики инфицированных и умерших чуть ли не на каждом сайте. Но при этом точных цифр мы не знаем. Более того, точные цифры статистики будут через полгода или год. Это обычная вещь. Количество умерших в год считается только на следующий год, сейчас есть только приблизительные данные. Мы не можем получить ответы на все вопросы. Наука не может работать так быстро, как нам хотелось бы. Соответственно, в ситуации неопределенности остается хватать приблизительные цифры из разных источников, которые противоречат друг другу.

Проблема еще в том, что наша власть не привыкла разговаривать с людьми, все нам объяснять. Скорее власть говорит нам то, что она уже решила. Это такая односторонняя связь. Нашей власти не задают вопросы. Я включаю телевизор и ожидаю, что там будет, введут ли пропускную систему в моем городе, как в Москве, или нет? Если введут, то, скорее всего, людям даже не объяснят, зачем это нужно. Это тоже усиливает тревогу.

СМИ и власть могут способствовать дополнительному росту тревоги у людей или пытаться ее каким-то образом уменьшить. Определенность, открытость, обратная связь, четкость формулировок не снимают полностью тревогу, но способствуют ее уменьшению. И наоборот, закрытость, неопределенность решений, двойные послания, произвольная трактовка законов только усиливают беспокойство в обществе.

Матвей Антропов
Справка

Сергей Бабин ― врач-психотерапевт, д.м.н., профессор кафедры психотерапии, медицинской психологии и сексологиии СЗГМУ им И.И. Мечникова, президент Российской психотерапевтической ассоциации (РПА), член исполнительного комитета Российского общества психиатров (РОП). Член правления Восточно-европейской ассоциации экзистенциальной терапии (EEAET).

ОбществоМедицинаВласть

Новости партнеров