Фронтовик Юрий Величко: «Говорят, бойцы шли и никто «За Сталина!» не кричал. Вранье это все»
Ветеран Великой Отечественной войны — о локотских перебежчиках на Брянщине, Тоньке-пулеметчице, голоде и колхозах
«Времена оккупации почему-то описываются с определенным уклоном. Разные были люди с обеих сторон, бывало, и венгры подкармливали нас, оборванцев, и свои в плену держали. Проходите, я о многом хочу рассказать…» — с такими словами на пороге квартиры нас встречает Юрий Александрович Величко. В этом году ему исполнится 94. Фронтовик уже с трудом ходит, но все еще в здравом уме и твердой памяти. Его просторная двушка в «сталинке» Соцгорода до отказа забита токарными и сварочными станками, советской электроникой, которой он до сих пор находит применение. Уроженец Брянщины, 14-летним мальчишкой он ушел в партизанский отряд, в 15 бежал из полицейской тюрьмы Локтя и прибился к инженерно-саперной бригаде Белорусского фронта, а в 16 подорвался на мине. Историей Юрия Величко «Реальное время» продолжает серию материалов к 75-летию окончания Великой Отечественной войны.
«Немцы заняли почти всю Брянскую область. Мы остались на оккупированной территории, голые и босые»
Юрий Величко родился 15 октября 1927 года в городе Севске, в 130 километрах от Брянска. Часть территории нынешних Брянской и Орловской областей во времена оккупации нацистской Германии, в 1942-м, вошла в полуавтономную Локотскую область под управлением предателей и перебежчиков — российского коллаборационистского правительства при СС. Именно «в Локтях» совсем еще зеленый 14-летний подросток и застал начало войны. В семье Величко было двое детей — сам Юрий и его младший брат. Отец работал на железной дороге, на станции «Брянск-2», и в самом начале войны, во время эвакуации станций московских ЖД путей, был отправлен в тыл. «Мы остались одни на оккупированной территории, с бабушкой и братом, голые и босые», — вспоминает ветеран.
— Бомбежки были страшные, и все случилось в один миг, пока мы были уверены, что легко все это отобьем, загрохотали канонады. «Второй» Брянск был разбит до предела (Брянск условно делился на сам город и две станции, окруженные производством и жилмассивами, — «Брянск-1» и «Брянск-2», — прим. ред.), там даже кирпича целого было не найти. Уцелело два здания: техникум и школа. Шла эвакуация, всех вывозили ближе к Москве. А нас — в поселок Яшкина Пасека в восьми километрах от станции, — рассказывает Величко. — Там жил весовщик со станции Машуков, знакомый отца, он согласился взять нас в свой дом. В 41-м году немцы уже заняли почти всю Брянскую область и шли дальше, под Москву, оставляя своих надсмотрщиков, венгерские части.
Территории вблизи Брянска разделились на две условные зоны — «полевую», полицейскую, и партизанскую — отряды орудовали и укрывались в лесной полосе. Немецких оккупантов на Брянщине ждали — эвакуация прошла задолго до их прихода, «на местах» остались коллаборационисты, «повылазившие из своих подвалов, как только пришли немцы». Бургомистром Локтя стал Константин Воскобойник, его замом — Бронислав Каминский. Главной их задачей был отлов партизан и создание нового, подконтрольного Германии полицейского порядка.
«Наши окруженцы, оставшись без хлеба, без бензина, начали уходить в полицию, под немцев»
— В фашистском окружении, в брянских лесах, там оставались наши красноармейские вооруженные отряды. И наши окруженцы, оставшись без хлеба, без бензина, начали уходить в полицию, под немцев — вздыхает Величко. — Бросали оружие в лесах, найти можно было все — и пушки, и снаряды, и танки, и машины. Без снабжения, но целое. Офицеры в полной форме прибегали в поселки и просили любую рвань — гражданскую одежду, чтобы только переодеться. Кто-то бежал по другую сторону фронта к семье, кто-то возвращался на оккупированные земли, шли в полицию. В форме не пройдешь, а в лаптях — кто там на них смотрит. Оставались у нас мундиры, форма, оружие.
Многие «оставались в примаках», говорит ветеран, прибивались к одиноким деревенским женщинам с детьми. Они приходили в чужую семью, а «жрать-то надо, нахлебников не очень-то жаловали» — потому очень скоро такие солдаты начали сбиваться в стайки и «воевать» уже на своей стороне, нападая на частные хозяйства, и унося все остатки ценностей и провизии, угоняя скотину с чудом уцелевших дворов. Обороняться от таких «банд» и вышел 14-летний Величко.
— Бывало подъезжают на тачанках, гранату бац — в окно, в хату. Пока хозяева оглушенные, во двор, берут корову, свинью, погрузили и уехали. В Яшкиной Пасеке мужчин-то почти не осталось — один старик, видавший еще гражданскую войну, хромой студент и мы — пацаны по 14—15 лет. На фронт нас еще не брали, — объясняет ветеран. — вот и бегали по лесам, собирали брошенные ручные пулеметы, оборонялись как могли. Мы их расстреливали. Все получилось само собой, мы не бежали с криками «За Родину!», в то время мы защищали свои дома в тылу.
Истории ветеранов, фронтовиков, лицом к лицу сталкивавшихся с оккупантами, часто полны описаний ужасов и изуверских издевательств фашистов и их приспешников над местным населением. Не исключение и история Юрия Величко, однако осели в его памяти совсем другие эпизоды. «Везде люди были, и люди всякие — и среди фашистов, и среди наших такая гадость была», — эти слова звучат лейтмотивом всего рассказа ветерана.
— Шатались мы этой небольшой группой пацанов по лесам, а жрать-то хочется. Мы ухитрились как: приходит венгерская часть, ставят полевую кухню, повар их наливает каждому. Их там нормально кормили. Оставалось у них. И мы подходим с консервными банками, пацаны чуть ли не в лаптях, без формы: «Hellо, szakаcs, hogy vagy?». Это значит: «Здравствуй, повар, как дела?» — с улыбкой выдает Юрий Александрович. — Он посмотрит на нас, ну и: «Давай свою банку», улыбается, а мы и довольные…
«Эта Тонька красивая девка была, исключительная, не то что в фильмах показывают — в рванье немецком»
Весной 1942 года полицейские и венгерские части начали организовывать полноценные облавы на партизанские отряды. Выжигая целые деревни, венгры ринулись в леса. В одну из засад попала и самопальная партизанская группа Величко из шести человек. Старшим был знакомый отца, согласившийся когда-то взять его с братом в свой дом, весовщик Машуков. Несколько дней они просидели в лесу, «жрать, кроме почек с липы нечего». Решили совершить вылазку в огород Машукова — выкопать зарытую в спешке картошку. Яшкина Пасека же расположена на равнине, в окружении леса, действовать приходилось быстро и тихо. «Шли» ползком.
— Вдруг прожектор раз — в нашу сторону, ну и все тут, накрыли. Мужиков, которые постарше, расстреляли сразу и Машукова тоже. Нас малолеток — в полицейскую тюрьму Локтя. Там были только русские — следователи, надзиратели. Трехэтажное деревянное здание. Все верхние этажи были под камеры, а нижний — под следователей. Допрашивали по вечерам, перепадала баланда иногда, да и подолгу там не держали: допрос — расстрел. Держали, пока не узнают, что им надо. Живым никто не выходил. И меня вызывали: «Партизаны где?», и сует пистолет под ребра.
В полицейской тюрьме Юрий Величко лично видел Тоньку-пулеметчицу. Именно советская коллаборационистка, 20-летняя Антонина Макарова, по его свидетельствам, лично расстрелявшая порядка 1 500 человек по приказу немецкого командования, исполняла приговор и в тюрьме Локтя. В памяти Юрия Александровича осталась картина расстрела партизан, в большинстве своем замученных детей и женщин, в тюремном дворике.
— Приезжала на полуторке, причем, сама за рулем, в кузове стоял пулемет. Разворачивается, ложится за «машину» — и все… Вечером на танцы уходила. Эта Тонька красивая девка была, исключительная. С шевелюрой, хромовые сапожки, вся в форме, а не то, что ее в фильмах показывают, в рванье немецком. Не было такого, — говорит ветеран.
Через несколько дней плена Величко выпала счастливая возможность удрать из тюрьмы, и он ею воспользовался. Во время одного из допросов, когда плененного подростка «спустили» на первый этаж, к молодому следователю нагрянул товарищ с бутылкой и с «приятной компанией»: «А, ты с детишками возишься сегодня? Кончай с этим делом! Пойдем!» Тот покрутился, но вызвал конвойного, Величко отправили в соседнюю комнату, дожидаться допроса. В комнате не оказалось решеток на форточках, и мальчишка, улучив момент, сиганул в окно. Вечерело, погоню за сорвавшимся пацаном никто не устраивал. К его счастью, на него махнули рукой.
«Шофера, как приезжали, обычно шли на озеро, брали 200-граммовую толовую шашку, садились в лодку — рыбачили»
В 1943 году немцы, ожидая прихода советских солдат, начали в спешке эвакуировать всю Локотскую республику. Всему населению во главе с полицейскими начальниками было предложено уйти в Белорусию, в город Лепель. «Каминский приказал гнать все что можно — и людей, и скотину», но очень многие ехать были не согласны. Часть гражданского населения укрылась в лесах, в том числе и Юрий Величко.
— Я скрылся в чаще, место такое интересное, называлось хутор Холмецкий (100 км от Брянска в сторону украинской границы, — прим. ред.). Сидел и думал: как придут наши войска, уйду с ними, — поясняет ветеран. — Как-то выхожу на тропу, едут четыре всадника в нашей форме и одна «пустая» лошадь. Думаю: как-то быстро. А это была наша первая разведка в те места. Выскочил на дорогу — босый тощий пацан, они меня подпустили к себе.
Разведчики, как вспоминает Величко, ехали в деревню Крупец — узнать, занята ли она фашистами. Найденного в лесу подростка снарядили «на живца», но все обошлось, ему удалось удрать и живым вернуться к разведчикам, доложив обстановку. После успешного «крещения» разведчики забрали смелого парня с собой, в часть, на хутор Холмецкий. В части наши войска оборудовали артиллерийский склад, откуда оружие поставлялось в другие части — ближе к белорусской границе.
— Как-то приехали две машины с фронта, грузиться снарядами. Шофера сами ничего не грузили, как приезжали, обычно шли на озеро, брали 200-граммовую толовую шашку, садились в лодку — рыбачили. Воткнут кусочек бикфордова шнура, пока горит, держат в руках, как только подходит — бросают в воду. Потом рыбу соберут и, пока их нагружают, в ведре уху умудряются себе сварить, — рассказывает ветеран. — Вот два шофера поехали в лодке, передержали, и шашка взорвалась в руке. Обоих порвало очень сильно, все наружу… Тогда и стали искать, кто повезет груз, я поехал.
Так 15-летний Юрий Величко оказался в составе 8-й штурмовой инженерно-саперной бригады Белорусского фронта. Бригада стояла у берегов Десны, там парень и остался. Документов никто не спросил, груз был доставлен в срок — проблем не возникло, говорит он. Командир Поленов дал приказ принять — подростку выписали красноармейскую книжку и поставили на довольствие, не спросив о возрасте.
«Вы думаете, что в окопах обсуждали? Победим ли? Говорили о том, будут ли колхозы после войны»
Почти год в рядах штурмовой бригады застыл в памяти ветерана в коротких полубытовых зарисовках, картинах полевых будней, лицах сослуживцев. Встречи с неприятелем лицом к лицу на фронте Юрий Величко вспоминать не любит и не хочет — слишком много боли и страшных моментов видел фронтовик в совсем юные свои годы. Зато с удовольствием вспоминает «окопные беседы» и давно почивших товарищей.
— Помню, у меня там интересные люди были. С одной стороны — казах Жакпеков, с другой — казак Науменко. Общались. Пока на бруствер не встал, а потом… Совсем отключаешься, не соображаешь, делаешь. Вы думаете, что в окопах обсуждали? Победим ли? Говорили о том, будут ли колхозы после войны. Немцы же когда пришли, Каминский сразу дал указ: разрешить ремесленникам свои лавки, земли колхозные раздать. Люди как ошалелые стали. Так это все здорово принималось. А сейчас Сталин вроде сказал, отменят колхозы — ох, как хорошо, — с лету пересказывает фронтовик беседы 78-летней давности.
Важным показалось для Юрия Александровича вспомнить неверные, по его словам, интерпретации прошлого, а именно: историю о том, что после перелома в войне каноническое «За Родину! За Сталина!» разделили, а руководителя СССР и вовсе исключили из военного клича красноармейцев.
— Говорят, бойцы шли и никто «За Сталина!» не кричал. Ничего подобного. Ни у кого не было такого, что за Родину — пойду, а за Сталина — нет. Разделения не было. Вранье это все, что все против Сталина были, — подчеркивает ветеран.
— Я хорошо отношусь к Сталину, — продолжил Юрий Александрович, отвечая на вопросы корреспондентов «Реального времени». — Насчет репрессий давайте говорить так: конечно, плохо, что Иосиф Виссарионович делал это без суда и следствия, но делал и не так, как нам сейчас это преподносят. Он знал категорию людей и говорил: этих — так-то, а тех — вот так. Сидели иногда и невиновные, так называемые враги народа. Ухватив категорию, он зацепил и невиновных. Но кто навел порядок в России после всяких белогвардейцев? Кто сделал Россию работоспособной за пять лет после такой дикой войны? Восстановили все. Это можно было сделать только так, когда организация была жесткой.
В 44-м 16-летний Величко получил сильную контузию — подорвался в наступлении. Месяц после этого он провел в полевом госпитале и практически не мог ни слышать, ни говорить. Как вспоминает ветеран, еще в течение двух лет температура у него не опускалась ниже 37,4, восстановление было долгим. Контуженного Величко демобилизовали и посадили на поезд, следовавший в Брянск.
— Из Гомеля в Брянск ходили пассажирские поезда, но ждать было долго. Мне сказали: да вон состав гонят битых вагонов порожняком как раз в Брянск, садись и езжай. Я с дуру сел в вагон не самый разрушенный, и потом только понял. Поезд рванул. Холод. А там рваные доски, ветер. Я думаю: да я же сдохну, замерзну, да и все. До того холодно было… Я начал ломать доски, и прямо на полу развел костер, так и доехал.
«Немного оклемался, пошел искать работу, говорю: «Готов что угодно делать, дайте карточку»
— Когда я немного оклемался, я пошел искать работу. Тогда уже работала система карточек. Нет карточки — нет и еды. Во «втором» Брянске была пятая станция связи Московской железной дороги, а за время в инженерно-саперной бригаде я кое-чему научился поэтому пришел на станцию. Говорю: «Готов что угодно делать, дайте карточку». Мне 16 лет, никого не было, помочь никто не мог. Начальник станции Цуканов, как сейчас помню, пожалел меня и пристроил на подсобные работы — рабочим связи, — рассказывает ветеран. — Выполнял самые элементарные вещи, было тяжело, потом уже стал учиться и по книжкам, и мастер учил.
Постепенно молодой человек начал втягиваться в гражданскую профессию. Большим подспорьем для него в то время стали книги — по пособию «Электромеханик на дому» он освоил азы. До войны Юрий Величко успел закончить лишь пять классов, а потому, начав работать, почти сразу поступил в вечернюю школу. Там случилось одно из важных знакомств в жизни ветерана — за одну парту с ним сел молодой столяр из села Уль Василий Блохин, с которым им предстояло пережить и переезд в Москву, и поступление в институт. В 1948 году, экстерном, они закончили вечернюю школу, 10 классов.
Поступить в институт у товарищей получилось не с первого раза. Если школьные учителя к фронтовикам относились лояльно, часто, желая помочь, проставляя «трояки» по предметам, то во вступительных комиссиях такой доброты можно было не ждать. В Московском институте инженеров железнодорожного транспорта троечников сразу предупредили, что стипендий для них нет. Зато в кулуарах комиссий друзья узнали, что курс студентов по итогам экзаменов набирают в Московском химико-технологическом (сейчас — Российский химико-технологический университет имени Д.И. Менделеева), а стипендия на спецфакультете составляет целых 450 рублей, «даже с трояками».
— А что такое этот «спецфак» — никто ничего не говорит и не знает. Мол сдавайте экзамены, а там посмотрим. Я говорю Васе: «А пойдем! Чего нам терять? Деньги платят? Платят». У нас у обоих ничего не было и никого. Все только на своем горбу и помочь некому. Ну мы и пошли сдавать. Сдали. Оказался факультет инженерный, по взрывчатым веществам, порохам, нитроглицеринам. Меня интересовало все, я до сих пор учусь и всю жизнь учился. В 53-м окончил я институт, вышел уже с профессией.
Студенческие годы Величко «сытыми» не назовешь. На первом курсе он ходил в старенькой еще солдатской шинели, покрытой заплатками. Сам чинил прохудившиеся сапоги, подрабатывал кем придется — электриком да грузчиком. После выпуска молодой специалист получил направление в Пермь, в новый цех Пермского порохового завода.
«В Перми я работал весьма успешно — меня увольняли с завода за непослушание, из комсомола исключали»
Столичного выпускника сразу же поставили мастером цеха. Получив первую зарплату, Величко замер — 1 800 рублей, включая надбавки за опасное производство и ответственность. Таких денег в руках он еще не держал.
— Помню, морозы были на Каме, минус 40, холодно, а я в той же шинели хожу. Захожу в магазин, там висит полушубок — заячий мех, воротник огромный волчий, до колен. Потрогал, говорю: «А сколько стоит?» — 1 500 рублей. А я же только что 1 800 получил. Побежал к ребятам в общежитие: «Ребята, поможете мне до следующей зарплаты? Я шубу надену! — пересказывает фронтовик. — И когда я одел эту заячью шубу, в каком блаженстве я был, вы не представляете. Вышел на улицу, а мне не холодно, думаю: «Вот это жизнь»…
Но были о Перми и не столь приятные воспоминания. Прибыв по назначению, Юрий Величко практически сразу развернул бурную, как бы сейчас сказали, «волонтерскую» работу. Он открыл фотокружки при двух городских детских интернатах на общественных началах. «Пришел, а у них там ничего. Только жрать дают и все, мучения одни», — так молодой мастер цеха стал учить детей фотографии на своем ФЭДе, купленном еще в студенческие годы. Прошло полгода. Прознав о добрых делах Величко, его выдвинули на должность заводского комсорга ЦК ВЛКСМ.
— Я когда узнал это дело, говорю: «Эй нет, братцы, я на эту работу не пойду. Я категорически против». Я не знал этой работы и после обучения по специальности практики никакой. И как пришел в цех, так я там буду и двигаться. Меня убеждали по партийной линии, мол, в райком потом пойдешь. Но я ни в какую. Приехал секретарь райкома комсомола, кто-то из обкома. Говорят, ну, участник войны, парень здоровый, мы его обязательно сюда воткнем. Тут выборы — и меня выбрали. Я отказался от этого дела. Меня начали серьезно долбать, — рассказывает Юрий Александрович.
Пришлось идти против партийной линии, но именно против «линии», а не партии, подчеркивает он: «Я не враг и не противопартийный негодяй». Величко был не только исключен из комсомола, но и уволен с завода. Это произошло даже без его ведома, вспоминает ветеран, как только он был избран в секретари, а обратный ход уже никто давать не спешил. В течение месяца он каждое утро являлся к проходной завода — отмечался и надеялся на скорое разрешение некрасивой ситуации.
— Вызвали меня в обком комсомола. Заявляюсь. Меня встречают как будто бы друга, приятеля. Коротков там такой был секретарь. Я еще раз им говорю: «Ребят, оставьте меня на месте, я хочу иметь специальность». Мне говорят: «Ну, с твоим упрямством…». Потом вызывают еще раз: «Ты не передумал? Ты ж не работаешь, зарплату не получаешь…» А у меня в общежитии друзья, помогали кто чем. Думаю, ну когда-то же разрешится все это.
Ситуация решилась,только когда приятели Юрия Величко написали письмо в газету «Комсомольская правда». Очная ставка прошла в обкоме, куда пригласили и секретаря райкома комсомола, и даже делегата от партии. Спустя много часов споров и убеждений мастера все же восстановили и на заводе, и в рядах комсомольцев, вопрос был снят.
«Я все время был холостяком, всегда был занят до предела и увлечен работой»
В 1956 году Величко командировали в Казань в недавно открытый проектный институт «Союзхимпромпроект». К тому моменту организация не только занималась документацией для строительства предприятий химической промышленности, но и постепенно становилась головной организацией союза по проектированию производств промышленных взрывчатых веществ. Через несколько лет Величко возглавил уже ставший автономным от Москвы специнститут. Здесь же в Казани Юрий Александрович женился — в первый и единственный раз.
— Я все время был холостяком, всегда был занят до предела и увлечен работой, ни минуты без дела не сидел. Случайно встретился с девушкой: в 60-х мои друзья из Москвы поехали на пляжи на юг — на Украину на Черное море. Несмотря на занятость, я отсюда к ним приехал дня на три. Они там в компании, ну и девчата с ними. Меня познакомили с ней, Элиной Дорожко.
Девушка, по словам Юрия Александровича, оказалась не робкого десятка. И уже по возвращении в Казань через пару дней он получил телеграмму: «Выехала к тебе в Казань, на помощь в твоих бытовых делах. Встречай меня поездом». В 1966 году у молодоженов родился сын Максим. К сожалению, спустя пару лет семья распалась, но с сыном Юрий Величко поддерживает связь и сейчас. Максим Величко преподает в Казанском национальном исследовательском технологическом университете и часто бывает у отца, помогая с бытовыми делами.
Позже, оставив проектный институт, вплоть до самого выхода на пенсию он руководил лабораторией в казанском НИИ химической промышленности, где успел защитить кандидатскую по сушке порохов и получить несколько патентов на собственные изобретения для ВПК.
Сейчас ветеран живет один в двухкомнатной квартире одной из «сталинок» в Соцгороде. Периодически к нему приходят специалисты соцзащиты — помогают с покупкой продуктов, приготовлением еды и уборкой. Пенсии хватает, говорит ветеран, да и власти периодически оказывают знаки внимания фронтовику. Хотя, как признается Юрий Величко, и сейчас, на гражданке, без «боев» некоторые проблемы не решаются. Благо силы еще есть.



























комментарии
Здоровья, мира, благополучия.
Источник : https://realnoevremya.ru/articles/165883-istoriya-lokotskogo-samoupravleniya-ss-glazami-sovremennika?utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com
гр, призыв в 1943 году --КАРТИНКА С ТАНКАМИ И КРАСНОФЛОТЦАМИ В БОЮ :: НАПИСАНО ЗА СТАЛИНА И ПЕЧАТЬ НА ПИСЬМЕ ПРОВЕРЕНО ЦЕНЗУРОЙ, осталась память в двух письмах, без пропавший в ноябре 1944 г, был ранен в боях за плацдарм Нарев
Это счастье.
И из его воспоминаний видно, что он счастлив.
Счастье от количества денег не зависит.
Деньги, как цель, нужны лишь для пропитания, одевания и крова над головой, а потом они превращаются в средство для достижения Счастья.
Фронтовик малыми средствами достиг Счастья и счастлив.
А у кого-то миллионы, но они несчастливы...
У него такая была привычка, как чуточку выпьет, начинает про войну рассказывать. Как они воевали, как они поднимались на атаку крича "За Родину, за Сталина!". Во время моего детства еще много было ветеранов, любимая тема их разговоров была война. Никто из них ничего плохого не говорил о Сталине. Деда наверно подкупили. И поэтому он так и говорит. Старшее поколение очень уважало Сталина. Они его чуть ли не богом считали. Хрущева не любили. В т.ч. и за то, что он натворил со Сталиным.
Зачем деда обвинили во вранье?
Сейчас он прочитает Ваш комментарий и расстроится.
Героический дед.
И правдивый.
Здоровья ему, мира и благополучия.
А Вам бы, уважаемый, не мешало бы перед дедом извиниться.
Так что, если данный ветеран не слышал призывов "За Сталина", (и сам не призывал), то это вовсе не означает, что таких призывов вовсе не было.
ИМХО
Прекрасен Мир. Страна росла в трудах.
Несла Кумир в натруженных руках.
Но ветер с Запада принес Беду,
Надежду и Мечту сметая на ходу.
Страна качнулась словно Великан,
Свой поднимая Щит и обнажая Меч.
Сынов полки уходят как в туман,
Туман Войны - безжалостную печь.
Светла Печаль. Победы час пришел.
Мы все в долгу навеки, навсегда,
У тех, кто не дожил и не дошел.
Мы не забудем это никогда.
— Говорят, бойцы шли и никто «За Сталина!» не кричал. Ничего подобного. Ни у кого не было такого, что за Родину — пойду, а за Сталина — нет. Разделения не было. Вранье это все, что все против Сталина были, — подчеркивает ветеран.
Источник : https://realnoevremya.ru/articles/165883-istoriya-lokotskogo-samoupravleniya-ss-glazami-sovremennika
ДОБАВИТЬ ФОТОГРАФИЮ ГЕРОЯО проекте «Дорога памяти» в Главном Храме Вооруженных сил России
Звание: ефрейтор
Место призыва: Петроградский РВК, Ленинградская обл., г. Ленинград, Петроградский р-н
Других на сайте Подвиг народа нет.
и не будите лихо, пока оно тихо, ибо станет совершенно ясно и без сомнений
на кого вы работаете и пудрение мозгов может быть и прекратится!
В том числе и В.В.Сухова, члена партии с марта 1917 г. (похороненного на Новодевичьем кладбище), знавшего и Сталина, и о кровавых преступлениях Сталина, Л.А.Сухова, будущего главного оператора фильма "Отец солдата", попавшего в плен, бежавшего из плена, ставшего партизаном в Югославии (от пыток и смерти в НКВД, спасённого письмом Маршала И-Б Тито), мнения друга моего дяди Маршала Советского Союза К.А.Мерецкова, перенёсших пытки и утверждавших, что никто и никогда не шёл в атаку "За Сталина", но только "За Родину!" (кроме политруков, которых иначе тут же бы расстреляли), друга нашей семьи Адмирала Флота Советского Союза И.С.Исакова, считавшего Сталина мразью, неучем и сумасшедшим...
Ветераны рассказывают, что поднимаясь в атаку кричали другое – от могучего русского «Ура!» до отборного мата, который знающие немцы стали бояться как огня. Народный артист России Виктор Иванович Балашов, который служил разведчиком в кавалерийском полку НКВД, признался в интервью, что никогда не кричал «За Сталина!» и не слышал, чтобы кричали другие. Моряки всех флотов, идя в атаку, кричали «Ура!» и «Полундра!»...
Вам безразличны смерть и страдания миллионов людей, безвинно уничтоженных сифилитиком Лениным и параноиком Сталиным?..
В таком случае и мы пожелаем сталиноидам хоронить и выть на могилах своих детей... Впрочем, Господь таким выродкам порой детей не даёт...
Я знаю лично, что кричали от двух своих дедов. А тем кому не нравится могут идти под другие знамёна. Жизнь нас рассудит.