«Конфетки с иголками, жвачки с лезвиями и отравленная маца»

Антрополог Александра Архипова о городских легендах и страхах в СССР

«В 1950-е годы формируется жилой фонд, у людей появляется свое пространство. Но это пространство оказывается проницаемо для ушей и глаз КГБ. И это ощущение, что твое личное интимное проницаемо, сохраняется и передается в виде городских легенд. Так возникает легенда о «красной пленке», которая позволяет видеть человека голым. На это повлияла и практика фотографирования, и пересказы фильмов о Джеймсе Бонде, где упоминаются такие девайсы. Легенда артикулирует этот страх, концентрирует его в этом образе», — рассуждает антрополог и фольклорист Александра Архипова. В этом году она в соавторстве с Анной Кирзюк издала книгу «Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР». В интервью «Реальному времени» Александра рассказала о главных страхах советского человека.

«Свастику видели даже на срезе колбасы»

— Александра, как возникла идея создания вашей с Анной книги?

— Как антропологи мы изучаем, как устроено общество, социальные связи, как формируются представления о правильном и неправильном. Нас, фольклористов, интересует, как такие представления формируются за счет коротких анонимных текстов с устойчивыми сюжетами, которыми люди неофициально обмениваются. Мы называем их городскими легендами (а иногда — слухами).

Когда мы взялись за сбор подобных рассказов, нас неоднократно высмеивали в научном сообществе: «Девочки, зачем вам это надо — собирать слухи, байки, фейки? Лучше бы вы занимались историей советского трактора». Но историей советского трактора может заняться много кто, а городскими легендами и слухами, видимо, только два человека на большую страну.

— И как вы собирали материал для книги?

— Из самых разных источников. Самый глубокий пласт — архивы КГБ и партийных служб. Кроме этого, в книге есть письма людей, воспоминания, дневники, пресса тех эпох, о которых мы писали. Также мы специально записывали живые интервью с людьми, которые жили во времена Советского Союза, и проводили опросы.

— Один из разделов книги посвящен гиперсемиотизации, или стремлению видеть знаки там, где их нет. Какие знаки советские граждане создавали в своем воображении?

— Весь мир людей представляет собой знаки. Мы живем не в мире вещей, мы живем в мире знаков. Одни знаки менее важны для нас в текущей ситуации, другие — более. Психологами проводились эксперименты, которые показали, что если у человека искусственно понизить чувство собственного контроля над ситуацией, то у него происходит специфический сбой в распознавании окружающих знаков. Он начинает с большей вероятностью видеть знаки, которые не существуют.

В 1937 году возникла именно такая ситуация. Последствия гражданской войны, бесконечные волны репрессий, социалистическая стройка, голод в регионах, ощущение того, что ты не знаешь, что будет с тобой завтра, выживешь ли ты, твои дети и где вы вообще окажетесь… Все это порождало сильный страх. Плюс государственная идеология поддерживает концепцию осажденной крепости — «наша страна окружена врагами, выжидающими удобного момента, чтобы нам навредить». В этой ситуации малейшего толчка достаточно, чтобы люди начали видеть знаки там, где их нет.

— Например?

— Например, в 1937 году была выпущена серия школьных тетрадей, на обложках которых к 100-летию смерти Пушкина были изображены гравюры по его сказкам. И могущественный Павел Постышев, кандидат в члены политбюро ЦК ВКП(б), видный большевик, пишет подробнейшее письмо в политбюро, где сообщает, что в этих гравюрах скрыты и профиль Троцкого, и свастика, и лозунги «Долой ВКП(б)!». Его письмо было воспринято совершенно серьезно, и обложки начали массово уничтожаться, потому что враги революции, троцкисты, пытаются таким образом привлечь к себе внимание советских граждан и оставляют тайные знаки своего присутствия. Детей собрали в школах, им объявили, что враги проникли в советское общество, и обложки публично срывались и сжигались. Эта история наделала много шума.

И такая история была не одна. Но это был один из первых толчков, который спровоцировал процесс гиперсемиотизации. Грозные тайные знаки видели везде. Свастику видели в рисунках ткани, запрещали пуговицы с перекрещивающимися линиями дизайна «футбольный мяч», видели свастику на срезе колбасы. В том же 1937 году Вера Мухина заканчивает монтирование известной скульптуры «Рабочий и колхозница» для всемирной выставки в Париже. Монтаж этой скульптуры шел на территории завода. Работа над скульптурой закончена, вся команда на радостях собирается и пьет, и тут в три часа ночи к ним прибегает сторож завода и, бледный от ужаса, сообщает, что на завод приехал Сталин, приказал подогнать прожекторы и направить их на юбку колхозницы. Он долго-долго там что-то искал. Потом выяснилось: был донос, что в складках юбки колхозницы Мухина замаскировала огромный профиль Троцкого. Сталин его не нашел, поэтому скульптура и Мухина поехали в Париж, а не на Колыму. Хотя обратные случаи тоже бывали.

На обложке нашей книжки изображен спичечный коробок производства фабрики им. Демьяна Бедного. Дизайн этого спичечного коробка был запрещен, и много кто пострадал из-за того, что кто-то увидел профиль Троцкого в перевернутом пламени.

Подобные легенды о скрытых и опасных знаках возникают в обществе, где люди испытывают постоянный стресс и ощущают, что их окружают враги.

«Москва, Москва, закидаем бомбами, будет вам Олимпиада, ха-ха-ха-ха-ха»

— Какие знаки видели люди после войны?

— Уже в 50-е годы появляются легенды о том, что пленные немцы во время войны и после нее строили в СССР дома, фабрики, заводы, больницы так, чтобы сверху была видна опять-таки свастика — в качестве мести. И эти легенды были очень популярны в Советском Союзе. Если спросите старшее поколение, они это вспомнят, я вас уверяю.

В конце 60-х и в 70-е распространяется история, что Китай продает Советскому Союзу необычные ковры. В то время в СССР действительно шел поток ярких китайских товаров: махровые полотенца, спортивные костюмы, термосы. В частности, ходили слухи о загадочных коврах, что если повесить их на стенку, ночью сквозь узоры проступит портрет Мао Цзэдуна в гробу, и он тебя задушит.

К московской Олимпиаде 1980 года группой Dschinghis Khan была написана «Moskau», веселая танцевальная песня в бешеном ритме, которая по своему прямому содержанию совершенно невинна и очень примитивна, в ней говорится, что Москва прекрасна, а любовь на вкус, как икра. Однако тут же возникает очень популярная городская легенда о том, что в этом тексте спрятано фашистское скрытое послание, что там на самом деле говорится: «Москва, Москва, закидаем бомбами, будет вам Олимпиада, ха-ха-ха-ха-ха, на обломках Кремля построим лагеря». По этому поводу партийные органы обменивались всевозможными служебными записками, а комсомольские рекомендовали исключить песню из репертуара дискотек.

Сюжет один и тот же: враги оставляют тайные знаки. Но если в 30-е годы такой слух был поводом для ареста и разбирательства, и люди действительно боялись, то чем больше проходит времени, тем меньше легенд боятся.

Например, легенда о домах-свастиках уже никого не пугает. Она приобретает другую функцию, становится способом обозначать свое пространство. Ты живешь в сибирском или уральском новом, только что построенном городе, это абсолютно однотипное жилье и однотипные районы, которые ничем не отличаются друг от друга. А весь наш мир наполнен знаками и словами, и ты должен как-то идентифицировать свое пространство, свой дом. И ты говоришь, что твой район построен в виде гигантских букв СССР, поэтому этот район начинают называть «эска». Или говоришь, что пленные немцы хотели выстроить наш район в виде гигантской свастики, но не успели, им помешали. Так у района появляется лицо, а у легенд — функция локальной идентификации. И постепенно легенда становится пародией на саму себя, как это было в истории с песней Dschinghis Khan. То есть сюжет один и тот же, но в каждой эпохе он имеет разные функции.

«На этом фоне фильм о Чапаеве выглядел слишком прямолинейно. И пошли многочисленные анекдоты»

— Идеологи советского режима, наверное, не могли не воспользоваться таким инструментом, чтобы манипулировать сознанием людей. Как создавались агитлегенды?

— Советская власть с момента своего возникновения очень пристально следила за тем, о чем говорят советские люди между собой. Для контроля над настроением людей на фабриках, заводах, в деревнях собирались так называемые «информационные сводки» или «сводки о настроениях». Их собирали с самого низового уровня: грубо говоря, сводка по деревне, потом сводка по уезду, потом это поступало в областной центр, а затем сводки со всего Союза ложились на стол политбюро. На самом низовом уровне в сводку попадало то, о чем люди говорили между собой, то есть бытовые разговоры, слухи, анекдоты, легенды и песни. Потому что, с точки зрения чекистов, именно это показывало настроение людей.

В сталинский период советская власть возлагала вину за распространение слухов и легенд на того, кто их рассказал. Если ты рассказал анекдот или пересказал слух, то ты виноват в этом, и неважно, от кого ты его услышал. И ты за это получал срок, иногда очень большой — до 25 лет. Так длилось более-менее до смерти Сталина.

Однако когда к власти приходит Хрущев и начинается период оттепели, времена становятся более вегетарианскими, контролировать людей угрозой прямых физических репрессий, как контролировала их сталинская элита, невозможно. Но необходимость контролировать то, о чем говорят люди, все равно существует.

Поэтому в КГБ берут на вооружение тактику «профилактирования». Это подразумевало проработку ненадежного элемента. Если человек замечен в пересказе слухов, анекдотов и в антисоветских разговорах, то его на первый раз вызывают в КГБ и проводят с ним воспитательную беседу. А потом уже арестовывают, если она не помогла. При этом распространение слухов власть по-прежнему не любила, в том числе городских легенд.

— Но как контролировать, если нет прямой угрозы жизни и здоровью?

— Советские люди постоянно порывались сделать то, что партийные органы и органы идеологического контроля не одобряли. Например, общаться с иностранцами, слушать западное радио. И тогда в газетах и журналах появляется множество статей, согласно которым за распространение слухов ответственно ЦРУ, что за океаном два института ЦРУ специально собирают, анализируют, усиливают и забрасывают обратно с целью провокации антисоветские слухи. Соответственно, если ты рассказываешь антисоветский слух, ты являешься пособником ЦРУ. Это был способ заставить людей не рассказывать легенды и слухи.

В это время на экраны выходит фильм «Чапаев». В первый раз это произошло в 1934 году, и фильм стал культовым для поколения детей, родившихся после гражданской войны и во время нее. Спустя почти 30 лет он был отреставрирован и снова вышел на экраны. Однако это была уже другая эпоха: в эпоху оттепели гражданская война была романтизирована, на экраны выходят такие фильмы, как «Бумбараш», «Адъютант его превосходительства», «Белое солнце пустыни», «Служили два товарища», где образ героя гражданской войны уже совсем не тот. Это не Чапаев, который несется с шашкой наголо, требует всех перерезать и показывает план атаки на картошке из чугунка. Герои новых фильмов о гражданской войне — аутсайдеры, тонкие наблюдатели. Границы между красными и белыми размыты, белые не такие уж и плохие, и красные не совсем благородные.

И на этом фоне «новый» фильм о Чапаеве выглядел слишком прямолинейно и стал казаться пародией на себя. И пошли многочисленные анекдоты, в которых Василий Иваныч и Петька один дурнее другого. Их рассказывали абсолютно все. Это заставило советских работников среагировать и распространить информацию о том, что анекдоты придумывает ЦРУ специально для провокации и высмеивания советского строя, как сейчас бы сказали, для антипатриотизма.

Это и была агитлегенда. Она использовалась идеологическими работниками, и ее целью было заставить советских граждан что-то не делать.

«Многие, тем не менее, общались с иностранцами и брали у них вещи и еду»

— Были и другие варианты агитлегенд?

— Другой тип агитлегенд — легенда об отравленной пище. О конфетках с иголками, жвачках с лезвиями и отравленной маце. Сами по себе это фольклорные сюжеты, но они распространялись, начиная по крайней мере с 1964 года, работниками КГБ, органами контроля, чтобы советские люди ничего не брали у иностранцев. Первый случай появления такой агитлегенды — Одесская область, 1964 год. Полковник КГБ Крикун, борясь с посылками мацы для евреев из-за границы, рекомендует распространить в еврейской среде слухи, что заграничная маца отравлена.

Сам по себе сюжет классический: мачеха предлагает Белоснежке отравленное яблоко. В XX веке он всплывает повсеместно. Во время Первой мировой войны ходили слухи, что немцы сбрасывают с самолетов отравленные лакомства бельгийским детям. Это такое изысканное бессмысленное коварство, демонстрирующее жестокость противника. И этот же самый слух используется в 1982 году в Афганистане. Военный советник рекомендует распространять слухи среди советских женщин, что дубленки из Кабула заражены чумой, чтобы те их не покупали. Торгашество, перепродажа считались недостойным советского человека поведением. Но за перепродажу дубленок арестовывать было странно, поэтому используется агитлегенда как способ воспитания.

Тут уместно привести пример. Предположим, ребенок некой Марьи Ивановны все время подбирает грязное, и она устала рассказывать, почему это плохо, поэтому начинает ему рассказывать страшилки. Советская власть поступала так же.

— В преддверии Олимпиады страну ожидал приезд большого количества иностранцев. Как поступали работники идеологического фронта, чтобы сохранить эту легенду о «чужаке»?

— И инструкторы райкомов, и директора школ, и милиция начинают транслировать бесконечное количество историй о том, как иностранка в черных очках дала девочке конфету, а там оказалось толченое стекло. Все это было сделано для того, чтобы школьники не общались с иностранцами. Этот фольклорный сюжет используется, чтобы мягко воздействовать на людей, как-то изменить их поведение. Впрочем, это не очень помогало. Многие, тем не менее, общались и брали вещи и еду.

«Серьезные политические разговоры люди вели в ванной, запершись там и включив воду»

— Расскажите об известной страшилке о «красной пленке», которая позволяет видеть людей голыми. С чем связано ее появление?

— До войны способы воздействия на людей были исключительно прямыми и физическими. Органы контроля и надзора следили за тобой непосредственно, арестовывали, пытали, выбивали признание. После войны, с конца 50-х, активно развивается опосредованный контроль над человеком и его поведением. Уже не надо прямой слежки, не нужна так называемая «наружка», топтуны, которые стоят под окнами. Появляются технические средства, та же прослушка. И бытовые разговоры, фольклор наполняется историями о приборах КГБ, которые позволяют сотрудникам ведомства следить за всеми, находясь на большом расстоянии.

Часть этих историй отражала реальную практику, часть была фантастикой. Рассказывали, что со спутника следят за тем, что диссиденты читают на лавочках. Серьезные политические разговоры люди вели в ванной, запершись там и включив воду, потому что боялись прослушки. Когда поднимали трубку, передавали привет товарищу майору, который слушает. Это похоже на современные практики общения в телеграм-каналах.

В позднесоветское время возникает идея частной жизни, которой до этого не было. Огромное количество людей прежде жили в коммуналках, бараках, где частного пространства не было. А уже в 1950-е годы формируется жилой фонд, у людей появляется свое пространство. Но это пространство оказывается проницаемо для ушей и глаз КГБ. За тобой все время следят. И это ощущение, что твое личное интимное проницаемо, сохраняется и передается в виде городских легенд.

Так возникает легенда о «красной пленке», которая позволяет видеть человека голым. На это повлияла и практика фотографирования, проявление пленки при инфракрасном свете, пересказы фильмов о Джеймсе Бонде, где упоминаются такие девайсы. Историями про подобные устройства были переполнены западные фильмы, но такой легенды в западном мире не было — западные люди не жили в постоянном страхе перед взломом своей повседневности. И эта легенда артикулирует этот страх, концентрирует его в этом образе.

— Какие легенды были связаны с ожиданием будущей мировой войны?

— Советский человек ждал войны всегда, особенно поколение, которое пережило реальную войну. Люди считывали знаки грядущей войны даже там, где их не было: то передовица в «Правде» написана как-то не так, то Брежнев не так моргнул. Тут же бросались запасаться сухарями, покупать соль, сахар и спички.

В ситуации холодной войны советские люди рисовали себе картину гибели в атомной войне и проецировали представления о том, что могли бы сделать американцы. Про многие города рассказывали, что существует американский план удара по ним. Первый удар, конечно же, нанесут по Москве и Кремлю, а второй обязательно «по нашему городу, потому что тут есть секретный ракетный завод». Поразительным образом то, что их город, как считали люди, погибнет в этой атаке одним из первых, повышало его статус.

Особенно страх будущей ядерной войны был силен у последнего советского поколения, у тех, кто был детьми в 80-е годы, это мое поколение. Нам внушали, что существует красная кнопка, на которую нажмет президент Рейган, и мир расколется пополам. Эти истории были настолько страшными, все так тревожились, что возник целый пласт детского фольклора, где будущая война уже происходит и при этом она смешная. Это детские переделки на тему песни «Голубой вагон бежит, качается», где поется о том, как мы захватываем Пентагон и взрываем его. Или песня «40 тонн», которая в английском оригинале была посвящена тяжелой жизни американских шахтеров, умирающих при погрузке угля в 40 тонн. В фольклорном советском варианте пелось об американских бомбардировщиках, которые летят бомбить Советский Союз и гибнут.

Мы называем эти тексты «песнями побед и поражений», потому что, с одной стороны, американские летчики летят и погибают, с другой, мы с ними объединяемся. Ведь в этих песнях поется не просто про американских летчиков, а от их лица. Это как если бы русская народная сказка про Бабу-Ягу рассказывалась от ее лица. Мы ассоциируем себя с агрессором и гибнем вместе с ним. Таким образом агрессор становится человеком, а не просто страшным элементом пропагандистской статьи. Это тоже своеобразный способ переживать страх.

«На кулинарных форумах можно прочитать миллион историй о том, как товарищ Сталин изобрел майонез, колбасу и советское шампанское»

— Какие легенды существовали вокруг личности Сталина?

— Вокруг Сталина слагалось огромное количество легенд, особенно в 60—70-е годы, когда террор чуть-чуть забылся, и Сталин противопоставлялся раздражающим Брежневу и Хрущеву. Была легенда, очень известная и ходящая в православных кругах, о том, что Сталин с иконой облетал на самолете Москву, и поэтому немцы ее не взяли. Имеется и гораздо более экзотический вариант этой легенды. В городе Химки при подъезде к Москве есть танковые «ежи», их оставили, чтобы показать место, до которого дошли немецкие танки. Говорят, что Сталин заклял это место магическим образом, поэтому немцы не прошли.

Существует целый цикл легенд военного времени. О том, что, когда Сталин заключал договор с союзниками, Черчиллем и Рузвельтом, в договоре был секретный пункт, что после войны он распустит колхозы. И после войны все ждали отмены колхозов. И когда он этого не выполнил, говорили, что кто-то из министров специально скрывает этот пункт, что некоторый плохой боярин скрывает волю хорошего царя. По этому поводу были даже локальные бунты.

Существовали целые истории на тему «Сталин и еврейский заговор». О том, что у Сталина есть тайная третья жена, сестра могущественного министра Лазаря Кагановича Роза, через которую евреи управляют Сталиным. У Кагановича не было сестры Розы, соответственно, у Сталина никогда не было такой жены.

Или легенда о том, что Сталин был шестипалым и его проклял в детстве отец, поэтому он всех ненавидел. Это очень архаичная по своей структуре легенда о шестипалых людях, обладающих магическими свойствами.

— В Сети есть несколько ваших лекций на основе исследований причин интереса к личности Сталина в наши дни. Почему этот интерес возрождается? И какие легенды вокруг Сталина распространяются наиболее активно?

— Ответить на этот вопрос коротко довольно сложно. В головах разных людей это происходит по-разному. Есть упертые сталинисты, которые стали такими по политическим причинам. Но большинство людей не хотят возврата сталинизма как системы, им нравится идея Сталина как справедливого правителя. Давайте вспомним огромное количество реплик из серии «Сталин умер, у него осталась одна пара сапог, а у сегодняшних правителей дворцы». Или: «Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой».

То есть в современном массовом сознании существует представление о Сталине как о справедливом правителе, который ничего не хотел для себя, он не был коррупционером, выражаясь современным языком, он хотел сделать страну сильной. Это та же проблема, о которой мы говорили в начале интервью. Чем ниже у человека контроль над собственным поведением, чем меньше у него возможности контролировать собственную жизнь, тем больше он будет воображать себе внешнего агента контроля. Если ты не можешь ничего решить и от тебя ничего не зависит, тебе приятно думать, что где-то существует или существовал могущественный человек, который может все переменить. И отсюда представления о Сталине как о строгом, но заботливом отце.

Активны два типа мест, где бурлят и кипят городские легенды и слухи. Это родительские чаты и кулинарные форумы. На кулинарных форумах можно прочитать миллион историй про то, как товарищ Сталин изобрел майонез, колбасу и советское шампанское. Колбасу он изобрел, чтобы советский человек питался жирной пищей. Майонез пища еще более питательная. А советское шампанское Сталин специально приказал изобрести в 1944 году, чтобы советскому человеку было с чем отмечать победу. Естественно, это не соответствует никакой исторической реальности. Но, тем не менее, Сталин в этих историях заботится о человеке и выступает неким мифологическим культуртрегером.

Наталия Антропова
Справка

Александра Архипова — кандидат филологических наук, доцент центра типологии и семиотики РГГУ. Старший научный сотрудник Лаборатории теоретической фольклористики Школы актуальных гуманитарных исследований Института общественных наук РАНХиГС. Старший научный сотрудник Московской высшей школы экономических и социальных наук (Шанинка).

ОбществоИстория

Новости партнеров