«Бондарчук задумался и изрек: «Я вижу такую мизансцену: Борис Годунов — в ванне»

Кинематографистов на своей территории музейщики боятся как огня, потому как случаются в музеях во время съемок и факельный огонь, и сражения на саблях. Хотя я, например, попала в музей, на свою первую работу, именно благодаря кино. Моя двоюродная бабушка была известным художником по костюмам на Мосфильме. К концу 1980-х она уже занимала должность в музее этой киностудии. Вот туда и пришли в поисках аутентичных костюмов для готовящейся новой экспозиции сотрудники филиала Государственного исторического музея «Палаты в Зарядье». Им достались сарафаны, изготовленные для массовки фильма «Андрей Рублев», и в дополнение я, только что окончившая школу. «Палаты в Зарядье», или, иначе, «Дом бояр Романовых» — это уникальный интерьерный музей в центре Москвы, созданный в середине XIX века по высочайшему повелению императора Александра II в памятнике архитектуры XVI—XIX вв. В бытовой экспозиции сочетаются черты богатого дома второй половины XVII века и убранство его интерьеров XIX века. Такая вот яркая и впечатляющая эклектика, которая востребована как бэкграунд у кинематографистов. Не случайно музейная площадка частенько превращается в съемочную.

Надо отдать должное, что после съемок в интерьерах музеев остаются не только следы копоти от факелов и отбитой саблями штукатурки на углах стен, но и вполне пригодные для использования в экспозиционных и интерактивных целях вещи. Так, после фильма «Князь Серебряный» филиал Исторического музея пополнился лавкой и маскировкой для труб центрального отопления, довольно неэстетично выглядевших в подвале XVI века. Но это скорее исключение, чем правило.

«Палаты в Зарядье», или, иначе, «Дом бояр Романовых» — это уникальный интерьерный музей в центре Москвы, созданный в середине XIX века по высочайшему повелению императора Александра II в памятнике архитектуры XVI—XIX вв.

Фильм «Князь Серебряный» вышел на советские экраны в конце 1980-х начале 1990-х гг. Режиссеры и операторы появлялись в музеях, чтобы познакомиться с натурой и получить необходимые бытовые уточнения для лучшего ощущения исторической атмосферы, в которую предполагали погрузить артистов. Однако, по моим ощущениям, они заходили, чтобы послушать, как надо, и сделать с точностью до наоборот.

Вспоминается рассказ научного сотрудника Исторического музея о том, как он общался с режиссером Сергеем Бондарчуком. Режиссер прибыл в музей, чтобы вдохновиться экспозицией перед съемками фильма «Борис Годунов». Внимательно осмотрев экспонаты в зале, посвященном средневековой Руси, и выслушав пояснения своего визави, Бондарчук остановился перед витриной, задумался и изрек: «Я вижу такую мизансцену: Борис Годунов — в ванне. И тут ему докладывают, что Лжедмитрий пересек границу России».

Сотрудник слегка оторопел, но посмел возразить: «Сергей Федорович, тогда еще не было ванн. На худой конец могли мыться в какой-нибудь бочке». На что великий режиссер, смерив оппонента уничижительным взглядом, заметил: «Я так вижу!». Кто ж знал, что видение мастера и желание перемещать вещи из одной эпохи в другую уже лишили интерьеры роскошных «Золотых комнат» Демидова, что в особняке XVIII века на Гороховом поле в Москве, нет части подлинных дверных ручек. Их просто свинтили во время съемок сцены знаменитой картины «Война и мир». Пару из них, к изумлению хранителей, которые гадали, куда исчезла историческая скобянка, все же любезно вернули со словами: «Они не подошли».

Не досмотрели хранители, потому что в те времена еще верили в порядочность столь знаменитых людей. Но по прошествии лет ответственные за экспозицию научные сотрудники стали следить за порядком и присутствовать на съемках, наблюдая за нелегким творческим процессом.

В одной из главных ролей актер Станислав Любшин — боярин Дружина Морозов. По сценарию он сидит в деревянном доме, почему-то с каменными сводами, расписанными орнаментом XIX века с символикой рода Романовых (но разве на такие мелочи кто-то обращает внимание!)

Вот, например, уже упомянутый «Князь Серебряный». В одной из главных ролей актер Станислав Любшин — боярин Дружина Морозов. По сценарию он сидит в деревянном доме, почему-то с каменными сводами, расписанными орнаментом XIX века с символикой рода Романовых (но разве на такие мелочи кто-то обращает внимание!). Мизансцена разыгрывается за столом, режиссер просит у дежурного научного сотрудника положить какую-нибудь книгу перед боярином «для антуражу». Дальше Дружина Морозов, то есть Станислав Андреевич, открывает старинный том, а потом в гневе буквально отшвыривает его. Наблюдавшая за этим, можно сказать, вандальным обращением с музейным экспонатом научный сотрудник возмущенно говорит, что, извините, но это подлинная книга XVII века, с ней нельзя так обращаться. «Кто это?!», — раздается гневный голос артиста. «Никто, так, музейный смотритель», — жалобно отвечает режиссер, одновременно метнувшись к Любшину-Морозову и убивая взглядом научного сотрудника, посмевшего сделать замечание. «Вы что, не понимаете, что срываете съемки? Нам буквально на один день удалось вытащить Любшина!», — шипит режиссер.

Ничуть не смутившись, научный сотрудник все же настоял на том, чтобы подобные действия больше не повторялись. В фильме Морозов книгу не швыряет, а просто захлопывает. Причем, как выяснилось, читал он «забавную историю про жен неразумных», имея в виду собственную жену. Экранная жена Морозова должна была представить поцелуйный обряд, которым замужние женщины средневековой Руси приветствовали высокопоставленных и особо дорогих гостей. Как полагается, режиссер обратился за консультацией к историкам и сделал все как нужно… но только ему самому.

Часто приходится наблюдать несоответствие интерьеров той эпохе, о которой идет повествование в фильме. Думаете, музейщики не возникают и не возмущаются? Еще как возмущаются! Но режиссер или оператор, или второй помощник оператора повторяют слова Бондарчука о том, что это видение автора, и неважно, что так не могло быть. Это неважно, главное образ! Ну и что, что не было, ну и что, что шкаф или изразцы на печки появились через 300 лет, как в телевизионном фильме «Иван Федоров», ну и что, что герои мыслят, говорят и ведут себя ровно так же, как их потомки спустя столетия.

Часто приходится наблюдать несоответствие интерьеров той эпохе, о которой идет повествование в фильме. Думаете, музейщики не возникают и не возмущаются? Еще как возмущаются! Но режиссер или оператор, или второй помощник оператора повторяют слова Бондарчука о том, что это видение автора, и неважно, что так не могло быть

Говорить о возможности и необходимости правдоподобия в жанре исторического кино нужно, но, если быть справедливым, мировая практика показывает, что никакой натурализм, максимальная точность декораций в исторической реконструкции или знаменитые актеры не спасали фильмы от провалов в прокате, если замысел режиссера был неудачен.