Почему существование Казанского ханства было чудом и как мы пользуемся его наследством

Выйти за пределы московско-казанского конфликта

Октябрь — месяц, когда начинают болеть старые раны русско-татарских противоречий. Вспоминая события 1552 года, есть обычай предъявлять национальные претензии и говорить неприятные соседям вещи.

Еще в 90-е годы XX века история, когда противостояли Москва и Казань, стала подходящим фоном, чтобы проецировать на нее взаимоотношения амбициозного субъекта федерации с центром. Параллельно в центре формировалась идеология борьбы «сепаратизмом» и «экстремизмом», где государство Чингизидов на Средней Волге интерпретировалось, чуть ли не как «Талибан», который требовалось уничтожить в целях безопасности. Все эти концепции бытуют и сегодня, но могут объяснить реальность только тем, кто в них свято поверил. Если у вас остаются вопросы к истории, стоит попробовать посмотреть на прошлое шире.

В истории последнего тысячелетия 1552 год — это эпизод в долгом споре о том, кому принадлежит Волга. При взгляде с высоты веков кажется удивительным не то, что Иван IV огнем и мечом завоевал Среднее Поволжье, а что это не сделали его предки за сто лет до него. Тем замечательнее на этом фоне смотрится феномен Казанского ханства.

Речной народ завоевывает свою главную реку

Русские исторически — это речной народ. «Лес и особенно степь действовали на русского человека двусмысленно. Зато никакой двусмысленности, никаких недоразумений не бывало у него с русской рекой. На реке он оживал и жил с ней душа в душу. Он любил свою реку, никакой другой стихии своей страны не говорил в песне таких ласковых слов», — писал об этом Василий Ключевский.

Русское протогосударство возникло на речном пути из варяг в греки. Передвигаясь по рекам, русские расширили свою территорию до Тихого океана. Но соседство с таким речным народом создавало для других народов не меньше проблем, чем известное соседство земледельцев с кочевниками. С возникновением русского государства ареной столкновений стала Волга, связывающая Восточную Европу с Передней Азией.

Еще киевские князья X века ходили на предков татар — волжских булгар, которые контролировали важнейший участок Волжского пути: место слияния Волги и Камы, откуда рукой подать до сказочных пушных богатств Биармии. Но по-настоящему эта борьба развернулась в XII веке, когда в междуречье Волги и Оки зародилась современная Россия со столицей во Владимире. «Ты бо можеши Волгу веслы раскропити», — обращался к владимирскому князю Всеволоду Большое Гнездо автор «Слова о полку Игореве». До Всеволода с Булгарией воюют Юрий Долгорукий и Андрей Боголюбский. Потом в начале XIII века князь Юрий Всеволодович в ответ на поход булгар против Великого Устюга уничтожает Ошель — главный булгарский центр на Горной стороне. В устье Оки на эрзянских землях он строит Нижний Новгород, который стал предшественником Васильсурска и Свияжска московско-казанских войн.

Только Батый прерывает это русское военное наступление на Волгу, однако открывает превосходные возможности для мирной экспансии. В период Золотой Орды русские продвигаются на юг до Каспия и Кавказа в качестве законопослушных подданных чингизидов, образуя купеческие и ремесленные слободы в разросшихся татарских городах. Отдельные русские аристократы, типа князя Федора Ростиславича, делают в Орде блестящие карьеры. Согласно «Степенной книге» этот князь был пожалован своим тестем ханом Менгу-Тимуром многими городами, и в их числе Казанью.

Какие были альтернативы Казанскому ханству

Как только в середине XIV века имперская власть над Волжским путем ослабла, русские снова вспоминают военную дорогу на Булгарский улус. В 1370 году поход на Булгар совершает нижегородский князь Дмитрий Константинович. Этим самым он помогает правителю западной части Орды Мамаю поставить северную окраину империи под свой контроль. В 1376 году объединенное московско-нижегородское войско еще раз осаждает Булгар, при этом татары (впервые на территории России) применяют огнестрельное оружие. В российской историографии принято считать этот поход собственной инициативой русских князей, но даже он служил интересам враждующих ордынских партий, колоссальная откупная в 5000 рублей, безусловно, была инициативой русских. В 1395 или 1399 году на протяжении трех месяцев воюет в Булгарском улусе князь Юрий Дмитриевич. Формальным поводом для вторжения стала поддержка ордынцами нижегородских князей в борьбе за независимость от Москвы, но возможной стала такая операция только после катастрофического разгрома Орды Тамерланом в 1395 году. Параллельно с походами русских князей на Волге действуют новгородские пираты-ушкуйники, который разоряют не только ближайший Булгарский улус, но доходят и до Сарая.

Десятилетия XV века накануне образования Казанского ханства — это «слепая зона» в массовом восприятии истории, куда добираются только немногие профессионалы. Между тем это время, когда центр северных владений Золотой Орды окончательно смещается из Булгара в Казань. И это же время интересных альтернатив.

В 1431 году, служивший Москве князь Федор Пестрый разрушает Булгар. Этот был ответ на татарский поход 1429 года, когда царевич Махмут-Хозя и князь Али-баба дошли до Галича Мерьского и Костромы. Разбирая этот эпизод, историки вышли на интересный сюжет принадлежности Булгарского улуса к владениям ханов из династии сибирских Шибанидов. Как раз в это время восточную часть Золотой Орды объединяет выдающийся выходец из этого рода Абулхайр-хан. В историографии эту державу называют Государством кочевых узбеков. И Булгар в источниках упоминается как город, платящий ясак Абулхайру.

Выходит, что прежде чем стать Казанским ханством, Булгарский улус какое-то время был частью государственного образования, откуда вышли современные ногайцы, казахи и узбеки. Возможно, этот сюжет еще вспомнят, когда в этнодемографии Северной Евразии произойдут изменения, начало которых мы наблюдаем сейчас. Однако для Среднего Поволжья середины XV века гораздо вероятнее была другая альтернатива. Для сибирских Шибанидов Волга и Кама были далекой периферией, а сил, способных сдержать наступление русских, здесь просто не было. Не будь на Руси в это время усобицы между Василием II и княжеской линией Юрия Дмитриевича, разрушением Булгара дело могло и не ограничиться. Возможно, с присоединения Казани началась бы военная карьера еще Ивана III, а не Ивана IV. Однако все эти альтернативы решительно смел хан Улу-Мухаммед.

Улу-Мухаммед и роль личности в истории

Избрание Улу-Мухаммеда ханом в 1419 году ознаменовало конец долгого и разрушительного для Золотой Орды противостояния между всемогущим диктатором Идигеем и сыновьями хана Тохтамыша. Однако надолго объединить былую империю не получилось. Практически все его правление прошло в состоянии усобицы с другими претендентами на золотой престол. В 1437 году Улу-Мухаммед в очередной раз утратил контроль над Сараем и пошел за поддержкой на Русь. Князь Василий Васильевич был для хана человеком не чужим: во-первых, он был внуком покойного литовского князя Витовта — давнего союзника Улу-Мухаммеда, а, во-вторых, был обязан хану великокняжеским ярлыком. Однако Василий поддержки не оказал и направил на изгнанника многократно превосходящее войско. Чудом хану удалось выжить и одержать победу, что «Казанский летописец» объясняет искренней молитвой хана «русскому Богу». После победы хан уходит на Среднюю Волгу, где заполняет политический вакуум и продлевает историю независимой Казани на 100 лет. Конфронтация с Москвой после такой предыстории была предрешена.

Однако даже про Казанское ханство, воюющее с западным соседом, нельзя сказать, что здесь не ощущалось русское присутствие. Волга оставалась главной торговой магистралью, а поэтому в Казани постоянно жили русские купцы. В Казань, как на Дон, откуда «выдачи нет», бежали преступники и авантюристы из России. Таким, к примеру, был главный герой русской «Повести о Тимофее Владимирском». Татарские походы на Русь сопровождались притоком пленных, значительная часть которых оседала в Казанском ханстве. Некоторые, как анонимный автор «Казанского летописца», служили при дворе, другие работали на земле. Очевидно, что принявшие ислам пленники в будущем ассимилировались татарами. Те же, кто сохранил православие, стали основой для формирования особой социальной группы русских ясачных крестьян, фигурирующей в документах даже в конце XVIII века. Правовой статус этих русских совпадал с татарами и другими народами Поволжья, при этом их потомки в XX веке свободно владели татарским языком, а жителями других русских деревень характеризовались как «местные». Шел и обратный процесс, когда Москва становилась прибежищем для множества представителей недовольной казанской знати.

В конце концов, военно-политическое и экономическое доминирование России стало ощутимым настолько, что представители казанской элиты вроде царевны Гаухаршад или Чуры Нарыкова, старались уходить от конфронтации. Но эта линия была неприемлема для крымской династии Гиреев, которая проводила свою политику собирания татарских земель. Так ханство пришло к своему финалу.

Почему татары не удержали Волгу

В многовековой перспективе борьбы за Волжский путь 1552 год не видится случайностью. Он не был «ответом на набеги» и принуждением наследников Чингисхана к миру, как старается убедить русская историография. Не был он и проявлением какого-то особого русского империализма, как нередко пишут татарские авторы. Все началось задолго до того как русская элита обрела имперское самосознание. И уж точно, не за «Третий Рим» с «подрайской землицей» ходили на Булгар русские союзники беклербека Мамая и новгородские ушкуйники.

В таких долгих процессах как превращение Волги в «великую русскую реку» конкурируют не полководческие таланты, а демография, экономика и качество государственного строительства. Поэтому если искать возможные альтернативы 1552 году, то не в XVI и XV веках, а столетием раньше. К 1552 году Казань и Астрахань остались единственными крупными татарскими городами на Волге. Между ними лежали тысячи километров степей, где кочевали подданные Ногайской орды и Крымского ханства. Для татарского мира это был большой шаг назад, ведь еще в XIV столетии на всем протяжении от дельты Иделя до Камы лежали десятки больших и малых городов. Так случилось, что население этих городов сначала сильно пострадало от нескольких волн чумы, а затем — в 1395 году — эти города целенаправленно уничтожил чагатайский полководец Тамерлан. Мир, созданный Чингисханом и его наследниками, где в волжских степях могли встретиться Китай, Иран и Италия, исчез на глазах одного поколения. После этого все развивалось по правилу старой науки, что «природа не терпит пустоты».

И Донское побоище, и стояние на Угре, и взятие Казани — лишь локальные последствия угасания старой империи и рождения новой. Гораздо больше, чем эти события, на историю повлияло поражение Тохтамыша от Тимура в 1395 году. Однако человеческое сознание так устроено, что ему необходимы красивые и емкие символы. Для русского самосознания такими символами национальной независимости стали 1380 и 1480 годы. Для татарского самосознания 1552 год стал символом утраты государства и начала долгого периода религиозной дискриминации. Воевать с этими символами, умалять их значение и жонглировать «неопровержимыми» фактами — бессмысленное занятие, которое непременно приведет к обратному эффекту.

Казань — столица, а не кузница или житница

Однако поскольку русские, татары и другие народы, вышедшие из Золотой Орды, живут в одном государстве, сама собой напрашивается такая версия истории совместного жительства, которая, может, и не устроит всех, но поможет жить в общем доме. С такой версией истории в современной России дела обстоят очень странно — ее нет. Нет промежуточных и переходных форм между историей «побед русского оружия» и историей «тюрьмы народов». Евразийская идеология, которая пыталась занять эту нишу, оказалась неприемлемым вариантом для всех сразу, потому что невозможно построить что-то на замалчивании болезненных эпизодов национальной памяти, а общая география просто так не заменит родство по языку и религии. С концепцией «новой имперской истории» знаком лишь узкий круг профессиональных исследователей. Казалось бы, отсутствие публичной политики способствует расцвету дискуссий на историческом материале, но в подавляющем большинстве эти дискуссии имеют деструктивный характер. Насколько деструктивный, что переноса их в реальную политику совсем не хочется.

Воспоминание октябрьских событий 1552 года в современном Татарстане традиционно ассоциируется аудиторией «Хәтер Көне» и его лозунгами. Но исчерпывается ли дата только этими лозунгами? В календаре дата взятия Казани — это чуть ли не единственный повод вспомнить о существовании Казанского ханства. Для тех, кто живет в Татарстане, вне зависимости от национальности и вероисповедания, столетнее существование этого государства до сих оказывает влияние на повседневность. Это не гипербола, а реальность. Достаточно сравнить исторический путь Татарстана с соседними регионами.

Законный хан Сарая, Крыма и Дешта Улу-Мухаммед, устроив престол в Казани, сделал ее центром власти, суверенитет которой признавали и татары, и финно-угорские народы, и русские. С этим царским статусом Казани не спорил даже Иван IV, который принял титул царя казанского. Не спорило с ним и все русское общество. Старинные русские города, обращаясь к казанцам в Смутное время, прямо писали «мы вам меньшие», считая Казань выше по статусу. Казанские митрополиты в церковной иерархии были третьими после владык Москвы и Великого Новгорода, а архимандриты забытого ныне Спасо-Преображенского монастыря в Казанском кремле были выше, чем настоятели Соловецкого монастыря. На эти средневековые ранги можно было бы махнуть рукой, но именно они делали город центром администрации и городом аристократии. За администрацией сюда раньше, чем в другие уголки России, пришла современная система образования, воплощенная в Казанском университете. За научной базой последовали промышленность и технологии, вплоть до «Авиастроя», татарской нефти, КАМАЗа, «Оргсинтеза» и Иннополиса.

Благодаря наследию ханов Казань — это столица, а не всероссийская ярмарка, кузница или житница. И об этом важно говорить, вспоминая взлет и падение Казанского ханства.