Михаил Южный: «Мы выиграли Кубок Дэвиса, но с профессиональной точки зрения я не сделал ничего особенного»

«Если теннис — это работа, то я хожу на нее с трех лет»

— Михаил, ваш приход в теннис совпал с развалом СССР со всеми вытекающими отсюда подробностями. Это чувствовалось?

— На самом деле, все проблемы легли на плечи родителей, за что им огромное спасибо, что несли затраты, максимально ограждая нас с братом в погружение в финансовые проблемы. Перед нами была одна цель: идти и тренироваться, причем делать это с желанием. Например, слово «работай» в отношении тенниса нам никогда не говорили, я сам до сих пор смеюсь, когда слышу, что это работа. Это игра! Если это работа, то надо принять то, что я на нее хожу с трех лет. Да, я уже двадцать лет зарабатываю на этом деньги, но получается, что я зарабатываю их играючи.

Возвращаясь к теннису, мы рано осознали, что нам необходима команда. Тренер по ОФП у меня появился еще в 1995 году, им стал Олег Мосяков, далее появился массажист Дмитрий Шарипов, затем психолог. И это, я считаю, совместная мудрость моих родителей и тренера Бориса Собкина, осознавших, что все это необходимо и это требования времени.

Понятно, что я видел, что родители зачастую занимали деньги на оплату моих и брата тренировок, что мы на выездах с нашим тренером питались самостоятельно, о кафе и ресторанах даже и речи быть не могло, считали, что называется, каждую копейку, поскольку каждый выезд был затратным.

— При Союзе были Украина, Белоруссия с целыми командами теннисистов, воспитанными в этих республиках, далее Азербайджан, Грузия, Эстония, откуда тоже вышли сильные спортсмены. Это создавало необходимую конкуренцию, придавало разнообразие тренерским школам. А потери теннисных баз, произошедшие с развалом СССР, были ощутимы?

— По большому счету, я не успел ощутить перечисленные вами республики единой командой. Да, было понимание того факта, что украинец Андрей Медведев или белорусы Волчков и Мирный, или Олег Огородов из Узбекистана, могли бы быть членами одной со мной сборной, хотя они и постарше. Но когда я только начинал свой путь в теннисе, на первых ролях были Чесноков, Черкасов, Волков, Ольховский, и чувства потери кого-либо у меня не возникало. Потом появился Кафельников, затем Сафин, все россияне. А, допустим, грузин Александр Метревели играл еще до моего рождения, я его не застал на корте.

Ну послушайте, первые мои выезды начались в 14—15 лет, в 1996—1997 годах. Это сейчас я могу задумываться на глобальные темы, что мы потеряли игроков, там, или школы, а в то время это как-то проходило мимо меня. Тогда стояла одна цель: тренироваться, играть на турнирах, а времени на анализ геополитики у меня не было. Скажу больше, я тогда даже о теннисе не думал в глобальных масштабах, что в России, что в мире. Повторюсь, у меня была команда, которая обеспечивала тренировочный процесс, когда я должен был углубляться лишь в вопросы: где и как я тренируюсь?

— Я читал, что впервые в Кубке Дэвиса вы участвовали в качестве болл-боя, причем это произошло во время легендарного полуфинала, в котором Андрей Чесноков победил Михаэля Штиха.

— На тот момент это была одна из немногих возможностей для меня 13-летнего попасть на теннис столь высокого уровня. Причем у болл-боев были свои преимущества в том, что мы зарабатывали деньги, получали форму и находились в самой непосредственной близости от участников соревнований, что воспринималось очень круто. Настолько, что мы с братом Андреем часто оставались на турнире, даже когда не были задействованы в матчах, готовы были подавать мячи даже на тренировках. Андрею в этом плане больше повезло, он же еще был в 1994 году на матче Кубка Дэвиса со шведами, а я нет, поскольку был лимит.

— Лимит на братьев? С каждой семьи не более одного участника?

— Нет, по возрасту. Я тогда был младше, чем положено болл-боям.

Кроссовки от героя России

— Победа Чеснокова над Штихом, оцененная тогдашним президентом страны Борисом Ельциным званием «Героя России», была знаковой, поскольку в середине 90-х побед было совсем немного… Я представляю, насколько значимо было для подростка стать непосредственным свидетелем той игры.

— Ну, мы не воспринимали произошедшее с такой точки зрения. Для нас было важно даже само присутствие на матчах Кубка Дэвиса или Кубка Кремля, на которые приезжали звезды первой величины. Эмоции вызывало даже то, что кто-то из звезд бросил напульсник, намотку, ты увидел, как он сыграл, все это увеличивало мотивацию для дальнейших тренировок, чтобы самому поскорее попасть в этот круг избранных. Когда, став уже постарше, получали возможность сделать пару ударов, потому что кто-то из действующих теннисистов предоставлял эту возможность, то это было настоящим счастьем для нас, подростков.

Что касается матча Чеснокова, в котором он отыграл девять матчболов, то болельщики буквально разрывали Андрея на части после того, как он вышел из раздевалки. В итоге он начал просто выбрасывать из сумки свои вещи, и мне попались его кроссовки. Не знаю точно, игровые, или запасные. Забрал их и поставил в шкаф, как реликвию.

— Через 7 лет бывший болл-бой Миша Южный осчастливил всю страну, победив Поля-Анри Матье в решающем матче Кубка Дэвиса. Я даже сейчас помню, что узнал о вашем выигрыше после футбольной тренировки, и вся раздевалка обсуждала глобальность той победы. А что чувствовали вы?

— Большое видится на расстоянии, и мои ощущения мало чем отличались от тех, что были в 13 лет, когда я вблизи видел победу Чеснокова. Да, мы впервые выиграли Кубок Дэвиса, но с профессиональной точки зрения я понимал, что не сделал ничего особенного. Матье был моим ровесником, на тот момент я стоял выше него в рейтинге, даже, по-моему, имел перевес в личных встречах, поэтому не воспринимал ту победу как историческую.

Да, со стороны это была драматическая история, когда я выиграл, уступая 0:2, в гостях, впервые в истории, но тогда это все мало меня трогало. Начать с того, что я попал в то время в очень тяжелый жизненный период, когда за 3 месяца до финала Кубка Дэвиса у меня умер папа. Затем, в 20 лет не придаешь того значения достигнутому, потому что ты молод и тебе кажется, что у тебя вся жизнь впереди, и она будет состоять из этих самых побед, которых с каждым годом будет все больше и больше.

Да, мы впервые выиграли Кубок Дэвиса, но с профессиональной точки зрения я понимал, что не сделал ничего особенного. Матье был моим ровесником, на тот момент я стоял выше него в рейтинге, даже, по-моему, имел перевес в личных встречах, поэтому не воспринимал ту победу как историческую

«Если снимать правду, будет скучно. Нужна спортивная сказка»

— После кинофильмов последних лет, рассказывающих о победных страницах советского спорта — «Легенды №17» и «Движения вверх», логично было бы снять фильм и о вашей победе, которая стала всего лишь второй в командных игровых видах спорта в постсоветское время после выигрыша гандбольной сборной на Олимпиаде 2000 года. Согласны?

— У меня была подобная идея, поскольку коллеги вроде бы сняли фильмы о своих победах — хоккейных, баскетбольных, борцовских («Поддубный», — прим. ред.) сейчас готовится к прокату фильм о футболе («Лев Яшин: вратарь моей мечты», — прим. ред.). Но, обдумывая эту идею, я приходил к вопросу: что снимать, о чем должен быть фильм?

— О замысловатой судьбе тенниса. Его развитии еще в царской России, далее в советские времена, когда теннисом занимались артисты, хоккеисты и, конечно же, телекомментаторы. Проблемах с международными соревнованиями, поскольку нельзя было играть с профессионалами и представителями Чили и ЮАР. В фундаменте достигнутых побед: граф Сумароков-Эльстон и актер МХАТа Вербицкий, танцовщица Теплякова и хоккеист Зикмунд, телекомментаторы Озеров и Дмитриева, физик Потанин, математик Собкин и 25-летний капитан Тарпищев, «потерянное поколение» с Вадимом Борисовым и первые миллионеры с Натальей Зверевой.

— Предыстория хорошая, но много нюансов. Понятно, что фильм логично снимать, когда все участники той победы еще живы, а не как «Легенду №17», когда главных его героев, Тарасова и Харламова, уже не было в живых и зачастую приходилось пользоваться не фактами о них, а слухами. Во-вторых, если снимать четко по делу, то на экране это будет выглядеть очень скучно. Чтобы этого избежать, нужен хороший художественный смысл. Иначе придется показывать, как ты тренировался и играл, тренировался и играл.

— …наконец, в сценарии может быть история, как 13-летний болл-бой Миша Южный спустя 7 лет выигрывает Кубок Дэвиса.

— Тогда это не про Кубок Дэвиса, а про Михаила Южного. А если сделать несколько историй, про Кафельникова, Сафина, то они должны быть накрученными, насыщенными, в том числе и какими-то не совсем спортивными вещами. Я прекрасно запомнил, что после фильма о баскетболе «Движение вверх» было очень много негатива. И он шел именно со стороны людей, которые были прекрасно осведомлены о том, как все происходило на самом деле, и они считали, что в фильме все переврали. А снять фильм так, как оно было, и так, чтобы он в итоге продавался — это две большие разницы. Абсолютная правда в этом отношении никому не нужна, придется балансировать на очень тонкой грани правды и художественного вымысла.

— Я бы все-таки не согласился с вами, зная историю хоккея и баскетбола. В этом плане «переврали» — это про «Легенду № 17», а в «Движении вверх» стоит говорить лишь о неких натяжках. Какие-то факты притянули из других временных отрезков, сконцентрировали в одном временном отрезке и приукрасили фильм.

— А в итоге это оставляет ощущение сказки. Хорошей, но сказки. Которую интересно посмотреть один раз, но это не может стать неким мотиватором.

Фильм логично снимать, когда все участники той победы еще живы, а не как «Легенду №17», когда главных его героев, Тарасова и Харламова, уже не было в живых и зачастую приходилось пользоваться не фактами о них, а слухами

«Стало открытием, что Кафельников болеет за «Спартак»

— Вы болельщик ЦСКА, о чем прекрасно известно. Но, если сопоставлять исторические даты, сам факт боления за ЦСКА становится непонятным. Если это началось с глубокого детства, лет с семи, то тогда армейцы еще играли в первой лиге советского футбола. Если вы стали переживать за них в подростковом возрасте, то на 90-е годы пришелся конкретный спад результатов ЦСКА.

— Факт моего детского боления за ЦСКА объясняется тем, что это семейная традиция. Мы всей семьей ходили на игры армейского клуба, хотя поначалу и мне, и маме было скучно на трибунах. Мы там круги наматывали, пока папа со старшим братом Андреем переживали. Постепенно и я втянулся. Из детской памяти у меня остался 1990 год, когда ЦСКА обыграл «Спартак» за счет гола с пенальти Дмитрия Кузнецова, который затем работал тренером у вас в «Рубине». Забил он тогда Станиславу Черчесову, кстати. Помню выигрыш Кубка России, когда ЦСКА обыграл «Торпедо» со счетом — 3:2, и дальнейшую мою горечь от гибели вратаря армейского клуба Михаила Еремина. Вот знаковый матч тех лет, когда ЦСКА обыграл в Лиге чемпионов «Барселону» — 3:2, остался вне моей памяти, поскольку играли очень поздно, а мне нужно было ложиться спать. Так и прививалась у меня культура боления за ЦСКА, хотя теннисные тренировки проходили на «спартаковском» Ширяевом поле. Впрочем, я не один такой был, поскольку из пацанов с Ширяевки многие болели за «Динамо», «Торпедо».

— Потом вы попали в сборную России по теннису, где вас «поджидал» главный фанат «Спартака» Евгений Кафельников.

— Для меня уже потом стало открытием, что он болеет за «Спартак». Когда мы играли вместе, я вообще такого фанатизма от Кафельникова в плане футбольного боления не ощущал и узнал об этом едва ли не тогда, когда он закончил с тенистом. О том, что Марат Сафин топит за красно-белых, знал, а вот, что еще и Женя «спартач»? То ли у нас в свободное время не заходили разговоры на тему футбола, то ли мы вообще не очень часто общались, поскольку, все-таки, являемся представителями разных поколений.

— Будучи армейцем, вы стали первым, кто отмечал свои победы, отдавая честь с помощью ракетки — жест, несколько переделанный Артемом Дзюбой.

— Ну я бы не настаивал на том, что это только мой жест, или же Артема Дзюбы. Мой жест тот, который с ракеткой, поскольку при отдаче чести голова должна быть покрыта. У меня он был связан с порывом. Я выиграл матч на US Open у аргентинца Давида Налбандяна, отдал честь на корте, и мне потом сделали замечание насчет непокрытой головы. Решение с ракеткой пришло достаточно быстро.

Я выиграл матч на US Open у аргентинца Давида Налбандяна, отдал честь на корте, и мне потом сделали замечание насчет непокрытой головы. Решение с ракеткой пришло достаточно быстро

«Нужно выстраивать взаимозаменяемость»

— Если сравнивать «у нас» и «у них», есть одна странная закономерность. Наши бывшие сограждане активно отдают своих детей в теннис: за Германию играют два брата Зверева, в Америке были Богомолов, который вернулся, и Долгополов, в Греции — Циципас, у которого играла мама, Юлия Сальникова. А в России теннисных династий нет.

— Почему, у Андрея Рублева мама тренер, у Дениса Шаповалова из Канады, с которым я сейчас работаю, та же самая история.

— А у Андрея Кузнецова — папа. Но я же говорил о тех родителях, у которых были большие теннисные карьеры. В России были и есть семейства, в том числе, Сафиных, Павлюченковых, Южных, но нет династий…

— Понятно, что на этот вопрос я могу отвечать только через рассказ о своих детях, хотя, честно говоря, не хотел бы, чтобы они со временем прочли, что хотел видеть в них отец, а выбирали свой путь. У меня сыновья в секции футбола, в теннис играют два-три раза в неделю, без фанатизма. А дальнейший путь развития за ними.

— Вы сейчас мастер на все руки. У вас в учениках и канадец Шаповалов из мировой сотни, и два подростка: Степан Бойцов и Алиса Надейкина из Новокузнецка, региона, в котором теннис начали развивать совсем недавно, практически с нуля.

— Да, и мне приятно оказывать помощь в этом развитии в Новокузнецке. Я считаю, что сейчас это единственное место в России, где что-то зарождается. В 2010 году там был открыт теннисный центр с четырьмя современными кортами, и меня пригласили на однодневный мастер-класс. На нем было фантастическое количество детей, порядка пятисот. В те годы я еще оставался действующим игроком и мог приезжать на такие же мастер-классы не чаще одного раза в году, правда, с каждым разом увеличивая свое пребывание: 2 дня, 3, 5 дней. Сейчас наше сотрудничество растягивается на 20 недель в году, которые я провожу либо в Новокузнецке, либо на сборах или на турнире.

Наша работа заключается в том, что я в основном общаюсь с Алексеем Филатовым, который и тренирует ребят. Для них я выступаю в роли консультанта, наставника и так далее. Я не подхожу к подопечным, не переговорив до того с тренером, поскольку прийти, наговорить что-то и тем самым сломать уже имеющееся, после чего уехать — это не работа, а вредительство. Мы находим взаимопонимание с Алексеем, чтобы не тянуть в разные стороны.

Сейчас в Новокузнецке в полный рост встает проблема с тренерскими кадрами, с системой обучения. Поскольку, когда к тренеру приходят дети, уже занимавшиеся теннисом, то приходится тратить до года на их переобучение. Если сравнивать обучение с лестницей, то нам приходится спускаться на ступень назад, тратя время. А у нас до 14 лет уже необходимо определиться с перспективами ребенка и знать, к кому он далее перейдет для продолжения процесса совершенствования.

Поэтому моя команда, включая известного наставника Бориса Собкина, помимо работы с детьми, проводит работу с тренерским составом. Грубо говоря, мы проводим с ними тренировку, они на себе осваивают то, что необходимо в дальнейшем донести уже до своих учеников. Это дает возможность говорить о глобальном развитии тенниса в Новокузнецке, чтобы в будущем, если мы уйдем оттуда, там уже были подготовлены местные кадры с правильной методикой и ведением учебно-тренировочного процесса.

Есть проблема, когда многое держится на одном человеке. А нужно выстраивать взаимозаменяемость, когда уехавшего на время человека легко заменяет другой, и при этом тренировочный процесс совершенно не страдает. Нужна «глубина состава»

— А как вам видится взросление учеников? Это был бы процесс закрытого типа, когда вы готовите ученика сразу на юниорские турниры, или это подготовка детей до уровня теннисной академии и далее совершенствование в Испании, Франции, США?

— Почему бы и нет, если это будет происходить вместе с нами. Теннис же не вид спорта, который предполагает круглогодичные тренировки в одном месте. К примеру, я тренировался в Москве, но весь предсезонный период в декабре вместе с командой проводил в Таиланде. Можно приехать сессионно, потренироваться, но важно, чтобы ученика не отпускали одного. Одного мы его не отпустим. Да, если захочет уехать, мы не удержим, насильно мил не будешь — значит, надо давать такой тренировочный процесс, чтобы подопечный не хотел уезжать без тренера. Что мешает нашей тренерской бригаде поехать с учениками на учебно-тренировочный сбор в Испанию, Хорватию, куда угодно?

Но, возвращаясь к Новокузнецку, есть проблема, когда многое держится на одном человеке. А нужно выстраивать взаимозаменяемость, когда уехавшего на время человека легко заменяет другой, и при этом тренировочный процесс совершенно не страдает. Нужна «глубина состава». И пока это не будет выстроено в Новокузнецке и глобально по всей России, я не вижу смысла говорить о должном развитии нашего вида спорта.