Михаил Южный: «Сейчас игроку говорят то, что он хочет услышать. А надо подсказывать, в чем ошибки!»

«В санатории не с кем было играть в футбол, и Собкин начал осваивать теннис»

— Михаил, понятно, что мы должны начать нашу беседу с поздравлений и пожеланий Борису Собкину. Борис Львович известен прежде всего как наставник теннисистов Михаила и Андрея Южных, но, помимо этого, я хочу выразить искреннее удивление тем, что он еще и доктор технических наук, бывший профессор МАИ, преподававший на факультете радиоэлектроники летательных аппаратов.

— Конечно, я поздравляю Бориса Львовича с его юбилеем, но все те слова, которые я ему скажу, я надеюсь произнести еще не раз на многих других юбилеях моего наставника. Вы правы, это человек удивительной судьбы. Даже при всех других примерах, рассказывающих о людях, коренным образом менявших свою жизнь, менявших род деятельности и добивавшихся успехов на новом поприще, жизнь Бориса Львовича выделяется и с этой точки зрения.

Представьте себе, человеку 25 лет, он преподаватель, который проводил с семьей свободное время в санатории на Клязьме, где активно отдыхал, в том числе играя в футбол. Но тут его партнеры разъехались, играть не с кем, и Борис Львович, а это был он, в поисках возможности активного отдыха забрел на теннисный корт. Играть в теннис можно вдвоем, оставалось только найти партнера и научиться самому, что мой будущий тренер и сделал.

Вернувшись домой, он продолжил занятия, нашел возможность играть с любителями и где-то через год познакомился с Александром Наумко (первый супруг Татьяны Наумко, главный тренер в жизни Андрея Чеснокова, — прим. ред.). Под руководством Наумко в те годы была некая экспериментальная группа, с помощью которой он в тогдашнем институте физкультуры пробовал различные методики обучения теннису. В эту группу влился и Собкин. Борис Львович начал заниматься, зимой перешел в зал, где, кстати, Татьяна Наумко тренировала тогда еще совсем юного Андрея Чеснокова.

Даже начав тренировать нас с Андреем, Борис Львович продолжал работать, еще в 1999 году читал лекции студентам, вел занятия. Официально он уволился из МАИ только в 2005 году, в связи с загруженностью в спорте

Вот так они тренировались, что называется, и стар, и млад, после чего в 1977 году Татьяна Наумко начала приглашать занимающихся, в том числе и Собкина, на знаменитый стадион «Ширяево поле», в простонародье «Ширяевка», тренироваться в одной большой компании. А с 1978 года Александр Наумко предложил Борису Львовичу, которому было 29 лет, начать играть на любительских турнирах. Вот так он и втянулся в теннис, при этом не прерывая работу в МАИ (Борис Собкин автор и соавтор целого ряда книг сугубо технической направленности: «Автоматизация проектирования аналого-цифровых приборов на микропроцессорах», «Персональные ЭВМ и их применение в учебном процессе» и др., — прим. ред.).

— Получается, что молодой тогда еще Собкин был примером спортсмена, который, как нам казалось, сохранился в те годы только в Скандинавии, где развивался любительский и полупрофессиональный спорт.

— Получается так. Поскольку Борис Львович ходил на тренировки, очень много спарринговал с учениками Татьяны Наумко, Чесноковым, другими игроками этой группы, затем со следующим набором, и все это было в вечернее время, после преподавательской и научной деятельности. Даже начав тренировать нас с Андреем, Борис Львович продолжал работать, еще в 1999 году читал лекции студентам, вел занятия. Официально он уволился из МАИ только в 2005 году, в связи с загруженностью в спорте.

Теннис уже прочно вошел в его жизнь, этим видом спорта начал заниматься сын Бориса Львовича, тоже у Татьяны Наумко, и Собкин все больше и больше времени проводил на кортах. Настолько, что Татьяна Федоровна доверяла ему вести работу с группой, когда ей необходимо было ездить по турнирам с быстро прогрессирующим Чесноковым, это уже были 80-е годы.

А в 90-е годы родители привели нас с Андреем на «Ширяево поле», и через некоторое время обнаружилось, что не с кем тренироваться. Родители переговорили с Борисом Львовичем, который готовил своего сына, чтобы он взял под опеку и нас. Для Собкина это был новый опыт, он же прежде никого не тренировал, поскольку, даже оставаясь на замене, ты работаешь по планам, намеченным другим человеком, а тренировать самому — это совсем другое.

«Тарпищев все-таки не менял профессию кардинальным образом, он сменил только род деятельности»

— Стоит заметить, что по нынешним временам Собкина даже близко не подпустили бы к тренерской деятельности, поскольку требуется профильное образование.

— Да, но, тем не менее, мы решили рискнуть. Так и родился союз, который принес пользу всем нам.

Общение было гораздо глубже и глобальнее — не просто тренер, а учитель, сенсей. А математический склад ума, его знания в этой области могли помочь с более доступной формой изложения того, что хочет тренер от своего ученика

— Я помню интервью пловца Александра Попова, где он говорил, что его наставник Геннадий Турецкий, дипломированный инженер по биомеханике, с успехом применял знания сугубо технической направленности в спортивной подготовке. Расширенный спектр знаний Собкина тоже делал его тренировки более разнообразными?

— Безусловно. Хотя нам приходилось читать мнения сторонних людей, что Собкин тренировал меня по чьим-то дневникам или благодаря специальным математическим выкладкам, но это было, конечно, не так. Я плотно общался с Борисом Львовичем на протяжении последних полутора десятков лет, когда мы начали вместе разъезжать по различным соревнованиям в России и за рубежом, и его широкий кругозор позволял нам разговаривать на темы, выходящие за рамки смэша, укороченных ударов, то есть сугубо тенниса.

Общение было гораздо глубже и глобальнее — не просто тренер, а учитель, сенсей. А математический склад ума, его знания в этой области могли помочь с более доступной формой изложения того, что хочет тренер от своего ученика. Можно же ребенку сто раз пытаться объяснить, что он должен сделать, а он так и будет смотреть квадратными глазами. А можно раз сделать через рассказ-показ или объяснить простым, доступным для ребенка языком, чтобы он сразу ухватил мысль.

Если говорить конкретно о биомеханике, то сейчас она достаточно широко представлена в тренировках спортивной направленности. Специалист, хорошо разбирающийся в биомеханике, получает огромное конкурентное преимущество. В частности, мне посчастливилось поработать в этом направлении с одним из ведущих специалистов Евгением Блюмом. Как-то я пришел к нему, испытывая проблемы со спиной, и Евгений Эвальевич по биомеханике расписал мне все ужасы, которые могут ожидать в дальнейшем, если я запущу эти процессы. Я слушал это все, открыв рот, хотя это все было элементарно и последовательно, как за А идет Б, а за Б — В.

— Кстати, сравнивая судьбу Собкина, я могу вспомнить и еще один гораздо более известный пример крутого изменения судьбы, связанный уже с Шамилем Тарпищевым. Он, будучи на год старше Собкина, также в 25 лет решил, что стать великим теннисистом не сможет, и возглавил сборную СССР.

— Ну, тут не совсем корректное сравнение, поскольку Шамиль Анвярович не менял профессию кардинальным образом, он сменил род деятельности, оставшись в той же сфере. Тут я бы сказал, что судьба его поменяла, а не он судьбу, что было в отношении Бориса Львовича. Меня тогда еще и на свете не было, и я тут рассуждаю, что место главного тренера сборной было с хорошей перспективой, почему бы его не занять, пусть и закончив спортивную карьеру так рано. Шамиль Анвярович сделал выбор, и, как, оказалось, сделал его верно.

А насчет Бориса Львовича поясню, что он не пришел в теннис ни в 25 лет, ни даже позже, это несколько ошибочное мнение. Он познакомился с теннисом и шел к профессии тренера порядка 20 лет. А потом он продолжал совершенствоваться, все более погружаясь в теннисные нюансы.

Шамиль Анвярович не менял профессию кардинальным образом, он сменил род деятельности, оставшись в той же сфере. Тут я бы сказал, что судьба его поменяла, а не он судьбу, что было в отношении Бориса Львовича

«Мы никогда не подписывали договоров. Достаточно было нашего слова»

Если я сейчас возьму в руки клюшку для гольфа, это не значит, что я тут же стану гольфистом. Но, может быть, лет через «надцать», начав играть, анализировать, я стану понимать внутренние процессы этого вида спорта и смогу делиться знаниями. А потом и зарабатывать на этих знаниях.

Мы, к слову, не платили Борису Львовичу до той поры, пока я не стал получать призовые. Наши родители платили теннисному клубу за аренду и так далее, но лично Собкину нет. Хотя это уже были девяностые годы, многие быстро освоили процесс получения денег от учеников, Борису Львовичу также доводилось зарабатывать с другими учениками, но лично я начал платить только с появлением первых гонораров. Причем мы никогда не подписывали друг с другом никаких договоров, достаточно было нашего слова.

Резюмируя, хочу сказать, что Борис Львович в свои 70 лет продолжает учиться, интересоваться новинками и прогрессировать на тренерской стезе. И это несмотря на огромный объем знаний, даже только сугубо теннисных, который позволяет ему разговаривать с подопечными, как академику со школьниками.

Помимо того, Борис Львович очень коммуникабельный. Ему никогда не доставляло проблем подойти с тем или иным вопросом к представителю теннисной элиты. Вообще, на самом верху не считалось зазорным пообщаться, если ты подходил с каким-то вопросом. В том числе и поэтому я практически никогда не брал в помощь консультантов, разве что на Уимблдон пригласил как-то австралийца Тодда Вудбриджа. Лично мне могли уделить время Андре Агасси, Ги Форже, Тим Кэхилл, и это такой объем знаний, мой, Собкина, который мы легко аккумулировали в работе. Кстати, это ответ на мнение, что работая всю карьеру с одним тренером, ты обедняешь себя, варишься в одном котле. Если общаться, аккумулировать знания, это, по-моему, лучше, чем работа с тренерами, которые ходят по кругу, всем игрокам говоря одно и то же.

— У каждого российского теннисиста был «свой» тренер: у Чеснокова — Наумко, у Черкасова — Нина Рогова, у Волкова — Валерий Шкляр, у Кафельникова — Анатолий Лепешин, у Сафина — Рауза Исланова. У всех складывались отношения больше, чем ученик — тренер, у Сафиных, понятно, отношения и вовсе были семейными. Возможно, вы со мной не согласитесь, но у стороннего человека есть ощущение, что каждый из этих маститых тренеров реализовывался в одном ученике и не мог похвастать тем, что всегда приветствуется: «школой», рядом учеников из нескольких поколений, показывающих одинаково стабильные высокие результаты.

— Не совсем правильный вывод. И у Наумко были ученики, правда, не вышедшие на уровень, сравнимый с Чесноковым. И все перечисленные вами тренеры на самом деле оставили и хорошие школы, и хорошие базы для развития тенниса, огромный багаж знаний, которым, увы, не везде захотели воспользоваться.

Сейчас зачастую люди вокруг игрока высокого класса толкуют ему то, что он хочет услышать, об этом говорил, в частности, Рафа Надаль (на фото). А человеку надо подсказывать, в чем его ошибки, чтобы он не повторял их из раза в раз, говорить то, что поможет совершенствоваться

Вспомните, какая теннисная школа была в Уфе, сколько вышло людей оттуда, помимо Андрея Черкасова. Я помню оттуда ребят постарше меня, 1978, 1979, 1980 годов, которые шли потоком. Помню ребят, которые приезжали из Калининграда. Они же тоже не на пустом месте появились, это были свои школы, созданные во времена, когда был информационный вакуум, и эти знания и опыт были аккумулированы по городам, где работали сильнейшие тренеры. Тот же Сочи, тут вообще разговоров не может быть об отсутствии школы. То же «Ширяево поле» — это же кладезь знаний, собранных поколениями Ларисы Преображенской, Святослава Мирзы, Татьяны Наумко.

Увы, не везде продолжали развивать теннис так, как было должно. Да, редко бывают ситуации, когда ты всю спортивную карьеру проходишь под руководством одного тренера, но для большой карьеры нужен такой сенсей, который олицетворяет собой системность в работе, понимание того, для чего необходимы те или иные процессы на разных этапах карьеры. У каждого тренера могут быть свои нюансы в работе, свои фишечки, но глобальное видение должно быть одно, чтобы был единый вектор.

А знания должны передаваться из поколения в поколение. Если это будет происходить грамотно, то людям захочется и дальше черпать информацию. Сейчас в свободном доступе огромное количество разной информации, но с ней надо работать, а лучше всего это получается у людей, которые уже прошли этот путь к вершине. Допустим, тому же Собкину можно предложить 50 видео с элементами тренировок, и просто для того, чтобы научить ребенка теннису, можно будет использовать все 50, но для совершенствования Борис Львович выберет только пять из них, и этого хватит, чтобы двигаться к победам. И он не только отберет эти видео, а четко обоснует, почему нужны именно они.

Сейчас зачастую люди вокруг игрока высокого класса толкуют ему то, что он хочет услышать, об этом говорил, в частности, Рафа Надаль. А человеку надо подсказывать, в чем его ошибки, чтобы он не повторял их из раза в раз, говорить то, что поможет совершенствоваться. Правда, зачастую это можно делать только при условии долгого взаимопонимания, когда члены команды не боятся потерять работу, сказав игроку что-то такое, что ему не понравится с первого раза.

«Тренеру и родителям надо выстраивать диалог»

— От Надаля «к земле», что называется. Если ранее спортсмены стояли в очереди к тренерам, то сейчас ситуация во многих индивидуальных видах спорта изменилась, образовался некий переизбыток тренеров, которые потихоньку начинают зависеть от подопечных.

— Да, потому что ученики — это их работа и хлеб, который они боятся потерять. Но надо же понимать, что тренерская работа — это не труд, допустим, официанта или представителя другой профессии, относящейся к обслуживающему персоналу. Другое дело, что нельзя игроку с порога говорить, что он ничего не умеет, надо налаживать диалог, в ходе которого выходить на уровень разбора ошибок. Борис Львович во взаимоотношениях тренер — игрок нашел идеальную параллель: ключ — замок.

Борис Львович во взаимоотношениях тренер — игрок нашел идеальную параллель: ключ — замок

И в плане тренерской работы я хочу заметить, что не обязательно видеть ее только на топ-уровне. Многое же зависит от «материала». Хорошо, если у тебя под рукой игрок уровня, допустим, Марата Сафина, с которым можно было кого угодно посадить на тренерскую скамейку, и это в любом случае был бы хороший результат. Для обывателя же это повод сказать: о, классный тренер! А бывают случаи, когда игрок уровня, допустим, 500-го номера мирового рейтинга в сотрудничестве с сильным тренером вырастает до 150-го номера . Обыватель это наверняка не заметит, не оценив тренерский вклад, но профессионалам это будет очевидно.

Бывают даже такие случаи, когда и тренер велик, и игрок очень силен, а взаимопонимания нет, поскольку они не сходятся. Но я не вижу проблемы, когда происходит расставание тренера со спортсменом, поскольку не всегда можно достичь желаемого сотрудничества. Другое дело, когда у тренера не получается в четвертый, пятый, десятый раз — тогда нужно бить в набат.

— Вы сейчас детско-юношеский тренер, причем занимаетесь этой работой во времена, когда взаимоотношения тренер — родитель поменялись коренным образом. В СССР вовлечение родителей в спорт было минимальным: раз в год родительское собрание, все остальное время ребенок под опекой тренера. Сейчас во многих видах спорта существуют родительские комитеты, степень вовлечения родителей все больше и больше. Какой вариант взаимоотношений представляется вам наиболее оптимальным?

— Нынешний. Родители платят за нашу работу с их детьми. Когда родители ни за что не платили, тренеру было проще и комфортнее. Но надо осознать, что родители могут и мешать, и помогать в тренерской деятельности, если стать с ними союзниками. Если родитель говорит одно, а тренер другое, то результата не будет: ребенок просто выберет то, что ему комфортно, и будет ссылаться на того, чье мнение ему больше понравится.

А во избежание этого необходимо выстраивать диалог. Я могу вспомнить из своей карьеры факт, что мой папа и Борис Львович были по характеру настоящими антиподами, но на какие-то фундаментальные вещи они смотрели одинаково, только каждый со своей стороны. Могли спорить, не сходиться в каких-то вопросах, но глобально были союзниками. Да, папа не лез в тренировочный процесс, но, еще по детям, он мог высказывать свое мнение о том или ином эпизоде. Борис Львович вспомнил, что в каком-то из матчей папа на меня прикрикнул, что Собкин, как тренер, не хотел бы делать, поскольку мы только начинали работу. Но папа на тот момент знал меня гораздо лучше, и представлял, что такой способ воздействия будет эффективным. И он сработал.