«Любил муж Сююмбике или нет — это мало кого интересовало. «Бизнес превыше всего»

«Будущий казанский хан на протяжении восьми лет получал «зарплату» в Москве»

— Ваша книга называется «Казанская царица Сююн-бике в истории народов России». Какие народы имеются в виду?

— В первую очередь это татары разных ответвлений — казанские, крымские, астраханские и ногайцы; и русские. То есть народы, которые так или иначе были задействованы в истории Казанского ханства. Если ответить на этот вопрос четко, исторически, то речь в книге идет о татарах и русских. Потому что те же ногайцы — это тоже татары, если говорить о Средних веках.

— В предисловии книги сказано, что в ней «разоблачаются мифы о персоналиях татарской средневековой истории». Наверняка речь идет и о мифах о Сююмбике, но, в принципе, их «разоблачения» известны широкому кругу любителей истории. Расскажите чуть подробнее о мифах, связанных с другими людьми. Например, с последним казанским ханом Ядыгаром.

— Конечно, что-то специально разоблачать мы не хотели, просто писали «как есть», точнее, близко к источниковой картине, без фантазий. Поэтому я бы так сказал: в этой книге не разоблачения, а уточнения, вынесение на свет Божий некоторых нюансов, которые неизвестны широкой публике и которые достаточно сильно меняют картину. В том числе связанную с Ядыгар-Мухаммедом. Когда я учился на историческом факультете КГУ, а это были 90-е годы, годы подъема национального самосознания в Татарстане, мне запомнилось, как его подавали татарские националисты, которые, понятное дело, в источниках особенно не копались. Они представляли его как последнего защитника Казани, который с оружием в руках защищал город и был пленен. То есть как человека, который все делал только для народа и пострадал за него (был потом крещен).

Но когда я начал заниматься биографией Ядыгара — не скажу, что углубленно, но тем не менее я читал и источники, и имеющиеся исследования — выяснилось, что все было не так однозначно. Как минимум бросается в глаза тот факт, что до принятия им приглашения, судя по всему, ногайцев (или казанцев, там все было совместно) стать ханом в напряженный момент истории Казанского ханства, он 8 лет жил в Московском государстве. В статусе, условно говоря, приглашенного джучида. Все эти годы он служил Москве и получал от нее «зарплату», говоря современным языком. Находясь на территории Московского государства.

— Это какие годы?

— 1542—1550 годы. И дипломатическая переписка, на которой построена наша книга, содержит интересные моменты, прежде всего она показывает, что в материальном плане Ядыгар жил в Москве хорошо. Действительно, Москва очень хорошо привечала джучидов высокого уровня, к которым он относился. Иногда Ядыгар просил дать ему возможность покататься всласть по полю на лошади. Московская охрана относилась к этим просьбам достаточно осторожно, опасаясь, как бы он не ускакал куда-нибудь обратно в степь. То есть понятно, что жили они хорошо, но по кочевому образу жизни все же скучали. Ядыгар ведь был родом из Астраханского ханства, его молодость прошла в ногайских степях, это кочевые традиции, традиции не Казани и не Москвы.

И еще момент. Он действительно последний казанский хан, который до последнего сражался с московским войском при взятии Казани, так же, как и верховный сеид Кул Шариф. Но Кул Шариф пал в бою, его не пленили. Казанского же хана взяли аккуратно в плен, никак ему не повредив. Москва ему, конечно, отомстила, и достаточно изощренным способом — заставила креститься, но все же по крайней мере жизнь ему сохранила.

— А Москва имела отношение к избранию Ядыгара ханом Казанского ханства?

— Нет. Но там была немного запутанная история. Спустя 8 лет после пребывания его в Московском государстве ногаи позвали его обратно в Ногайскую Орду для каких-то своих целей. И он некоторое время там жил, и там же, видимо, ему поступило предложение из Казани стать ханом именно в такой напряженный момент, когда ситуация между Казанью и Москвой сильно накалилась. Думаю, оно поступило не непосредственно через ногайскую знать. Его, можно сказать, выписали из Ногайской Орды в Казань. Наверное, сам Ядыгар рассуждал, есть ли в этом смысл, и понимал, что все это небезопасная авантюра. Но все-таки решился.

— И никаких договоренностей с Москвой этим не нарушил?

— Да нет, он ведь уже не являлся, скажем так, служилым джучидом, жил в Ногайской Орде. Не думаю, что у него были какие-то обязательства по отношению к Москве.

— То есть он покинул Москву по обоюдному согласию сторон?

— Да, Москва особо не протестовала против этого. Потому что отношения Москвы с Ногайской Ордой были в то время достаточно неплохие, и вопросы решали не непосредственно с Ядыгаром, а со знатью Ногайской Орды. А та уже, видимо, решала и контачила непосредственно с ним. Да, он ничего не нарушил.

— А он пересекался с Сююмбике?

— В Казани — нет. Когда он был ханом, ее здесь уже не было, она была отправлена в Москву в качестве почетной пленницы. Возможно, они пересекались в Ногайской Орде. Ядыгар жил там, а Сююмбике была родом оттуда.

— А Сююмбике, живя в Казани, ездила в Ногайскую Орду? Или ее туда не пускали из опасений, что она может там остаться? Она же мечтала вернуться к отцу, так?

— Она мечтала вернуться больше, когда уже жила в плену в Москве. А когда она была в Казани замужем за своим первым мужем Джан-Али — да, сообщали, что муж ее не любит, и отец хотел ее выписать обратно, но таких данных, что она ездила домой, в источниках нет. Я думаю, это было не так просто, прежде всего потому, что нарушало некоторые политические договоренности между государствами. Так что ее личные интересы тут уже не учитывались, любил ее муж или нет — это мало кого интересовало, даже в том числе и ее отца. Возможно, он сокрушался по этому поводу, но понимал, что «бизнес превыше всего». Политический бизнес, конечно.

«Этими источниками пользовались и до нас, но почему-то им придавалось недостаточное значение»

— В том же предисловии сказано: «Авторы рассматривают политическую историю на материале аутентичных источников на фоне историографии». Вы уже упомянули эти источники, но можно о них чуть подробнее?

— Да, как я сказал, это дипломатическая переписка между Москвой и татарскими государствами. К сожалению, она не сохранилась в Казани, хотя она точно здесь велась, но по каким-то причинам пропала. Возможно, при взятии Казани, но, скорее всего, ее вывезли в Москву, и она сгорела в каком-то из двух мощных московских пожаров. Вряд ли тут был какой-то политический умысел.

— А на каком языке велась эта переписка?

— Все, что сохранилось в Москве, — это, разумеется, переписка на русском языке. Потому что это то, что Москва сохраняла для себя. Естественно, те грамоты, которые шли из Крыма или Ногайской Орды, были на татарском языке. Их просто переводили, и иногда эти тюркские оригиналы сохранялись. Часть дьяков знала татарский язык, часть нет, но удобнее было пользоваться, естественно, переводом. Поэтому татарские версии часто отсутствуют.

Конечно, этими источниками историки пользовались и до нас, но почему-то им придавалось недостаточное значение. А значение у них серьезное, потому что это документы, которые создавались для реальной политики. У историков два основных вида источников — летописи и дипломатическая переписка. Летописи тоже важный источник, но они писались для того, чтобы создать отчет перед Богом, то есть представить князя или царя в наиболее благоприятном виде перед концом света. Понятно, что в таком случае не будут освещаться какие-то неприглядные вещи, поэтому летописи не настолько рабочий источник. А дипломатическая переписка показывает ситуацию такой, какая она реально была. Естественно, тоже не без нюансов, но все же это был документ для практического пользования. Если бы там были какие-то явные нестыковки, те же Крым или Ногайская Орда на это указали бы, потому что они имели свои версии. Поэтому если хочешь выяснить, что было на самом деле (насколько это вообще возможно), предпочтительнее пользоваться дипломатической перепиской.

А среди сохранившихся документов Казанского ханства есть, например, стихи, приписываемые тому же Кул Шарифу. Я думаю, что это вполне аутентичный источник. И там очень интересный взгляд, совершенно иной, если сравнивать с той перепиской, которая хранилась в Москве. Но тут нужно помнить, что Кул Шариф тоже был представителем духовенства, как и те, кто писал русские летописи. И понятно, что к представителям иной веры эти люди относились достаточно агрессивно.

Часть этих источников опубликована, часть нет. Опубликовано, к слову, очень много, но тем не менее это не значит, что ими активно и массово пользуются. Потому что если бы ими пользовались массово, то легенды о том, что Сююмбике спрыгнула с башни, чтобы не сдаваться Ивану Грозному, просто не существовало бы.

«Шансов на то, что будет обнаружена переписка между Москвой и Казанским ханством, уже нет»

— Где хранится неопубликованная часть? В московских архивах?

— Да. Она сосредоточена в одном из них — Российском государственном архиве древних актов. Она достаточно большая, даже очень большая, особенно по отношениям с Крымом. Но и по Ногайской Орде немаленькая. Вообще, переписка между ногаями и Москвой очень хорошо отражает отношения с Казанью в последние годы перед ее взятием и в первые годы после взятия. Казанский историк Дина Абдулбаровна Мустафина в 2006 году опубликовала в «Татарском книжном издательстве» две посольские книги по сношениям с Ногайской Ордой. Это были публикации очень хорошего качества. И, насколько я знаю, сейчас она готовит к изданию две другие книги, которые хотят публиковать там же.

То есть все это не только важно, но и доступно. И даже в том, что уже опубликовано, много интересного. Но надо понимать, что это источник со всеми присущими источнику нюансами. Там довольно сложный язык, поэтому я не думаю, что массовый читатель будет это жадно поглощать.

— То есть требуется интерпретация, такая, как ваша книга?

— Да. Мой покойный отец был математиком, и мне приходилось слышать от его коллег, тоже математиков, что когда все источники выложат в Сеть, историки станут не нужны. К сожалению или к счастью, это не так. Источников полно — и опубликованных, и выложенных в Сеть, те же ногайские книги, про которые я говорил, уже и в Сети гуляют, но тем не менее это не меняет массовых представлений. Потому что с этими источниками трудно иметь дело. Да, нужны интерпретации.

— Значит, сохранилась в основном переписка Москвы с Крымским ханством и Ногайской Ордой? С Казанским ханством ее нет совсем?

— К сожалению, нет. Действительно нет. Есть отдельные грамоты московско-казанской переписки, находящиеся в массиве документов по Крыму и Ногайской Орде, но это те документы, которые были важны для крымских или ногайских дел. И это буквально крупицы.

— И шансов на то, что что-то когда-то обнаружится, уже нет?

— Думаю, нет. Пожары в Москве, которым приписывают уничтожение этих документов, были в XVII веке, уже прошло очень много времени. Если бы что-то было, это так или иначе всплыло бы. Тем более что по Крыму мы имеем огромные массивы документов. Думаю, по Казани их было поменьше, но тоже очень много.

— А почему казанская ханша в вашей книге названа «Сююн-бике»?

— Здесь я шел за своими коллегами, Максимом Моисеевым и Андреем Беляковым, которые еще в 2004 году написали статью, где именно так называют казанскую царицу — «Сююн-бике». Ну, во-первых, многие знают, что «бике» — это не часть имени, а приставка, означающая «госпожа». Что касается последней буквы имени, «н», то в переписке Москвы с Крымским ханством и Ногайской Ордой фигурирует «Сююн», а «Сююм» там нет вообще. Я просто думаю, что лучше быть ближе к источникам.

Окончание следует