«Угон «Хейнкеля» привел к тому, что союзники решили продолжать войну, а не торговаться с Гитлером»

«Памятник отцу по отчетам уже установили. Когда это произойдет в реальности, я не знаю»

— Александр Михайлович, в этом году картина Бекмамбетова о вашем отце получит финансовую господдержку на безвозвратной основе. К какому сроку планируется сделать фильм?

— В идеале к 8 февраля 2020 года, то есть к 75-й годовщина побега (напомним, в 1945 году Михаил Девятаев возглавил группу из девяти военнопленных и на захваченном бомбардировщике «Хейнкель Хе 111» бежал из концлагеря на острове Узедом, где находился секретный немецкий испытательный полигон ракет «Фау-1» и «Фау-2», — прим. ред.). Если не получится, то к 9 мая или дню рождения отца, 8 июля, и так далее. Согласно отчетам, памятник ему уже должен был быть установлен в год 100-летия со дня рождения — в 2017 году. Когда он будет установлен в реальности, я не знаю. Вот книгу «Побег из ада» Таткнигоиздат переиздал, как и было запланировано, в конце 2017 года.

— А что тормозит установку памятника?

— С землей в речном порту, где самое логичное место для памятника, вопрос сложный — она принадлежит частично муниципалитету, частично ПСО «Казань». Кроме того, создать монументальный памятник — задача весьма сложная, а у нас в стране с этим, будем говорить откровенно, беда. Поэтому скульпторов, наверное, нужно искать не только в Татарстане и России, но и за рубежом. До чего прекрасные памятники, например, в Португалии — аж сердце замирает! Все-таки профессиональный скульптор должен как минимум владеть основами анатомии…

— С памятником понятно. А как вам Данила Козловский на главную роль в готовящемся фильме?

— Ничего не могу сказать. Я современное кино не смотрю и ни одного фильма с его участием не видел. Могу сказать только, что, помимо типажа, артист должен подходить на роль и по возрасту — отцу в год побега было всего 27 лет (Козловскому 34 года, — прим. ред.).

— Вы как-то участвуете в процессе работы над лентой?

— С Бекмамбетовым мы познакомились в прошлом году ближе к осени, несколько раз встречались, очень много разговаривали. Когда будет готов сценарий, буду рад помочь. У меня много материала накопилось.

— Стало быть, сценарий еще не готов?

— Пока нет. Что касается содержания фильма, то разговор шел только о том, чтобы снять сам побег, на остальное просто не хватит времени — для этого надо делать сериал. Но чтобы объяснить сам побег, нужно вспомнить очень многие вещи из жизни отца, которые как только не интерпретируют и не извращают — кто во что горазд.

В случае же с отцом летописцем выступил сам НКВД, Смерш

«До отца было зафиксировано как минимум шесть побегов на самолетах»

— Что ж, давайте поговорим о мифах, которыми обросла эта история.

— Я специально выяснял, в чем разница между мифом и легендой. В основе легенды всегда есть некая историческая основа, некое лицо и некие события. А миф — это, как правило, творчество путаное, неясное, неизвестно, что было и было ли вообще.

Так вот, чистый миф об отце, пожалуй, только один — это рассказ некоей монахини о том, что взлететь при побеге из плена ему помог архангел Михаил. Якобы ей эту историю поведал сам мой отец, с которым она однажды встретилась в 1945 году, чего, на мой взгляд, быть не могло.

Ну а легенд об отце — целая серия. И первую блестяще изложил Василий Песков в 1985 году в своей статье в «Комсомолке» (знаменитый очерк «Побег» был опубликован через 40 лет после того, как Михаил Девятаев совершил свой подвиг, публикация стала сенсацией, — прим. ред.). О том, что советский летчик сбежал-улетел из плена.

— А что, есть какие-то сомнения в этом?

— Сомнения есть вообще во всем. Каждый шаг отца подвергается сомнению. Чаще всего в интернете, в каких-то комментариях.

Побег, конечно, был, хотя технических возможностей подтвердить этот факт пока нет. Но отец об этом вспоминал. Когда первая весть разнеслась по фронтам, его попросили выступить перед войсками прямо на передовой, дали ему рупор, и он по листочку читал что-то (советская власть, как известно, ревностно контролировала «идеологическую верность» любых значимых коммуникаций). Представляли его как летчика, бежавшего из плена.

Отмечу, что до отца было зафиксировано как минимум шесть побегов на самолетах. Все они хорошо описаны, есть документы. То есть он не первый. И я думаю, что таких побегов было много, даже очень много. И — это очень принципиальный момент — все летчики этих известных шести случаев, попав в плен, перешли на сторону фашистов, присягнули Гитлеру, а потом бежали. По двое, группой, отдельно — кто как. Но это были не подвиги. Это был побег из плена людей, по каким-то причинам изменивших Родине. Поэтому все они рано или поздно были наказаны — кто сразу после возвращения, кто позже, в 1946—1947 годах. Потому что были подняты все архивы, где все было зафиксировано (немцы были хорошими бюрократами). Все эти товарищи получили от 10 до 20 лет, хотя некоторые из них, прилетев домой, еще воевали и даже получили ордена.

В случае же с отцом летописцем выступил сам НКВД, Смерш. К бывшим пленным относились очень жестко. В каждом из них видели врага народа. Считали, что лучше посадить 10 невиновных, чем пропустить одного виновного. Однако все люди, которых отец называл после того, как вернулся из плена, — кто был вместе с ним в Лодзинском лагере для летчиков (находился в ведении «Люфтваффе», — прим. ред.), потом в лагере Кляйнкенигсберга (так называли в годы войны пленные город Кенигсберг Неймарк в Восточной Померании, ныне это город Хойна, Западно-Поморское воеводство, Польша, — прим. ред.), где они организовывали побег, но были раскрыты, потом в Заксенхаузене (нацистский концлагерь, расположенный в городе Ораниенбург в Германии, — прим. ред.) и в концлагере Пенемюнде на острове Узедом (Пенемюнде — сверхсекретный испытательный ракетный центр Третьего рейха на северо-востоке Германии, где была создана первая в мире баллистическая ракета «Фау-2», сконструированная Вернером фон Брауном, — прим. ред.) — всех их допрашивали и в 1945 году, и в 1946-м, и в 1947-м, и так далее до, может быть, 1957 года, а может быть и позже (есть соответствующие протоколы, часть из которых была доступна в 1990-е годы) — все эти люди говорили и писали одно и то же. Что Михаил Девятаев был честный советский летчик. Что он не признавал фашистов. Что он призывал бороться с ними. И мечтал убежать. Хотя если бы подписал присягу Гитлеру, стал бы получать 25 рейхсмарок как лейтенант немецкой армии. И как бывший советский летчик на Пенемюнде никогда бы не попал.

«Не покончив жизнь самоубийством, отец не нарушил приказ»

— Вторая легенда о том, что отец — яркий пример пострадавшего от советской власти. Якобы его упрятали на долгие годы за решетку, и он провел в лагерях — кто пишет 10, кто — 15, кто — 20 лет. Это вылезает даже в очень хороших и грамотных статьях. Легенду о заключении часто используют, когда пытаются доказать, какое это было страшное время.

— Но это неправда?

— Неправда. Но основа легенды здесь простая: сразу после побега, с февраля 1945-го по ноябрь того же года, отец находился в фильтрационных лагерях. Причем действительно какое-то время — в том же бараке, где он ранее был в немецком Заксенхаузене (с апреля по приказу советского командования там были созданы лагеря для фильтрации). Но потом он был демобилизован как обычный офицер Советской Армии, только не как летчик, а как артиллерист. То есть ни о каком ГУЛАГе или уголовном сроке речь не идет, это была просто длительная проверка.

Однако для отца все это имело последствия намного страшнее ГУЛАГа. Представьте, 28-летний офицер с боевыми орденами не мог устроиться на работу и не мог прокормить ни себя, ни жену, ни семью, в которую его приняли в Казани. Его товарищи — победители, а он — изгой, враг народа. Масса людей просто тыкала ему это в лицо и говорила «пошел вон». Еще чуть-чуть, и он был бы задержан и осужден как тунеядец, и ушел бы в лагеря. Мама всегда вспоминала, как отец плакал (первый раз в жизни!), когда ему дали работу.

— А не брали на работу только потому, что был в плену?

— Да, конечно, ничего более. Тогда люди, которые были в плену, вообще не афишировали это. Были ведь изданы приказы Сталина о борьбе со случаями трусости и сдачи в плен (Приказ №270 от 16 августа 1941 г.), а также с предательством летчиков (Приказ № 229 от 19 августа 1941 г.), согласно которому летчик, попавший в плен, обязан был покончить жизнь самоубийством. Для этого у них было личное оружие. Нарушители приказов признавались дезертирами, могли быть расстреляны на месте или осуждены на 25 лет заключения, а их семьи подлежали аресту и лишались всех государственных пособий и поддержки.

Я очень долго не понимал, почему отец всегда подчеркивал, что, выпрыгивая из подбитого самолета, он ударился головой о стабилизатор и попал в плен без сознания. Потом я специально разбирался в этом вопросе — изучил очень много литературы. Есть подробный разбор жизни летчиков покрышкинской дивизии. Буквально за несколько дней до трагического 13 июля 1944 года, когда отец попал в плен, был сбит летчик-истребитель, дважды Герой Советского Союза Дмитрий Глинка. И, выпрыгивая из самолета, он точно так же ударился о его плоскость и потерял сознание, но, к счастью, упал на нашей территории. Годом ранее то же случилось с Николаем Искриным (летчик-истребитель, Герой Советского Союза, — прим. ред.). Сам Александр Покрышкин и многие покрышкинцы говорили, что «Аэрокобра» (американский истребитель Bell P-39 Airacobra, — прим. ред.) «не любила», когда летчики покидали ее в воздухе: для того, чтобы выбраться из этого самолета, нужно было открыть дверцу, как в автомобиле… Я невольно ухожу в сторону, но есть масса интересных деталей, и все они наслаиваются друг на друга.

Важно, что отец не сел на самолете, он выпрыгнул с парашютом, но был обожжен и ранен. У него была повреждена рука и временно отключилось сознание, и приземлился он без сознания. Одним словом, не покончив жизнь самоубийством, он не нарушил приказ.

«Говорить о том, что встречи отца с Королевым не было, просто неприлично»

Но наряду с перевиранием фактов есть и заведомые попытки «придумать» историю. К примеру, один казанский «исследователь» написал, что неизвестно, встречался ли в сентябре 1945 года Девятаев с Королевым в Пенемюнде, и неизвестно вообще, был ли там Королев (считается, что именно Сергей Королев представил Михаила Девятаева к званию героя за помощь в создании первой советской ракеты «Р-1» — копии «Фау-2», — прим. ред.). Хотя историография Сергея Павловича Королева очень хорошо известна, описан практически каждый его день, и факт посещения им Пенемюнде имеет множество подтверждений.

Во-первых, есть воспоминания гениального советского конструктора, академика Бориса Евсеевича Чертока (речь идет об исторической серии в 4-х тт. «Ракеты и люди», — прим. ред.), который начал исследовать Пенемюнде задолго до Королева (Королев туда только в августе 1945 года приехал). Во-вторых, есть знаменитая фотография, сделанная в сентябре 1945 года в Пенемюнде, на которой стоят советские офицеры, и среди них Королев. А внизу на фото написано: номер такой-то, фонд такой-то, Центральный государственный архив.

Кстати, бытует миф, что на этом фото сбоку в профиль запечатлен Михаил Девятаев. Однако это предположение противоречит элементарно здравому смыслу. Разве может среди офицеров стоять приведенный под конвоем заключенный, зэк? Ведь фильтрационный лагерь — это тот же самый лагерь! И даже если и может, то кто ж его будет фотографировать? Наконец, этот человек просто не похож на отца: череп совсем другой, ясно просматривается лысина среди длинных прямых волос (у отца волосы вились)…

В-третьих, в воспоминаниях дочери Королева Натальи написано, что впервые ее отец побывал в Пенемюнде в сентябре 1945 года, а когда привез туда в 1947 году свою семью, рассказывал о летчике Девятаеве. Наконец, сам отец вспоминал, что когда осенью 1945 года по распоряжению нашего командования его привезли из фильтрационного лагеря на Узедом, там находилось много военных, которые интересовались всем, что он знал о ракетном центре до своего побега. И самым дотошным из них был полковник, назвавшийся Сергеевым. О том, что под этим псевдонимом скрывали Королева, он узнал уже после смерти конструктора.

Так что говорить о том, что встречи отца с Королевым не было, просто неприлично. И неприятно, что попытки извратить историю запутывают людей.

«Версия о том, что побег отца был спецоперацией советской разведки — ересь»

— Довольно часто транслируется версия, что побег Михаила Девятаева из плена был операцией советской разведки. Есть у нее основания?

— Это самая противная ересь, потому что она бессмысленна по своей сути. Если уж заниматься выдумыванием мифов, надо делать это хотя бы в поле исторических фактов.

Но давайте представим, что это спецоперация нашей разведки. Тогда, согласно версии Михаила Черепанова (заведующий Музеем-мемориалом Великой Отечественной войны в Казанском кремле, — прим. ред.), получается, что отец, будучи советским разведчиком, чтобы попасть в плен, дал себя сбить. И даже горел в сбитом самолете. А после попадания в плен получил задание зачем-то совершить подкоп. Хотя, казалось бы, проще всего ему было бы взять и вступить во власовскую армию, что и сделали участники тех шести побегов, о которых я уже говорил. Но нет, он предпринял попытку побега через подкоп, за что его как организатора приговорили к смертной казни, и он попал в Заксенхаузен (концлагерь для заключенных, приговоренных к смертной казни, — прим. ред.). А потом ему заменили бирку летчика-«смертника» на бирку артиллериста, и он попал в Пенемюнде.

Единственный вопрос — как можно дать человеку задание о том, что тебе не известно? Осенью 1944 года ни советская разведка, ни советские ученые (как, впрочем, и английские, и американские) почти ничего не знали о Пенемюнде и ракетах «Фау-2» (у Чертока это все тоже описано) и задумать и уж тем более осуществить такую многоходовку, чтобы отец смог попасть туда, не могли.

— Простите, а при чем тут ученые?

— А потому что разведка должна была бы спросить у ракетчиков, но Королев, Глушко и Туполев в это время сидели в казанской «шарашке», и вызвали их в Пенемюнде только в 1945-м! Для того, чтобы понять, что была создана баллистическая ракета («Фау-2» была высотой 11 метров и весила 12 тонн), нужно было обладать гениальным умом ученых. Никто этого не знал! Впервые мы узнали про баллистические ракеты, когда наши войска уже вошли в Польшу.

Есть архивы госпереписки Черчилля со Сталиным, где Черчилль пишет: «Вы войдете в топи польских болот, где был полигон испытания «Фау-2». И там могут быть части ракет. Мы вас очень просим дать возможность познакомиться с остатками этих ракет нашим специалистам. Мы не можем знать, что это. Но по тому, что есть, мы сможем понять, где и как они могут стартовать. И сможем бомбить те участки, откуда эти ракеты смогут атаковать Англию».

Когда мы всей семьей были с отцом на Узедоме в 1968 году, я видел вдоль всего побережья в пяти метрах от воды здоровенные круглые металлические площадки на бетонном основании с болтами для фиксирования ракет. Не знаю, есть ли они сейчас — в 2015 году меня туда уже не пустили, сказали, что «заминировано», «очень опасно». Эти забетонированные площадки предназначались для того, чтобы быстро поставить ракету, заправить, и она будет стартовать. Это была одна из ценнейших секретных информаций, которую отец рассказал генералу Белову в 1945 году.

«Осенью 1944 года ни советская разведка, ни советские ученые (как, впрочем, и английские, и американские) почти ничего не знали о Пенемюнде и ракетах «Фау-2». Кадр из фильма «Побег с острова Узедом», предоставлен Александром Девятаевым

— Если никто не знал о Пенемюнде осенью 1944 года, почему тогда англичане начали бомбить его в 1943-м?

— Потому что, не понимая, что там, они поняли, что этот объект может быть опасен для Англии. И не разведчики даже это поняли, а польские партизаны. Остров Узедом — немецкий остров, но его восточная часть Свиноустье принадлежала Польше, так что поляки были естественными обитателями этой среды.

И англичане назначили эту знаменитую операцию, когда около 800 бомбардировщиков ахнули одновременно по Пенемюнде (речь идет о массированной бомбардировке полигона силами ВВС Великобритании в августе 1943 года, — прим. ред.). «Спасибо» им за это, потому что немцы в результате спрятали все в горы. В первую очередь знаменитый концлагерь «Дора». Сейчас есть западные фильмы об этом, все можно посмотреть на «Ютьюбе». Между тем, первые серийные ракеты прибыли в Пенемюнде для статических огневых испытаний в начале января 1944 года, то есть уже после налета на полигон.

Но предположим, что наши разведчики знали о Пенемюнде в 1944 году. Тогда разведчик-профессионал, планируя операцию, должен был понимать, что летчик, чтобы взлететь, должен знать немецкую технику. Он должен хотя бы посидеть в кабине немецкого самолета! Но у немцев было столько самолетов, что надо было бы профессионально человека готовить для этого. Отец действительно был в разведшколе Генштаба в 1942 году. Но это был 1942 год, а самолеты, которые летали в 1944 году, были уже совсем другие. Это во-первых. Во-вторых, не готовили их для этого. Их даже не учили немецкому языку, а учили английскому, потому что готовили на иранское направление! Так что никакая это не разведка.

«Логика была простая: ты сильный и здоровый — еще можешь пожить, слабый и больной — извини»

По версии того же Михаила Черепанова, в Заксенхаузене отца спасают от смерти подпольщики. Однако, по мнению большинства исследователей, в том числе европейских стран, никаких подпольных групп там быть не могло просто даже по системе организации лагеря. Так, например, уже на следующий день после побега отца из Пенемюнде немцы в Заксенхаузене знали, что убежал не Степан Никитенко-артиллерист, а летчик Михаил Девятаев. За сутки гестапо в лагере выяснило, что к чему! И это зафиксировано в немецких документах. Так что подпольщики, которые уже знали, что отца сейчас сменят на артиллериста, а потом он окажется в Пенемюнде, — это тоже полный бред.

Кроме того, есть документы, написанные в 1960-е годы для членов политбюро ЦК КПСС председателем КГБ Владимиром Семичастным о том, что никакой деятельности подпольных организаций в Заксенхаузене в 1944—1945 годах обнаружено не было.

— То есть эта фантастическая история про парикмахера и смену нашивки правда?

— Конечно, правда. В Заксенхаузене регистратор и парикмахер заменили на одежде отца бирку летчика, приговоренного к смертной казни за попытку побега, на бирку только что умершего человека — учителя из-под Киева Никитенко Степана Григорьевича.

— Но почему они это сделали? С какой стати им было спасать вашего отца?

— Тут только человеческие чувства. В чистом виде.

Давайте разберемся, что такое вообще был этот Заксенхаузен. Это был специальный лагерь для специальной, в том числе экспериментальной, работы, созданный Гиммлером, где, в частности, изобреталось и испытывалось разнообразное оборудование для пыток и издевательств, и над людьми ставились всевозможные опыты. С 1941 по 1945 год в нем было уничтожено более 100 тысяч узников. В книгах о жизни и быте в этом концлагере рассказывается о том, что выживала в Заксенхаузене только, по-видимому, особая категория людей — те, кто так или иначе сотрудничали с немцами. Все остальные могли попасть оттуда только в печь крематория, газовую камеру, на виселицу или другие приспособления для уничтожения людей. Кроме того, это был лагерь, в котором отрабатывались все технологии системы. Принципы борьбы, принципы информации, подготовка и переподготовка «кадров» для вновь создаваемых и уже созданных лагерей. У Заксенхаузена было несколько десятков филиалов, в которые отправляли более-менее приличную рабочую силу. Поэтому просто так всех убивать было неразумно.

Отец попал в Заксенхаузен в сентябре 1944 года, до этого 3 месяца был в концлагерях Лодзи и Кляйнкенигсберга. Да, там тяжело и плохо. Но ему точно так же тяжело было в советской деревне. Только там еще меньше они ели. Но отец был нормальный здоровый мужик. Да, обессилевший, но крепкий. Точно так же Ивана Пацулу (он вместе с отцом участвовал в подкопе в Кляйнкенигсбергском лагере и тоже был приговорен к смертной казни и этапирован в Заксенхаузен) и многих других спасли — потому только, что не доходяг же спасать. Это очень хорошо изложено в работах по еврейскому вопросу — о зондеркомандах и так далее — кого оставляли в живых, а кого сразу в печь тащили. Логика была простая: ты сильный и здоровый — еще можешь пожить, слабый и больной — извини, дорогой, тут сантиментов уже никто не разводит. Судьба так распорядилась. Нужно встать на колени и поклониться этим людям. Потом, когда после побега все раскрылось, наверняка этот несчастный парикмахер был уничтожен.

«Отец видел, как немецкий летчик запускает «Хейнкель» — абсолютно все действия»

— Итак, ваш отец оказался в Пенемюнде и задумал побег. Как он смог взлететь на совершенно не знакомом ему самолете? Как вообще смог приблизиться к нему? Куда смотрели в это время конвоиры?

— В бежавшей вместе с отцом группе все относились к категории «прожженный», «тертый» народ — они попадали в плен в 1941—1942 годах и как-то выжили. В Пенемюнде они все в тот момент были рабочими аэродрома — входили в состав так называемой «планирен-команды». Сразу оговорюсь, что не все члены группы, состоящей из 10 человек, знали о предстоящем побеге.

Был среди них Владимир Соколов по прозвищу Курносый. Он то ли выдавал себя за немца, то ли действительно был частично немец по крови, но он знал немецкий язык, благодаря чему пользовался некоторым доверием фашистов. А на самом деле, еще до знакомства с отцом, планировал возглавить побег через пролив на захваченном катере. После того как они с отцом и Иваном Кривоноговым сблизились, договорились бежать по воздуху.

Иногда во время работы Соколову удавалось получить у конвоиров разрешение сделать маленький костерок прямо на аэродроме в капонире (это такой п-образный бруствер, поднятый на несколько метров, с маскировочной лентой сверху — своеобразный окоп для самолета), чтобы согреться. Открытое пространство, пронизывающий ветер с моря, который хуже, чем снег — настолько мокро и холодно, что даже чуть-чуть согреться — в кайф. Зимний холод пробирал и охранников. И когда сухой камыш, который использовался в качестве топлива, заканчивался, Соколов отпрашивался у охранников на самолетную свалку за резиной и фанерой, которые хорошо горят. Надо сказать, что «кладбище» самолетов в Пенемюнде было просто огромное. Во-первых, англичане бомбили, начиная с 1943 года. Во-вторых, там испытывалось очень много разного вооружения — не только «Фау-1» и «Фау-2», но еще бесчисленное количество различных торпед, ракет, которые сбрасывали с самолетов. Наконец, случались еще поломки, аварии. Несколько раз Курносый брал с собой на свалку и отца, где тот пристально всматривался в детали немецких самолетов.

Самолет «Хейнкель 111» для побега был выбран заранее, потому что, по наблюдениям заговорщиков, у него постоянно прогревали моторы, а значит, он смог бы взлететь в любой момент.

Был еще такой счастливый эпизод. Отец как-то убирал снег с капонира, в котором стоял «присмотренный» самолет. А немецкий летчик как раз запускал его, прогревал мотор (а прогревать нужно было, как старые автомобили — не менее получаса). А у «Хейнкель 111» весь «фонарь» (передняя остекленная часть самолета, — прим. ред.) абсолютно прозрачный. Видно все, как на ладони. И отец увидел все действия летчика, который, заметив, что за ним наблюдают, хвастливо-демонстративно снял сапог и пальцем ноги запустил второй мотор. А отец все время стоял и смотрел с открытым ртом. Потом, конечно, получил от конвоира, но это уже неважно.

Когда уже взлетал на «Хейнкеле», большое углубление в кресле пилота, в котором обычно находится парашют, он заполнил своей робой и управлял самолетом голым (товарищей прогнал в фюзеляж). Иначе через плексиглас было бы видно арестантское одеяние, и немцы сразу бы все поняли и тут же расправились с беглецами.

«Людей, которые пытались убежать, рвали собаками на плацу, а оставшиеся от тел лохмотья вывешивали на стены»

Некоторые глубокоуважаемые люди пишут, что охранники в Пенемюнде были какие-то непонятные доходяги, и чего уж там было их не примять и не улететь. Это все чушь зеленая. Система организации любого аэродрома построена так, чтобы никто чужой не попал, и если бы наши фантазеры внимательно читали источники, то знали бы, что в Пенемюнде порядки были — шаг влево, шаг вправо — и вас могут застрелить. Трудно передать ужас тех шести человек в составе бежавшей во главе с отцом группы, которые не знали, что будет побег, когда Иван Кривоногов убил конвоира. За это им грозило самое страшное наказание. Людей, которые пытались убежать, рвали собаками на плацу, чтобы все видели и никому неповадно было. И оставшиеся от тел лохмотья потом вывешивали на стены.

— Ужас какой… Но как же Михаил Девятаев все-таки взлетел?

— Как-то вот взлетел. Не с первого раза, но разобрался. Помните прекрасный рассказ Джеймса Олдриджа «Последний дюйм»? Там раненый отец говорит сыну, еще совсем мальчишке: «Ну-ка, давай, тяни вот эту штучку, потом вот эту, и взлетай». И сын взлетает. Взлететь — это еще не самое большое чудо. Самолетом еще надо управлять. Сесть очень сложно было. Сел.

Начнем с того, что у отца моего отца (то есть моего деда) Петра Тимофеевича Девятайкина было прозвище Копенгаген. Потому что помещик, которому он принадлежал, отправил его учиться в Данию на механика. Потому что у него были золотые руки. Старший брат отца Никифор был знаменитым оружейником в Туле. Дядя Петя, которого я уже хорошо знал, еще один старший брат отца, был единственным в Москве мастером по импортным швейным машинкам, обслуживавшим все посольства, — тоже золотые руки. У моего отца руки были не просто золотые — он мог делать все что угодно. Строил, осваивал, делал даже в преклонном возрасте. Надеюсь, что мне удалось передать это в фильме «Дом, который построил Михаил Девятаев» — о его даче на 774-м километре (кстати, там спокойно можно делать музей — это единственное, что осталось от отца и полностью сделано его руками). Плотничал, штопал, шил шубы и шапки своим внукам. Небесталанный был человек в этом смысле.

Отец летал на очень многих самолетах. Начал на У-2. Потом летал на И-15. Потом на И-16. Потом на Яках. Потом снова на У-2 в разных модификациях

— То есть с самолетом он на месте разобрался?

— Других вариантов просто не было. Известный казанский хирург, профессор Алексей Андреевич Агафонов, которому сейчас за 90 и который знал отца с 1945 года, несколько своих рассказов посвятил нашей семье. В них он отмечает умение отца не просто принимать решения, но одновременно еще что-то делать руками. Даже если положение критическое. Хорошо известно, как в 1941 году отец трижды разобрал и заново собрал мотор самолета в Конотопе (Украина), когда в это время совсем рядом шли бои и вопрос стоял — или его сейчас схватят, или он улетит. Улетел. По идее, его за это должны были наградить, но тогда не до того было…

В одном из комментариев к очередной фейковой статье об отце аноним написал, что студента авиационного института готовят к запуску МиГа, реактивного самолета, за два занятия. Ничего сложного. А уж бомбардировщик времен Великой Отечественной войны, хоть и немецкий — он ведь попроще будет, чем реактивный.

Кроме того, отец летал на очень многих самолетах. Начал на У-2. Потом летал на И-15. Потом на И-16. Потом на Яках. Потом снова на У-2 в разных модификациях. Кстати, у него есть два наградных листа — на Орден Отечественной войны и Орден Красного Знамени — за время работы в санитарной авиации он перевез 800 литров крови, 80 медопергрупп (хирургических значит), вывез огромное количество раненых. За этими цифрами — десятки тысяч спасенных людей. И, наконец, он летал на «Аэрокобре». Это американский самолет, созданный для английских летчиков, от которого Англия отказалась, потому что он был очень сложный в управлении, требовал высокой летной выучки и квалификации и не прощал ошибок. И он был современным самолетом. На нем была прекрасная радиосвязь, подогреваемое сиденье и много других прибамбасов, не видев которые, отец никогда ничего не понял бы у немцев. Во время побега из Пенемюнде он нашел справа за креслом ролик, который управляет рулями высоты, только потому, что эти штуки были у «Аэрокобры». У нас, рассказывал он в воспоминаниях, делалось по-другому.

В мае 1944 года он еще летал в тихоходной авиации на У-2. Как раз в это время срочно формировался полк в дивизии Покрышкина, нужны были опытные летчики. Он встречает Владимира Ивановича Боброва (один из лучших советских летчиков-истребителей, участник войны в Испании в 1938 г., Советско-финляндской и Великой Отечественной войн, — прим. ред.) — своего командира и спасителя (был случай, когда Бобров дал раненому отцу для переливания свою кровь), благодаря которому его махом переводят в дивизию Покрышкина, и он исключительно быстро (2 месяца не прошло!) осваивает сложнейший американский самолет. А в июле его уже сбивают, и он попадает в плен. Где успешно водит фашистов за нос, пользуясь тем, что документы у него были еще не покрышкинские, а санитарной авиации — их еще не успели к тому моменту заменить.

Над каждым из этих шагов — бесчисленное количество мифов. Например, есть миф о том, что управлял самолетом вообще другой человек, а отца потом представили вместо него. Покрышкина же уговорили подтвердить версию с Девятаевым. На полном серьезе говорят это! Ну вы представляете себе — уговорили командующего военным округом, начальника ДОСААФ Советского Союза, генерал-полковника третьей дивизии, чтобы он соврал? А еще всю разведроту, которая встречала участников побега и на руках несла их в медпункт! (Смеется). И вот, поди докажи, как говорится, что ты не баран.

«Угон «Хейнкеля» стал объективным фактором того, что немцы уже не смогут запустить межконтинентальную ракету «А-9/А-10»

— Повлиял ли как-то побег Михаила Девятаева на дальнейшее развитие военных действий?

— Это громадная и очень сложная тема, которая тоже вся мифологизирована.

Сначала Михаил Черепанов, а теперь его последователи, утверждают, что ракеты «Фау-1» и «Фау-2» из Пенемюнде бомбили Лондон. А отец во время полета якобы прекратил этот обстрел. Извините, но это бред сивой кобылы. Любой имеющий голову человек может быстро залезть в справочники и понять, что все это неправда. Потому что «Фау-1» и «Фау-2» имели максимальную дистанцию полета до 350 км. А от Пенемюнде до Лондона, вообще до английского берега — почти 1000 км.

Потом Черепанов и иже с ним начали рассказывать, что в Пенемюнде была атомная бомба, а отец об этом рассказал нашим. На полном серьезе. Мы вместе с ветеранами сидели и слушали, как он рассказывал это в своем музее. И все ахали и говорили: «Как хорошо!». А когда я реагировал на это приемом лекарств, мне говорили: «Да ладно тебе, здорово же, какая реклама!» Господа, какая реклама? Ведь любой нормальный человек покрутит пальцем у виска!

Теперь он развивает версию, что побег — это были действия советской разведки. Дескать, она уже все знала и забрасывала в Пенемюнде агентов.

— Какие есть факты, доказывающие, что все эти предположения несостоятельны?

— Я задал себе простой вопрос. А когда вообще Пенемюнде и весь остров Узедом были захвачены советскими войсками? Естественно, пришел к Восточно-Померанской операции. По иронии судьбы три советских фронта начали ее на следующий день после побега отца. В ней участвовали около двух миллионов человек. Общие потери составили порядка миллиона солдат. И с 10 февраля по 4 апреля 1945 года наши войска продвинулись в сторону Узедома и фактически Свиноустья максимум на 150—200 километров. А Пенемюнде — это дальняя, северо-восточная часть острова Узедом, он был захвачен группой майора Полыхалова вообще только 14 апреля. И когда говорят: 1945-й год — уже все было ясно, мы уже всех победили — да, победили, но с 10 февраля по 14 апреля миллион наших-то положили! А потом еще был Потсдам и много чего еще. Были все выходы к морю, где немцы стояли намертво.

— Вы хотите сказать, что если бы разведка была в курсе, то этого всего бы не случилось?

— Ну конечно! Представьте себе, в 1938 году был создан этот ракетный центр. Там работало более десяти тысяч специалистов, из них три с половиной тысячи ученых, в том числе не военные, привлеченные. Все получали хорошую зарплату и все имели право писать письма. И ни один из них ничего никому из информации о Пенемюнде не продал. То есть шпионов там не было. Один испанский ученый бежал, добрался до посольства Англии, бросил там пакет с информацией, но никто к этому почему-то серьезно не отнесся.

— Удивительно, как долго удавалось сохранять секретность! И тут вдруг с Узедома улетает самолет начальника авиаподразделения Пенемюнде, по специальной лаборатории исследующий старты «Фау-2»…

— В феврале началась эвакуация всех служб и части сотрудников Вернера фон Брауна (генеральный конструктор ракеты дальнего действия «Фау-2», или «А-4», после войны стал главным ракетным специалистом США, — прим. ред.) в южные Альпы. Все они во главе с фон Брауном были признаны нацистскими преступниками (на их личных делах была специальная отметка об этом) и должны были подлежать определенной дискриминации и осуждению. Однако за одну ночь информация об их «заслугах» исчезла из всех документов после операции «Скрепка» (программа управления стратегических служб США по вербовке ученых из Третьего рейха для работы в США после Второй мировой войны с целью воспрепятствования передаче технологических знаний и передовых разработок Советскому Союзу и Великобритании, — прим. ред.), и все они получили право на гражданство, работу и так далее.

И поэтому война продолжалась так, как она продолжалась. А именно: нет главного исследовательского самолета, есть эвакуация фон Брауна, и есть абсолютно полностью раздолбанный остров авиации. Это и есть последствия побега и угона «Хейнкель-111»!

Переломная точка истории Второй мировой войны была в феврале 1945 года, когда перед англичанами и американцами неотложно стоял вопрос: продолжать ли активные боевые действия против немцев. Уже была информация про «Фау-1» и «Фау-2». Кроме того, и американцы, и англичане, и мы — уже знали (по документам), что немцы разрабатывали многоступенчатую межконтинентальную ракету «А-9/А-10» с дистанцией поражения до 10 тысяч километров (стенд для нее на испытательном полигоне в Пенемюнде был 30 метров высотой, 45 — шириной и 60 — длиной, то есть гигантским для «Фау-2»). То есть Лондон, Нью-Йорк и Москва — уже в зоне досягаемости. Принципиально: эта ракета потом полетела в космос и долетела до Луны.

А о том, что все сознавали серьезность опасности, говорит тот факт, что уже в конце 1944 года были изданы приказы о защите городов, в том числе советских, от ракет. Но если бы уверенность в наличии такой ракеты в металле была реальной, то и англичане, и американцы остановили бы свои военные действия и приступили бы к сепаратным переговорам о перемирии. Они не стали бы рисковать жителями ни Нью-Йорка, ни Лондона. Союзники нашли бы способ, как торговаться с Гитлером. И одной из капель — большой ли, маленькой — благодаря которой все военные действия продолжались дальше, стал в том числе угон «Хейнкеля-111» отцом 8 февраля 1945 года. Невероятная вещь, но так произошло. Вот в чем самое главное последствие! Угон стал объективным доказательством того, что немцы уже не смогут запустить «А-9/А-10». Потому что угнанный «Хейнкель» действительно должен был отвечать за исследования и управление «Фау-2», имея на борту оборудование, которое обеспечивало контроль полета «А-9/А-10». Грубо говоря, с помощью этого радиолокационного оборудования (у нас ничего такого в принципе тогда не было!) ракеты должны были управляться, когда летели бы на Лондон, Москву и Нью-Йорк. И речь идет не о банальном запуске, а о направлении полета ракет уже в воздухе.

И поэтому война продолжалась так, как она продолжалась. А именно: нет главного исследовательского самолета, есть эвакуация фон Брауна, и есть абсолютно полностью раздолбанный остров авиации. Это и есть последствия побега и угона «Хейнкель-111»!

«Суть подвига в том, что человек преодолевает самого себя и непреодолимые препятствия»

— Оказывается, весьма и весьма далеко идущие!

— Именно. Однако для меня суть подвига отца не в этом. Суть в том, что человек преодолевает самого себя и непреодолимые препятствия. Отца ведь, приговорив в Заксенхаузене к «десяти дням жизни» за то, что он побил прислужника эсэсовцев, 8 дней до побега зверски избивали. И небо над Балтикой было полностью закрыто, а 8 февраля нежданно выглянуло солнце, и отец сказал ребятам: или сегодня, или никогда. И весил он тогда всего лишь то ли 36, то ли 38 килограммов. У меня сейчас 12-летняя внучка столько весит. И в таком состоянии, изнуренный лагерной жизнью, он думал не о том, как свою пайку доесть, а как улететь. И в таком состоянии он один(!) поднял самолет. Несмотря на то что был приучен к истребителю, а поднимать в небо пришлось двухмоторный средний бомбардировщик. Дважды поднял! Первый раз довел, не взлетел, развернулся, постоял, подождал, пока немцы подбежали от зениток, прошел на них, развернулся еще раз и взлетел. Вот это главное!

Смерш сразу после побега устраивал отцу очные ставки с советскими летчиками, на которых они все как один говорили, что в таком состоянии и при таких обстоятельствах взлететь он не мог. Никто бы не смог. А значит, немцы его готовили. Но вот не готовили. А он смог. Благодаря своему упрямству, мужеству, самообладанию и несомненному таланту, можно даже сказать — гению летчика. Сбить много самолетов, втереться в доверие и обхитрить врага — это военный подвиг. Случай отца — из себя вывернуться и сделать невозможное — подвиг общечеловеческий. Любой американец в этой ситуации был бы героем. А у нас, конечно, враг. Логика совсем другая. Но удивляться нечему — вспомните, сколько наших военных, ученых, академиков и т. д. подписывались, что они японские, китайские и какие еще хотите шпионы…

И люди, прошедшие эту войну, боготворили отца, молились на него и в 1950-е, и в 1960-е годы. Потому что они понимали, что он совершил. Он, а не советская власть, не Америка, не коммунистическая партия.

Когда в «Литературной газете» в 1957 году был опубликован очерк Яна Винецкого (заведующий отделом в «Советской Татарии», в прошлом военный летчик, — прим. ред.) «Мужество», отец стал знаменитым в мгновение ока. Этот очерк изменил его судьбу, справедливость наконец восторжествовала. После войны прошло 12 лет. И люди, прошедшие эту войну, боготворили отца, молились на него и в 1950-е, и в 1960-е годы. Потому что они понимали, что он совершил. Он, а не советская власть, не Америка, не коммунистическая партия.

А в чем проблема отца, знаете? Почему о нем не рассказывают, не пишут?

— Да вроде пишут и довольно часто…

— Есть, но как-то все несерьезно. А потому что все мифы уже придуманы. У нас кого ни возьми — везде все придумано. Где больше, где меньше. Что такое 28 панфиловцев в наше время? Это не воинская история, это миф в чистом виде. А про отца что скажешь? Он деревенский парень. Приехал в Казань. Получил образование. Стал военным летчиком-истребителем. Воевал. А за кого он воевал? У него отца не было — погиб в 1918 году. Жили они впроголодь — куска хлеба не было, чего уж там говорить. И воевал он за свою власть, которая дала ему все. Как мог воевал. С самого начала войны. 24 июня 1941 года в газете n-ской части под Минском было рассказано об отличившемся летчике Девятаеве, который нанес большой урон врагу (об этом рассказывается также в белорусском документальном фильме «Арсенал» 2015 года). И когда встал вопрос, предать или не предать — конечно, не предал. Так же как тысячи и, может быть, сотни тысяч таких, как он.

«Со дня на день жду копию личного офицерского дела отца из Центрального военного архива Минобороны»

— Говорят, что ваш отец внес свой вклад в становление ракетной техники СССР.

— История до сих пор невероятно засекречена, но волею судеб отец стоял у истоков создания нашей и ракетной, и ракетно-космической техники, и ракетного щита. Я думаю, что это не преувеличение. Для создания советской ракетной техники, в первую очередь «Р-1», нужны были реальные свидетели работы полигона Пенемюнде, и из живых достоверных свидетелей был один только отец. Немцы — недостоверный источник. Заключенные — тоже. А отец видел все сверху. Остров — всего 60 километров длиной.

Я спрашивал об этом ракетчиков в музее на полигоне «Капустин Яр» (ракетный полигон в Астраханской области, — прим. ред.), как и что было — молчат. Хотя у нас на самом деле все написано. Но подлинную историю никто не расскажет. Когда расскажут — неизвестно. При нашей жизни ее точно не откроют.

Есть вопросы, связанные с «Фау-2». Но все это наши домыслы, гипотезы. И про то, что там было, мы уже все равно не узнаем. В личном деле отца ничего нет про «Фау».

Я долго искал подтверждение того, что Королев был ему благодарен. Отец рассказывал, что просил приемного сына героя гражданской войны А. Пархоменко спросить, кто же все-таки представлял его к званию. И тот передал, что какой-то крупный ученый. Понятно, что в 1957 году никто не скажет про Королева. И буквально месяц назад (интервью состоялось 12 апреля, — прим. ред.) я нашел такое подтверждение — фильм «Риск» 1985 года о создании нашей ракетной техники (сейчас в интернет много всего выбрасывается). Там рассматривается период обострения Карибского конфликта, когда все эти ракеты «встали». Есть момент, где показывают отца и говорят, что никто так больше не переживает, когда все это смотрит, как Герой Советского Союза Михаил Девятаев, которого представил к званию генеральный конструктор Королев. На 41-й минуте этот эпизод, всего 2 минуты длится. Фильм проходил согласование с Политбюро ЦК КПСС, а там визирование идет такое, что домыслов просто быть не может.

«Его командир Владимир Бобров (на фото в центре, справа от Девятаева), по разным данным, сбил от 60 до 80 самолетов, но звезды Героя не получил ни одной». Предоставлено Александром Девятаевым

— Давно вы занимаетесь изучением этой темы? С какими историческими архивными документами знакомились, сохранились ли они?

— Плотно занимаюсь уже больше 10 лет. И когда мне кто-то говорит, что историк такой-то мне сейчас что-то расскажет… Ну что он расскажет? Он это знает, прочитав что-то. А я годами ищу объяснение каждого факта — почему это случилось именно так. Я потратил уйму времени, только чтобы найти правильное название Оренбургского летного училища — есть десять разных названий! Я первый нашел, и это сейчас уже стало классикой, что бомбардировщик «Хейнкель-111» был создан одновременно и как тяжелый истребитель. И это уже опубликовали везде в книжках. Очень тяжело, конечно, читать про концлагеря…

Со дня на день я жду копию личного офицерского дела отца из Центрального военного архива Минобороны в Подольске — мне разрешили ее получить. Правда, сказали, что дело не единственное, их как минимум 12. Но не в этом дело. Там много ценной информации. Например, шел спор о том, сколько самолетов сбил отец. Кто говорил восемь, кто — девять. В личном деле есть карточка — последний полет зафиксирован, и там все расписано: сколько полетов, сколько налетано часов, прочие характеристики, и отдельная графа — сбитые самолеты. И там стоит цифра восемь, которая написана в 1944 году. А последний девятый он сбил в последнем бою, когда сбили его самого. Ну и еще «Хейнкель» увел — десятый. А звание Героя Советского Союза давали в то время как раз за 10 самолетов.

Между тем, его командир Владимир Бобров, по разным данным, сбил от 60 до 80 самолетов, но звезды Героя не получил ни одной. Говорят, из-за тяги к слабому полу высшего командования — отбивал (смеется). Пять раз его назначали командиром полка, и пять раз снимали. Но летчик, конечно, был от бога. Звание Героя ему дали посмертно в 1991 году. Вот как по-разному могут складываться судьбы!...

Резюмируя, хочу еще раз подчеркнуть: мы не знаем эту историю доподлинно. И что-то бездоказательно утверждать в целях маркетинга — дело не самое достойное. Надеюсь, что изложенные мною сведения сподвигнут любителей всевозможных мифов и легенд в будущем подходить к этой теме более добросовестно. Ну а режиссеру будущего фильма об отце — построить сюжет не на вымыслах, а на реальной исторической основе.