«Современная русская литература кажется мне нарциссичной и попросту неинтересной»

Главный редактор издательства «Фантом-Пресс» об издательском рынке, «великой русской литературе» и современной цензуре

«Фантом-Пресс» — небольшое издательство с историей. Не имея инвесторов, полагаясь на собственный вкус и постоянную аудиторию, оно начинало в 1990-х с переводных детективов, а сейчас издает Стивена Фрая, Джонатана Коу, Фэнни Флэгг и Халеда Хоссейни. Для России, монополизация рынков для которой, в отличие от Европы, является нормой, опыт этой компании весьма интересен. Главный редактор «Фантом-Пресс» Игорь Алюков рассказал «Реальному времени», как издательство выдерживает конкуренцию.

«Одна книга в году, осевшая на складе — не катастрофа, две — уже неприятно, а три — серьезный просчет»

Игорь, как так получилось, что Phantom Press занял вполне конкретную нишу в издательском мире — издание переводной литературы?

— «Фантом» начинал с переводных детективов в начале 1990-х, в конце 90-х начался разворот к нежанровой литературе. Мы с самого начала занимались именно зарубежными авторами, с годами набрали авторитета — и у читателей, и у книжных журналистов, и у авторов, и у литературных агентов. Думаю, в немалой степени это объясняется и личными интересами, поскольку издательство крайне персонализированное, и вкусы, пристрастия и интересы директора и главного редактора у нас и определяют издательскую политику и содержимое портфеля. Но какое-то время назад у нас возникло не то чтобы острое, но желание расширить нашу «географию» и русскими авторами. И в 2019-м это случится.

— Что представлял собой книгоиздательский рынок России 26 лет назад, когда издательство только было создано?

— Ровно то же, что представлял любой рынок в России. Стихийность, невстроенность в мировой рынок, к законности он имел мало отношения — выпуск пиратских изданий был поставлен на поток. К слову, мы как раз с самого начала издавали книги легально: история издательства началась с заключения контракта с Иоанной Хмелевской.

— Как вашему издательству удалось сохранить свою независимость при том, что оно небольшое и у вас нет инвесторов?

— Мы и сами этому иногда удивляемся. Безусловно, были трудные годы, но сейчас, когда большинство небольших издательств или перестали существовать, или были поглощены, мы чувствуем себя вполне уверенно. Одна из причин наверняка — компактность издательства, у нас нет рекламного отдела, отдела продаж, отдела кадров и первого отдела.

«Для стабильности важны и отношения с авторами. С некоторыми нас связывают очень долгие годы сотрудничества. Скажем, мы уже почти двадцать лет являемся издателями Стивена Фрая, Джонатана Коу, чуть меньше — Фэнни Флэгг, Халеда Хоссейни». Фото picgra.com

Другая и, возможно, более важная причина — скрупулезный подход к наполнению издательского портфеля. Мы понимаем, что ошибаться нельзя, что одна книга в году, осевшая на складе — не катастрофа, две — уже неприятно, а три — серьезный просчет. Большие издательства или издательства с капиталом за спиной могут себе такое позволить, мы — нет, и нам нужно попадать точно, и делать это мы научились достаточно давно. У издательства есть своя аудитория, прицельно интересующаяся и ждущая наших новых книг, и она достаточно большая.

Для стабильности важны и отношения с авторами. С некоторыми нас связывают очень долгие годы сотрудничества. Скажем, мы уже почти двадцать лет являемся издателями Стивена Фрая, Джонатана Коу, чуть меньше — Фэнни Флэгг, Халеда Хоссейни. Некоторых авторов, книги которых стали в России вполне себе бестселлерами, не раз пытались переманить издательства более могучие, но получили отказ.

«Важно сочетание литературного уровня и увлекательности»

— Что интересного вы сейчас издаете?

— Если говорить о том, что было издано совсем недавно, то для меня большое событие — романы Ричарда Руссо и Эки Курниавана. Руссо — мэтр американской литературы, преступно практически не переводившийся на русский. Мы его хотели издать еще в начале 2000-х, но все как-то не складывалось. Но в конце прошлого года все же произошло — начали с его пулитцеровского романа «Эмпайр Фоллз» в переводе Елены Полецкой. Я бы сказал, что это идеальный «фантомовский» роман — сочетание литературного уровня и увлекательности.

Отдельная моя радость — роман индонезийца Курниавана «Красота — это горе» в переводе Марины Извековой, не книга, а праздник, почти безумный синтез истории, магического реализма, шекспировской трагедии и комедии. Не забываем и про детективный жанр, с которого и началась наша история: начали издавать Тану Френч, ирландскую детективщицу очень высокого уровня. В конце прошлого года выпустили один из ее последних романов «Тайное место» в переводе Марии и Глеба Александровых, в этом году продолжим. И вот только что вышел последний роман одного из наших любимых авторов и друга издательства, Джонатана Коу, «Срединная Англия» в переводе Шаши Мартыновой.

«Отдельная моя радость – роман индонезийца Курниавана «Красота — это горе» в переводе Марины Извековой, не книга, а праздник, почти безумный синтез истории, магического реализма, шекспировской трагедии и комедии». Фото picgra.com

— Как вы выбираете книги, которые будете переводить и издавать?

— Издательская политика «Фантома» с годами трансформировалась, но принципы остались неизменными. Во-первых, книга должна быть интересна нам самим (директору издательства Алле Штейнман и мне) как читателям. И если у одного из нас есть серьезные возражения — и «не нравится», наверное, самое важное, — то эта книга в наш портфель не попадает.

Во-вторых, для нас важно то самое сочетание литературного уровня и увлекательности, которая может быть разного рода. Даже если мы издаем книгу ради коммерческого успеха (на плаву же надо держаться), то главное условие — нам за нее не должно быть стыдно. И поскольку к выбору книг мы практикуем довольно личный подход, у нас выходит очень много авторов-дебютантов, или совершенно незнакомых в России, или авторов с экзотическими именами, которые пугают других издателей. При этом мы не бросаемся покупать права на книги с шумным международным успехом, если они нам не нравятся.

«Мы живем в условиях тотального цифрового пиратства и отсутствия книжной инфраструктуры»

— Чем отличается работа европейских книжных издательств и российских? Как работает их книжный рынок и наш?

— Это довольно сложный вопрос. С одной стороны, принципы схожие, с другой — в России много нюансов. Я никогда не работал в крупном издательстве, поэтому не берусь говорить о том, как оно устроено. Что касается небольших издательств, практикующих не конвейерный, а личный подход к книгоизданию, но при этом не являющихся совсем уж handmade, то, думаю, мы тут мало чем отличаемся от наших британских, французских или испанских коллег. Кроме одного — они работают в гораздо более комфортных условиях.

Главная специфика российского рынка, помимо его зыбкости, связанной с политической конъюнктурой и прочими причинами, — мы живем в условиях тотального цифрового пиратства, отсутствия нормальной книготорговой сети и вообще книжной инфраструктуры, начиная от той же книготорговли и заканчивая микроскопическим количеством изданий и людей, которые рассказывают про книги.

— А государство принимает какое-то участие в книгоиздании в России?

— Это довольно смешной вопрос. На мой взгляд — микроскопическое. Нет, конечно, есть какой-то институт раздачи грантов, которые, скорее, похожи на подачки. Но это, по сути, и все. Единственная помощь государства, по сути, сводится к льготной ставке НДС на книгоиздание и книготорговлю. Но она нивелируется другими факторами.

«Главная специфика российского рынка, помимо его зыбкости, связанной с политической конъюнктурой и прочими причинами, — мы живем в условиях тотального цифрового пиратства, отсутствия нормальной книготорговой сети и вообще книжной инфраструктуры». Фото Максима Платонова

«Современная русская литература мне кажется вторичной, нарциссичной и попросту неинтересной»

— Как вы оцениваете состояние современной русской литературы? Можете назвать авторов и произведения, которые вас по-настоящему удивили?

— Я плохо знаю современную русскую литературу. Мне она кажется вторичной, довольно нарциссичной, попросту неинтересной. Я невольно всегда сравниваю с англоязычными текстами, и, увы, на мой взгляд, книга русского автора почти всегда проигрывает. Возможно, конечно, я предвзят, но мне крайне редко попадалось из русского то, что меня всерьез увлекло.

Претензии к русским авторам у меня вполне конкретные: неумение (часто маскируемое под презрение) работать с сюжетом, зацикленность на стиле и литературном украшательстве (никак не перерастем) и, главное — зацикленность на себе в разной форме. Я предпочитаю, когда автор рассказывает мне историю, а не подает себя.

Как мне кажется — тут важно, что это сугубо мое мнение — что современный писатель в России пишет по-прежнему «для вечности», думаю, вполне бессознательно пытаясь вскочить в давно ушедший паровоз великой русской литературы. Это явный путь в никуда. И русскому писателю хорошо бы совершить революцию в себе.

Но несколько месяцев назад, сидя в самолете до Красноярска, я открыл файл с романом, который нам предложили издать. И не закрыл его вплоть до посадки. Как результат — список наших авторов пополнился русским именем. Весной издадим новый роман Анны Козловой, который будет называться «Рюрик», и это отличная книга. И это вовсе не реклама. Начинал читать я с очень большим скепсисом, крайне предвзято, но роман оказался обаятельным, и это как раз тот самый случай, когда автор рассказывает историю, сам оставаясь в тени.

— Есть ли в нашей стране запрос на литературу? Если есть, то на какую и от кого?

— Читательская аудитория в стране, конечно, сильно сжалась. Мы уже не самая читающая страна в мире (да и не были никогда, конечно), но оставшийся читательский круг очень качественный и вполне твердый в своем пристрастии к книге. У него, безусловно, есть запросы, и, на мой взгляд, довольно разнообразные. Я не берусь судить, насколько и кем востребованы всевозможные трешевые романсы, детективы и «попаданцы» — к литературе это имеет не самое прямое отношение. Что касается нормальной литературы, в том числе и мейнстрима, разброс пристрастий, вкусов очень велик, и потому наш книжный мир довольно разнообразен.

«Читательская аудитория в стране, конечно, сильно сжалась. Мы уже не самая читающая страна в мире (да и не были никогда, конечно), но оставшийся читательский круг очень качественный и вполне твердый в своем пристрастии к книге. У него, безусловно, есть запросы, и, на мой взгляд, довольно разнообразные». Фото facebook.com/igor.alyukov

«Единственное, что плохо воспринимается российскими читателями — это книги зарубежных авторов, в которых фигурирует Россия»

— Существует ли в России цензура (прямая или условная) на переводные книги? В какой форме? Как вы относитесь к возрастной маркировке книг?

— Прямая цензура касается, прежде всего, книг, адресованных детям и подросткам. Тут, как я понимаю, все довольно жестко. Со «взрослыми» книгами все попроще. Мы приспособились к уродливым требованиям, поэтому всегда ставим маркировку: на книгу, которую мог бы прочитать и пятиклассник, не опасаясь за свою моральный облик, ставим 16+, а если есть хоть намек на «недетскость» — 18+ и запаковываем книгу в пленку. Вся эта маркировка, как и многое в нашей стране, скорее, маскировка, формальность.

Но иногда случаются и неприятные истории — иски псевдо-читателей. Так, например, в областном городе недалеко от Москвы одна читательница подала в суд на книжный магазин в связи с пропагандой фашизма — за книгу Джона Бойна «Мальчик в полосатой пижаме», сугубо антифашистский роман. А в конце прошлого года на нас подали в суд ЛДПР и Владимир Жириновский — за упоминания в историко-политической книге «Черный ветер, белый снег» Чарльза Кловера. Конечно, выбирая книги, нам приходится держать в голове российскую специфику, но это для нас не определяющее. Пока.

— Какие специфические темы, поднимаемые в иностранной литературе, сегодня актуальны и в России, с опозданием или без?

— Ну тут мы совершенно не уникальны (вопреки собственному национальному мнению): русского читателя тревожат и интересуют те же темы, что и европейского, и американского. Травма, ее преодоление; военная тема; осмысление истории XX века; феминизм и постфеминизм. Я бы не стал унифицировать читателя, он очень разный, поэтому практически любая тема может быть кому-то интересна. Наверное, единственное, что плохо воспринимается российскими читателями (как и издателями) — это книги зарубежных авторов, в которых фигурирует Россия. И тут упрек вовсе не читателю и издателю, а авторам — количество клюквы, увы, продолжает угнетать.

— В одном интервью вы сказали: «Неплохое представление о современном читателе дают книжные выставки». Что сейчас на них происходит? Появляются ли новые типы читателей?

— Не знаю, как насчет нового типа, но новые читатели появляются точно. Я бы даже сказал, что сейчас идет новая, молодая читательская волна, что воодушевляет. И о ней мы узнали как раз на выставках. В последние пару лет публика на наших стендах серьезно изменилась: помолодела, стала… более воодушевленной. И многие из новых читателей напрямую связаны с соцсетями — там действительно формируются вполне конкретные сообщества, связанные интересами.

Наталия Федорова
ОбществоКультура

Новости партнеров