«В те времена стоило только заикнуться, что у тебя есть деньги, — и утром ты мог уже не проснуться»

«Чувствовал себя примерно шестидесятым из шести десятков занимающихся в спортшколе»

— Владимир Викторович, начнем с самого начал: как вы пришли в плавание?

— Как и большинство советских детей. Тогда тренеры ходили по школам, приглашая детишек в секции. В мою школу пришел тренер по плаванию Сергей Кириллович Брунин и пригласил в бассейн «Торпедо», ныне это школа олимпийского резерва. Я отозвался на приглашение, но меня не взяли, поскольку был маленький, худенький, при этом не гибкий, не умел даже держаться на воде. Все было плохо настолько, что вода вызывала у меня приступ панического страха. Заходил по колено, и дальше случалась истерика. Поэтому меня не взяли по объективным причинам, что вызвало такую реакцию, что летом, поехав к родственникам в деревню, я самостоятельно научился плавать за три месяца.

— Каким стилем?

— Сложно отнести это к какому-то стилю, но, скорее всего, это было приближено к брассу, поскольку он оптимально позволял держаться на воде и передвигаться. И осенью снова пришел в секцию, так как там был недобор учеников. Попал в дополнительный набор. К этому времени я уже мог проплыть 25 метров, и меня сразу взяли в спортивный класс к ребятам, которые тренировались лет с четырех, пришли в секцию из «лягушатников», одним словом, прилично плавали. Так что я себя чувствовал где-то шестидесятым из шести десятков занимающихся в спортшколе. И долгое время был в отстающих, в том числе за счет своих физических данных, поскольку очень поздно развивался и сильно вырос только лет в 16.

Но постепенно стал догонять своих сверстников по группе, и к шестому-седьмому классу уже начал прогрессировать, в основном на стайерских дистанциях. В то время сильнейшей школой плавания была «Экран». В том числе за счет методик тренировок, самых современных, на тот момент австралийских, которые применяли тамошние наставники Игорь Кошкин — тренер Владимира Сальникова, Марина Амирова, Глеб Петров. Все это корифеи советского тренерского цеха.

— Как вы оказались в группе Генриха Яроцкого?

— В нее меня взяли, что называется, «паровозом». В нашей группе плавал Сергей Прошкин, царство ему небесное. Суперакселерат, который в 12 лет вымахал под 180 сантиметров и весил около 80 кило. На общем фоне наших сверстников он выглядел, как тренер. И за счет своей мощи выигрывал старты не только среди ровесников, но и среди тех, кто старше его года на три. Обладал большой мышечной массой, при этом очень хорошо «чувствовал» воду и был очень пластичным. Ему прочили большое будущее в спорте.

В тот год я на чемпионате города по детям выиграл дистанцию 1 500 метров. Тогда, правда, не заявились лучшие спортсмены из «Экрана». И вот меня взяли в ШИСП №62 «в нагрузку» к Прошкину, без каких-либо особых перспектив с моей стороны. Я снова вернулся в то состояние, когда стал одним из последних в группе, но теперь уже в спортинтернате. Тренировались мы «на выживание» в бригаде из 40 человек, где вперемешку были и олимпийские чемпионы, и кандидаты в мастера спорта, и всем давали одну и ту же нагрузку.

«К 18—20 годам организм спортсменов превращался в лохмотья»

— Кто был лидером в вашей группе, за кем вы тянулись?

— Ни за кем особо не тянулся, просто очень внимательно наблюдал за сильнейшими. Одним из них был Сергей Викторович Копляков, чья карьера уже подходила к завершению. И вот он, олимпийский чемпион, мне что-то советовал, отвечал на вопросы, корректировал мою технику, поскольку сам имел идеальную технику, и очень много пловцов выросло, изучая его стиль плавания. На олимпийской базе сборной на «озере Круглом» проводили надводную и подводную съемки техники плавания Коплякова. Потом нам ее показывали как один из эталонов. Кстати, он и в свои 60 плывет просто шикарно, талант! Так вот, я год пытался тренироваться, после чего меня отдали на «передержку» в другую бригаду в связи с тем, что я абсолютно не тянул такие нагрузки.

«Копляков, олимпийский чемпион, мне что-то советовал, отвечал на вопросы, корректировал мою технику, поскольку сам имел идеальную технику, и очень много пловцов выросло, изучая его стиль плавания». Фото ussr-swimming.ru

— В детстве не приняли в секцию, в юности хотели отчислить из интерната, получается, вернулись на круги своя…

— Я же говорю, у меня вся карьера поначалу развивалась не благодаря, а вопреки. Но отчислили из интерната меня не совсем — благодаря Михаилу Эммануиловичу Чугунову, который заявил, что готов за меня поручиться. Мне дали испытательный срок на три месяца — если не выполню нормативы, то… Мы поехали на УТС в башкирский город Салават, и там случился прогресс, после того как я просто отдохнул и восстановился. На соревнованиях общества «Труд» выиграл три дистанции на 100 вольным, 100 баттерфляем, 100 на спине и стал призером на 200 комплексом. Причем улучшал свое время по 7—8 секунд.

Это позволило отобраться на первенство СССР в Куйбышеве, где я также улучшил свои результаты, попав в расширенный состав юношеской сборной страны. Что называется, «попал в обойму», после чего начал ездить по сборам со сборной и выступать на международных турнирах. Но все эти проблемы в какой-то степени способствовали тому, что я «включал голову», постоянно анализируя информацию, которая помогла бы улучшать мое плавание.

— Когда вы только начинали в конце 70-х годов, советское плавание поражало тем, что чемпионками становились и мировые рекорды били совсем еще юные девочки: ваши землячки Юлия Богданова и Светлана Варганова, Лина Качюшите из Литвы были сильнейшими в мире, достигнув 13—15 лет. Затем уходили из спорта, едва закончив школу. Не подскажете — почему?

— Тогдашняя тенденция развития советского и мирового плавания, особенно среди женщин, была такова, что считалось, что девушки могут прогрессировать лет до 18, после чего они уже «старые». Если кто-то оставался в бассейне до 20 лет, она уже считалась «старухой», которая должна освободить место 14-летним, по примеру спортивной и художественной гимнастики. Такая же тенденция была и в мужском плавании, тот же Сергей Копляков и ряд выдающихся пловцов того времени закончили выступать очень рано.

Наверняка сказывались сумасшедшие нагрузки, которым юные спортсмены подвергались, и не все выдерживали. К 18—20 годам организм превращался в лохмотья. И мне в этом плане, повторюсь, повезло, что я был в задних рядах и была возможность сачкануть, хотя и я получил часть проблем со здоровьем, когда приходилось тренироваться в любом физическом состоянии. Потому, что было «надо».

Эта проблема прослеживается и сегодня, когда детей нагружают с раннего возраста — по той причине, что результаты учеников напрямую влияют на зарплату тренера. И зачастую хороший тренер и хороший человек — это не одно и то же. Тренер изначально понимает, что он делает с детьми в погоне за результатом, где их здоровье далеко не на первом месте. И тот тренер, который пытается вырастить ученика, заботясь о нем, становится наставником, к нему обращаются на протяжении долгого жизненного пути. Лично я знаю таких наперечет, причем и из числа относительно молодых тренеров. Среди тренеров старой формации таких было очень мало.

«Бывали случаи, когда форму члена сборной СССР меняли на «Жигули»»

— В целом сборную СССР составляли воспитанники российского и украинского плавания. А вот Копляков в сборную пробился из Белоруссии, еще один ученик Яроцкого Ивар Стуколкин — из Эстонии. Качюшите и Роландас Жулпа из Литвы, Юрий Башкатов из Молдавии, Сергей Заболотнов из Узбекистана. Как же удавалось пробиться в столь мощную команду выскочкам из неплавательных республик? За кем они тянулись в детстве?

— Талант может родиться в любом месте. Даже сейчас, когда уже нет СССР, в том же Казахстане вырос олимпийский чемпион Дмитрий Баландин, лучший пловец за всю историю страны, которому вообще не за кем было тянуться. Но это история многих плавательных стран, где нет школ, подобных американской, австралийской, венгерской, итальянской. Та же Швеция сейчас гордится Сарой Сьострем…

«Талант может родиться в любом месте. Даже сейчас, когда уже нет СССР, в том же Казахстане вырос олимпийский чемпион Дмитрий Баландин, лучший пловец за всю историю страны, которому вообще не за кем было тянуться». Фото sputniknews.kz

— Но перед ней был маячок в лице Терезы Альсхаммар…

— Да, но все равно это всего один человек из целой страны. Хотя раньше было немало отличных пловцов. В той же Австрии был Маркус Роган, в Норвегии Александер Далэ Оэн. Глядя на такие страны, вообще приходится удивляться, что там хоть кто-то воспитывается. Поскольку это высокоразвитые страны, со своей ментальностью, где достаточно сложно заставлять человека работать с полной выкладкой. Просто потому, что они могут многого достичь, не прилагая физических сверхусилий.

Там нет такой мотивации, как, допустим, было в советское время, когда на каждом уровне была своя «морковка». Получить экипировку сборной страны уже было за счастье, поскольку она на черном рынке ценилась примерно как автомобиль. Я не шучу, бывали такие случаи, когда форму члена сборной СССР меняли на «Жигули». Я сам несколько раз отказывался от предложений поменять форму, продать, причем мог бы получить существенные деньги. Следующей мотивацией при попадании в сборную были качественное питание и хорошие условия подготовки, которые были недоступны в повседневном быту. Самые современные технологии подготовки, сборы, поездки, все это также входило в систему мотивации.

Но сейчас с этим нет проблем, поскольку рынок открыт, и многое из перечисленного можно получить, не напрягаясь, более того, даже не будучи спортсменом. Единственной мотивацией остаются деньги. И в плавании можно заработать очень неплохо: к примеру, победа в своем кластере на Кубке мира оценивается в 50 тысяч долларов. Побеждай в трех кластерах, и жди, когда на карточку упадут 150 тысяч долларов. Плюс деньги за победу в общем зачете Кубка мира, плюс к таким спортсменам тянутся спонсоры со своими предложениями, в итоге может набежать до 500 тысяч долларов в год. Для плавания это очень хорошие деньги, о которых ранее и мечтать не могли. И гонорары все растут. Даже 10 лет назад не было подобных возможностей. Такие же бонусы можно получить и на тренерской работе, если у тебя вырос хороший ученик. Таким образом, мы переходим в некую капиталистическую систему.

— Это хорошо?

— Я считаю, что да. Это позволяет тренерам не просто отбывать номер на бортике, а реально расти, использовать возможности интернета, изучать английский, ездить на конференции по миру, где собираются лучшие тренеры планеты. Если у тебя есть имя, то ты совершенно спокойно можешь найти себе работу. Хотя те же американцы говорили мне, что работать тренером начальной группы обучения, которые зарабатывают по 10—15 долларов в час, там не совсем престижно. Какой-нибудь сантехник в Америке получает в три раза больше. Но зато там идет четкая градация, когда ты постоянно растешь, сдаешь на новые тренерские категории, и с 10—15 долларов увеличиваешь свою стоимость до 20—25 долларов в час, потом до 30—50, и так далее. Это само по себе заставляет учиться, как и большая конкуренция на тренерском поприще.

«Два часа боялся выйти из банка после того, как получил премиальные за Олимпиаду»

— А что вас отвадило от тренерской работы?

— Когда закончил со спортом, проплавав после Олимпиады-1996 еще год, был настолько морально измотан, что даже думать о плавании не хотел. Очень многое происходило за эти четыре года, и не всегда хорошее. Потом, я вышел в обычный мир совершенно неподготовленным, даже вспоминать страшно. У меня было спортивное образование, очень узкоспециализированное и для реальной жизни тех лет практически непригодное. Не было навыков выживания в то непростое время. И в итоге случайно ушел в бизнес.

Полгода жил на старых запасах, поскольку успел что-то подкопить, особенно под конец карьеры. На руках была достаточно внушительная сумма, по тем временам сопоставимая со стоимостью трехкомнатной квартиры. Правда, купить ее не хватило мозгов, а обратиться к кому-то за помощью в вопросе вкладывания денег было просто страшно. В те времена стоило только заикнуться, что у тебя есть деньги, и утром ты мог уже не проснуться. Я когда премиальные за Олимпиаду получал, два часа боялся выйти из банка в Москве — был наслышан об историях, когда банковские работники выступали в качестве наводчиков. А как добирался до дома, вспоминать страшно.

На тот момент у меня была скромная квартира, машина и осознание того, что тренером я работать не хочу, поскольку от бассейна просто тошнило. Одним из немногих занятий на полгода был выгул добермана, которого мне тогда подарили. В конечном счете это принесло мне удачу. Я играл в снежки с псом и краем глаза увидел, как у нашего дома паркуются иномарки, что в середине девяностых в Питере было редким явлением. Из иномарки вышел парень, которого я наблюдал со спины, а потом увидел в лицо. Оказалось, что это Дима Александров, чемпион СССР на 400 метров кролем. Он рано закончил со спортом, зато рано и перестроился и нашел себя в бизнесе. Разговорились, он сказал, что работает в американской компании — «если хочешь, приходи». И я подумал: а чем черт не шутит?

«Я вышел в обычный мир совершенно неподготовленным, даже вспоминать страшно. У меня было спортивное образование, очень узкоспециализированное и для реальной жизни тех лет практически непригодное. Не было навыков выживания в то непростое время». Фото patriot-su-rf.ru

— Странная мотивация — «чем черт не шутит». Особенно для вчерашнего призера Олимпиады.

— Ну тут уж что предложат. Я же вообще ничего не знал ни о каком бизнесе. Повторюсь, к обычной жизни был мало приспособлен. Пришел в компанию, оказалось, что это «Пепси-кола». Написал заявление, там была графа «достижения», мне не хватило места, чтобы все описать. И буквально в тот же день меня пригласили на собеседование и поначалу взяли экспедитором. Через три месяца повысили до мерчендайзера.

— Повысили?

— По служебной иерархии, да. В мои обязанности стали входить расстановка баночек по полочкам, рекламных стоек, развешивание плакатов и так далее. Как-то во время рабочей суеты в магазине меня увидел тренер, который работал со мной в детстве. Очень удивился, увидев меня взмыленного, грязного, носящегося с товаром. Не мог поверить своим глазам, что я, олимпийский призер, вчерашний член сборной страны, занимаюсь всем вот этим. Расстроился он сильно тогда.

Следующим этапом моей карьеры стала должность сейлз-менеджера, то есть официального представителя торговой компании. К этому времени у меня появилось дополнительное образование, которое давала фирма. В итоге я работал потом во французской фирме, занимающейся продажей элитного алкоголя, получил предложение от фирмы «Жиллетт» с шикарными на тот момент условиями. Но что-то у меня в голове щелкнуло, и я решил, что хватит работать на дядю. Тогда мы создали частный плавательный клуб «Кайман», один из первых в Питере. Это было после кризиса 1998 года.

«Бизнес — это не спорт. Это среда, в которой надо быть очень осторожным»

— Удобное время для нововведений.

— Да уж. Тогда практически никто не понимал, в чем заключается смысл частной школы. Мы же арендовали две дорожки в бассейне СКА и собрали на занятия детей, которых отчислили из муниципальных спортшкол и секций. Им было лет по 12—14 лет, и они два года тренировались у нас, пока школа не прекратила существование. Уровень ребят на выходе был таков, что они доросли до уровня кандидатов в мастера спорта, выигрывали чемпионаты города по своему возрасту, ранее, повторюсь, будучи отчисленными. Наши результаты не понравились окружающим, это естественно, когда на ровном месте появляется конкурент, который выигрывает у тебя, да еще и деньги на этом зарабатывает.

Мне существование школы было приятно, но и затратно, когда в итоге выяснилось, что я был главный спонсор, поскольку мой партнер по созданию «Каймана» пускал на ее существование исключительно мои средства. Так, с потерей денег я получил и первый урок того, что доверять не стоит никому. Точнее, стоит, но подчас это обходится очень дорого. Тогда окружающий мир впервые дал мне по носу, показав, что бизнес — это не спорт, а среда, в которой надо быть очень осторожным.

В результате из сферы дополнительного внешкольного образования я вернулся в сферу производства. По итогу у меня были бизнесы, связанные с совместным производством с партнерами из Швеции, потом было схожее производство с двумя местными партнерами, которое, увы, мне пришлось продать по причине своей доверчивости.

— Чем вы занимаетесь в данное время?

— Сейчас у нас производство спиральновитых гофрированных труб, которые применяются в дорожном строительстве. Эта технология стала широко применяться в последние пять лет, можно сказать, инновация. С моим нынешним партнером мы познакомились, когда я пришел к нему на работу. Причем на тот момент покинул пост генерального директора сети фитнес-клубов в Питере. Тогда был период, который я провел в околоспортивной индустрии, в частности, открыл собственную фирму по предоставлению дополнительных услуг в детсадах, школах. Когда этот бизнес начал затухать, снова пошел работать наемным менеджером, заняв должность гендиректора фитнес-клуба «Арена».

Эта структура, кстати, была близка к «Зениту», и работая там, я был привлечен к футболу. У нас были свои корпоративные матчи, на которые приезжали разные люди. И легенда «Зенита» Юрий Желудков, и дублеры, воротах защищал Марк Рубин, теоретик и практик питерского футбола. Он меня учил понимать футбол изнутри, я-то сам долгое время относился к футболу достаточно спокойно, хотя по молодости любил играть, благо у нас в параллельном спортклассе учился не кто иной, как Дмитрий Радченко.

«Сейчас у нас производство спиральновитых гофрированных труб, которые применяются в дорожном строительстве. Эта технология стала широко применяться в последние пять лет, можно сказать, инновация». Фото dortec.ru

Что касается бизнеса, то в итоге я попал в проектно-строительный бизнес, в котором на первых порах не понимал вообще ничего. На начальном этапе читал нормативные документы, какие-то ГОСТы, СНИПы, в которых видел русские слова, но не понимал их смысла: насыпь, водоотводы, геосинтетика, подстилающие слои, эрозия. Господи, что это, где это, как, откуда? (Смеется.) Меня назначили директором по развитию, причем компанию надо было развивать с нуля, и на первых порах мне приходилось заниматься буквально всем.

Еще очень важной частью работы была коммуникация, умение налаживать контакты, в чем мне сильно помогало спортивное прошлое. Как ни странно, я то и дело встречался с людьми, которые меня знали, были общие знакомые, по известному принципу «шести рукопожатий», находил пути на самые верха фирм, предприятий, госкорпораций, которые становились заказчиками, партнерами и так далее. Получается, спорт объединяет.

— Коннектинг пипл.

— Именно. Плюс еще репутация незапятнанная, и продукт, востребованный на рынке, так и происходило, в конечном итоге, взаимодействие. Мы же на тот момент предлагали новые технологии, в которых еще мало кто понимал, но они позволяли в три-пять раз дешевле возводить и эксплуатировать буровые вышки.

«Америка была в шоке — они проигрывали русским три первых этапа эстафеты на домашней Олимпиаде»

— Вернемся к спорту. Чем вам запомнилась Олимпиада?

— Я приехал на Игры полностью опустошенным. Возможно, я мог претендовать на медаль на «полтиннике» вольным стилем, поскольку бразилец Фернандо Шерер, которого я обыгрывал на всех стартах, стал там третьим. А я в итоге был в третьем десятке. Поэтому на эстафету настраивался два дня, и в полностью разобранном состоянии, с исковерканной техникой, умудрился передать свой этап первым. Тогда Роман Егоров был на старте, отдал все силы на этапе, сам из воды не мог вылезти, его вытаскивали. Потом Саша Попов пролидировал, затем был мой этап, и на последнем этапе Вова Пышненко уступил Гэри Холлу. У Володи случился ступор, когда на передаче эстафеты он почти секунду простоял на тумбочке. Потом он рассказывал, что его просто «парализовало», и он просто упал в воду и плыл не своей техникой. Хорошо хоть выиграл касание у немцев, ставших третьими. До этого же Америка была в шоке, поскольку три первых этапа этого заплыва они проигрывали русским на домашней Олимпиаде, на эстафете, выигрыш которой считали гарантированным. Там же еще Гэри Холл проиграл личные заплывы Попову, на глазах тогдашнего президента США Билла Клинтона.

В конечном итоге Атланта-1996 запомнилась тем, что нам впервые заплатили премиальные, причем очень даже неплохие по тем временам. За золотую медаль 50 тысяч долларов, при том что ранее платили 3 тысячи. С другой стороны, спортсмен тех лет был на полном обеспечении у государства. Бюджет подготовки спортсмена экстра-класса приближается к очень серьезным суммам, которые в нас вкладывало государство. Лично я это ощущал по своей карьере, и до ее окончания даже не знал, сколько стоят продукты в магазине! Поэтому для меня порой непонятны слова людей, которые говорят, что сами всего добились. Если бы сами за все платили, как это делается на Западе, тогда имели бы право так высказываться.

— Еще в 2015 году можно было наблюдать картину, когда Владимира Сальникова готовы были сожрать на финальной пресс-конференции, поскольку на домашнем чемпионате мира мы завоевали всего четыре медали. Сейчас создается впечатление, что мы возвращаемся в ситуацию 25-летней давности, когда на каждое место есть несколько практически равносильных претендентов. Тогда это происходило за счет огромного количества пловцов со всего СССР, потогонных тренировок, государственного финансирования. За счет чего произошел нынешний подъем?

— Мы и казанский чемпионат могли провести куда успешнее, но на людей было слишком сильное давление: «Дома!», «Перед своими болельщиками!», «Надо!». В итоге уже были готовы вынести Сальникову вотум недоверия, но он выдержал нажим, был уверен в себе, и вот результат. Лично я не вижу лучшей кандидатуры на место руководителя российского плавания, где нужно быть и спортсменом, и политиком, иметь вес на международной арене и лавировать между политикой, финансами и так далее. Что бы кто ни говорил о Владимире Валерьевиче, он дает результат. В кои-то веки у нас наладился переход юниоров во взрослую команду, что говорит об изменении методики подготовки, что мы потихоньку отходим от форсажа. Многие сейчас плавают по одной тренировке в день, люди задумываются о долговечности, выступая на таланте, а не на жилах.

«Лично я не вижу лучшей кандидатуры на место руководителя российского плавания, где нужно быть и спортсменом, и политиком, иметь вес на международной арене и лавировать между политикой, финансами и так далее. Что бы кто ни говорил о Владимире Валерьевиче, он дает результат»

— А за счет чего нам удается то, чего не удавалось ранее: построить мостик от юниорской сборной к взрослой? Ведь таланты у нас были и ранее. Но с юношеской Олимпиады-2010 почти никто из наших призеров не остался в спорте. К примеру, в Поволжской академии спорта учился один из героев той Олимпиады Андрей Ушаков, так он уже давно вне спорта, уехал куда-то тренировать, не доучившись. А вот с юношеской Олимпиады-2014 в профи перешли почти все призеры: Рылов, Садовников, Чупков, Насретдинова и Устинова.

— За счет изменения методики подготовки, когда стараются сохранять таланты. Мы сейчас не можем конкурировать с той же Америкой в массовости, поскольку там плавает, наверное, раз в десять больше людей, и рост перспективных спортсменов происходит в том числе за счет высочайшей конкуренции, как было у нас при СССР. Поэтому они могут позволить себе отсутствие персонального подхода к каждому ребенку, ожидая, что выживет сильнейший. Многие не выдерживают психологически, теряют здоровье, о чем никто не говорит, но это есть там. Я об этом знаю, в том числе из общения с российскими тренерами, работающими в Америке. Которые, кстати, так же уехали в девяностые.

«А потом оказывается, что на соседних дорожках плывут такие люди, к которым на прием не пробьешься»

— Владимир Викторович, сейчас вы…

— Директор по развитию компании, учредителем и собственником которой являюсь в равных долях с генеральным директором. Головной офис находится в Санкт-Петербурге, а само производство расположено в Дзержинске под Нижним Новгородом. Татарстан, кстати, для нашей фирмы давний, надежный и дисциплинированный партнер.

— Помимо бизнеса, вы приезжали в Казань в качестве участника соревнований по плаванию в категории «Мастерс». Причем спортсменов, подобных вашему уровню мастерства, в ветеранской среде очень мало. Что заставило вас вернуться в спорт, пусть и ветеранский?

— Я очень долго не тренировался и не выступал в бассейне, в общей сложности лет 15. Только в естественных водоемах и залезал в воду. Даже в банях с бассейном ограничивался тем, что сидел на бортике, релаксировал. Единственное, отзывался на просьбы выступить на ветеранских соревнованиях, чемпионатах мира в категории «Мастерс», куда выбирался раз в четыре года. Ну, как выступал — проплывал 50-метровый этап эстафеты, а остальное время мы путешествовали, изучали достопримечательности страны, где проходил чемпионат.

Где-то к 40 годам я набрал 108 кг, при том что завершал карьеру в боевом весе 78 кг. Это меня насторожило, плюс очень сильно начали болеть колени и спина, голова болела постоянно, сложно стало заходить даже на второй этаж без одышки. Врачи порекомендовали вернуться к активному образу жизни, предложили велосипед, плавание и ходьбу. Бег был противопоказан из-за большого веса. Подумав, я поначалу выбрал ходьбу, поскольку плавать не хотел категорически, а велосипед мне не нравился. Начал ходить, отказался от алкоголя, перестал переедать, уже почти переходил на бег, увеличивая скорость ходьбы, но все оставалось на прежнем уровне, полгода вес стоял, как вкопанный. Полгода! Потом организм наконец проснулся, совпала совокупность факторов, щитовидка заработала, метаболизм снова запустился, и вес стал стремительно уходить.

Через какое-то время я поехал на какой-то турнир по «Мастерс». И свой первый «полтинник» баттерфляем еле доплыл, на финише прокляв все на свете. Проклинал целый день, пока на следующий не выиграл «в легкую» полтинник вольным стилем. Мне дали медаль, был какой-то банкет, междусобойчик, и я увидел, что это своя тусовка, в которой людям интересно общаться. На следующем турнире я установил рекорд России в категории до 45 лет и решил замахнуться на рекорд мира.

С тех пор снова начал плавать и вернулся в спортивную среду. Да, она ветеранская, да, накал совсем не такой, как было на чемпионатах, тем более на Олимпиаде. Но там тоже все по-взрослому. Люди так же готовятся, держат себя в форме, подчиняют режим дня участию в том или ином старте. Показывают результаты, которые можно сравнить с ныне действующими. Я сам установил рекорд мира для 45-летних — 23.98 на «полтиннике» кролем. Мой результат на Олимпиаде в Атланте 20 годами ранее был 23.21. Но главное даже не это, а то, что вернулась мобильность и, частично, здоровье.

— Перед началом «Мастерс» в Казани, который впервые проходил практически одновременно с чемпионатом мира среди профессионалов, нам говорили, что на ветеранские соревнования могут приезжать очень даже непростые люди. Со своими бизнесами, имеющие возможность решать многие вопросы…

— Так оно и есть. Это только в бассейне трудно разобрать — кто ты и что, все в плавках. А потом оказывается, что на соседних дорожках плывут такие люди, к которым на прием не пробьешься. А на «Мастерс» все гораздо проще,

— Действует все тот же принцип шести рукопожатий?

— Да. Кстати, со временем выясняется, что среди пловцов оказалось очень много людей, которые пришли в бизнес, в том числе потому, что у них соответствующий склад ума. К примеру, тот же Денис Пиманков, идеолог и организатор детского турнира «Mad Wave Challenge». Вот про себя, кстати, скажу, что я не очень хороший бизнесмен, поскольку у меня склад ума не совсем соответствующий этому процессу.

Но, возвращаясь к «Мастерс», замечу, что это не только бизнес или возможность провести время, или мировые рекорды и медали — это процесс, движение, общение. Люди вливаются в этот процесс, общаются, создают семьи, есть реальные примеры. Разведенные, вдовцы, достигшие уже предпенсионного возраста, за 45, за 50 лет, находят себе подобных, в том числе из других городов и стран, и перезапускают свою жизнь, поскольку они находят соратников по интересам. В этом плане «Мастерс» — это очень благодарное движение для тех, кто в него влился.