«Кириенко и Володин не являются «горой», они — предгорье»

Алексей Малашенко рассказывает о тупике в Сирии, новых открытиях о партии «Единая Россия» и взаимопонимании США и России

Известный политолог Алексей Малашенко во второй части интервью «Реальному времени» рассказал о нынешних российских партиях и их перспективах, о сирийском кризисе и о том, почему в отношениях США и России есть взаимопонимание.

— Алексей Всеволодович, конечно же, мимо темы повышения пенсионного возраста не могла пройти компартия России — именно она в основном организовывала митинги протеста против пенсионных задумок властей? Играют ли партии, вообще, сейчас какую-то роль для людей или очки хотят заработать?

— Если бы вы мне такой вопрос задали месяц назад, я бы просто ухмыльнулся и все — и вы бы меня поняли. А сейчас, когда мы увидели результаты голосования по пенсионной реформе в рядах «Единой России», когда шесть или семь человек не проголосовали «за», а Поклонская вообще проголосовала против, перед нами было отражение огромного спектра общественного мнения. Лично для меня выяснилось, что даже в «Единой России» есть фракционность, как говорили во времена Ленина, есть люди, которые не согласны с «мейнстримом». А вы не допускаете, что у нас в Госдуме могут быть честные политики? Судя по голосованию, получается, могут.

Конечно, пока эти несогласные ничего не означают, не означают, что пойдут какие-то эволюции в этой партии, но уже получается, что «Единая Россия» это не КПСС, это не какой-то монолит. В их рядах есть отдельные позиции и есть понимание, что многие ошибки и глупости могут быть сродни преступлению. И теперь другим партиям надо задуматься. И коммунисты, как видим, задумались — предложили референдум. Да, те же коммунисты ничего не решат, но они создают и могут создать определенную атмосферу. Сейчас, вообще, наступило интересное время — оно продлится до осенних выборов и после.

Давайте не будем ожидать крутых перемен и очередной революции, но какой-то тренд к тому, что пора взяться за ум и быть честным, все-таки есть.

«И теперь другим партиям надо задуматься. И коммунисты, как видим, задумались — предложили референдум. Да, те же коммунисты ничего не решат, но они создают и могут создать определенную атмосферу». Фото Дмитрия Резнова

— А может быть, перед нами всего лишь результат борьбы за высокое влияние в принятии решений между Сергеем Кириенко и Вячеславом Володиным?

— Это очень тяжело комментировать, потому что тут надо брать фамилии. Но по фамилиям говорить рискованно. Если назовешь фамилию, то потом кто-то из депутатов тех же обидится и скажет: «Ну зачем ты так про меня?». Я считаю, что и Кириенко, и Володин люди очень амбициозные, если про Володина одно время ходили слухи, что он хотел занять кресло №1. Но ни у того, ни у другого карты не лягут — они не являются «горой», они — предгорье.

— А почему правые партии мало себя проявляют по самому злободневному вопросу? В Москве заявителем правой акции оказались не «яблочники», не ПАРНАС, а мало кому известная партия. Что все это означает?

— Правой оппозиции у нас нет — есть правые настроения. Если мы правую оппозицию будем определять по личностям, то тут я буду также критичен, как в отношении «Единой России» — там тоже есть честные люди, но наша правая оппозиция не состоялась по двум причинам. Смотрите, максимум людей, которые могут поддержать в России правую оппозицию — 20 процентов, но эти люди не могут между собой договориться прежде всего из-за амбиций. Казалось бы, ребята-то там немолодые, многим за 50 и больше, и можно было бы договориться по принципам борьбы, но увы — там каждый хочет быть великим. И мне такую правую публику жалко — эти люди не годятся для активной политической работы, и поэтому многие ранее активные правые ушли в науку и прочие сферы. Тех, кого мы имеем на правом фланге, нельзя назвать политиками.

— Значит, говорить о каком-то будущем правого фланга не приходится?

— Да, и скажу больше этого — я не вижу продолжателей правого дела, я не вижу у правых интересных ребят, которым по 25—30 лет. Есть Навальный — окей: быть бациллой протеста и честности, наверное, замечательно, его многие боятся, но оппозиции-то, сложившейся в систему, нет! Где новый молодой Явлинский? Нет его. Я к старому Явлинскому отношусь хорошо, но его поезд уже ушел.

«Есть Навальный – окей: быть бациллой протеста и честности, наверное, замечательно, его многие боятся, но оппозиции-то, сложившейся в систему, нет!». Фото Максима Платонова

— По-вашему, в немалой степени и из-за правых выборы того же мэра превратились в анекдот, как сказал Радзиховский?

— Он абсолютно правильно сказал. Ну давайте посмотрим — Собчак что ли выдвигать на них? Это просто смешно. Я понимаю, что если она идет в Думу, но если на посты выше, это извините, совсем не то, что называется системная правая оппозиция.

— Теперь обратимся к делам внешнеполитическим. Так как вы востоковед, начну с Сирии? Что там происходит на самом деле? Создала ли Россия какой-то прогресс в движении этой территории к миру?

— Сирийский кризис нерешаем, абсолютно нерешаем — Россия в нем то набирает очки, то теряет, и это однозначно. Какой-то свет в конце тоннеля в Сирии не виден. И тут можно было бы обвинить Россию, но надо смотреть все-таки шире. Сейчас идет треп по поводу многополярного мира, и вот мы его получили на Ближнем Востоке. Турция — полюс? Полюс. Иран — полюс? Полюс. Аравийцы — полюс? Полюс. Россия и Америка тоже полюсы. И вот эти все полюсы не могут договориться. В Сирии идет чудовищная гражданская война, а та информация, которую мы имеем здесь, в России, — это абсолютная «липа», потому что Асад не контролирует больше половины территории страны, а если мы посмотрим на население, на сирийское общество, то большая его часть либо уехала, либо переместилась. И таким образом, Сирия — больше не страна, ее нет, нет тех ее границ на карте, к которым мы привыкли. В чем выиграла Россия — ну показала, что она большая держава, ну а дальше что? Мы сидим там между Ираном и Израилем, и выбора нет — нужно общаться и с теми, и с другими. Поэтому в Сирии полный тупик, и я, даже будучи востоковедом, не знаю, чем это кончится, и никто не знает. Я не знаю даже, какую выгоду с этого получит Россия! Вы знаете, какие деньги нужны для восстановления Сирии? От 150 до 300 миллиардов долларов! Мы имеем не сирийский, а имеем ближневосточный конфликт, и этот конфликт затянется на 60—70 лет.

— России можно из этого конфликта выйти?

— Это невозможно сделать. Потому что Путину будут задавать вопрос: «А что же ты там делал, если взял и ушел?». Получится, что нас оттуда выставили. Поэтому Россия там будет всегда. Кроме того, если Россия оттуда уйдет, это будет признаком слабости, а на Ближнем Востоке с уважением относились только к сильным. Вопросов по Сирии будет возникать много — ну есть базы в Латакии и Хмеймиме и что? Чего добились-то мы там? Американцы — далеко, они поиграли, забыли и ушли, а мы туда втюхались, и теперь там безвыходная ситуация. Ну сейчас там Асад, ну а если его не будет, то кто вместо него будет.

— Насколько важны и нужны России сейчас отношения с США? Для чего они важны в первую очередь?

— Соединенные Штаты нам крайне нужны и важны — как постоянная угроза. Если не будет этой угрозы, если мы не будем жить в «осажденной крепости», то гражданами будет задан властям вопрос: «А что вы делаете для улучшения экономики, что вы делаете с пенсионной реформой?». А пока можно объяснить по телевизору, что нам нужны танки, ракеты, потому что все сейчас против нас, но главная угроза — Америка. Если же США не угроза, то нужно объяснять, почему внутри страны бардак. Надо понять, что внешняя политика — это инструмент внутренней политики, и надо понять, что никакой войны с США не будет, хотя и наши, и американские генералы будут работать на обострение отношений — тут есть взаимопонимание. Нам выгодна такая позиция и им тоже — они могут пугать мир российским атомным оружием и так далее. И встреча Путина и Трампа в Хельсинки показала это полное взаимопонимание — их такая картина устраивает и нас.

«Соединенные Штаты нам крайне нужны и важны — как постоянная угроза. Если не будет этой угрозы, если мы не будем жить в «осажденной крепости», то гражданами будет задан властям вопрос: «А что вы делаете для улучшения экономики, что вы делаете с пенсионной реформой?» Фото kremlin.ru

— А расследование про российское вмешательство в выборы-2016 — это серьезно для наших отношений с США или это стремление набрать очки не смирившимся с поражением американским демократам, которое ни к чему существенному не приведет?

— Я скажу больше — всегда и все разведки вмешивались в чужие внутренние дела: американские вмешались в наши дела, а наши — в их дела и что? Вспомните, разве в 30-е годы СССР не вмешивался во внутригерманские дела? Что, мы теперь будем доказывать собственную невинность? Конечно, Трампа выбрали не из-за нас, но небольшая доля России в его избрании была. Ну и слава Богу — значит, умеют ребята работать.

— Почему Россия не ставит вопрос о снятии санкций? Этот вопрос уже не важен?

— А санкции способствуют укреплению власти Путина. Чем больше санкций, тем больше ощущения осажденной крепости, а чем больше этих ощущений, тем больше мы должны сплотиться вокруг него любимого. Я не знаю, отчего решились американцы на санкции — от глупости или от какой-то стратегии, но режим в России они только укрепили. Санкции была не самая лучшая мера, но разве и там не бывает дураков?

Беседовал Сергей Кочнев

Подписывайтесь на телеграм-канал, группу «ВКонтакте» и страницу в «Одноклассниках» «Реального времени». Ежедневные видео на Rutube, «Дзене» и Youtube.

ОбществоВласть

Новости партнеров