Абдулхан Ахтамзян: «Развал Советского Союза — для меня личная трагедия»

В один из летних дней 49-го года в московских Сокольниках был шум во дворах: «Слышали, татаркин сын золотую медаль получил?!» Впоследствии «татаркин сын» не только с отличием окончил один из самых престижных вузов нашей страны, но стал доктором исторических наук и профессором. Его имя известно в научных исторических кругах России и зарубежья. Он активный деятель татарской общины Москвы, его хорошо знают в Татарстане. Благодаря своим зарубежным связям он многое сделал для возвращения честного имени Мусы Джалиля и его соратников.

Это Абдулхан Абдурахманович Ахтамзян — почетный профессор МГИМО(У) МИД России, заслуженный деятель науки РФ, почетный член Академии наук Татарстана. Автор ряда фундаментальных работ по истории международных отношений и дипломатии. Немалая часть его трудов посвящена советско- и российско-германским отношениям. Только в этом году Абдулхан Абдурахманович выступил составителем двух книг — «Великая Отечественная война: происхождение, основные события и исход» и «Провал операции «Шаровая молния». Татары в партизанских отрядах Белоруссии в годы Великой Отечественной войны». И автором книги «Объединение Германии. Обстоятельства и последствия».

Абдулхан Ахтамзян поражает своими энциклопедическими знаниями в области истории, политики и литературы, мудростью и удивительной скромностью. Он выполнил завет матери, которая с детства повторяла ему: «Укы, улым». К сожалению, она не смогла увидеть, каких профессиональных высот достиг ее сын, — Хадича апа ушла из жизни рано, когда сын еще учился в институте. Но еще больше она гордилась бы тем, что, несмотря на все жизненные трудности, порой несправедливости, он остался добрым, внимательным, интеллигентным и человечным человеком.

В декабре прошлого (2011 г.) года Абдулхану Абдурахмановичу исполнилось 80 лет. Он из тех людей, про которых говорят: сам себя сделал.

«Матушка работала на фабрике «Красный богатырь», где делали галоши. У нее в трудовой книжке так и было написано: галошница». Фото pastvu.com

Первый пассажир московской подземки

— Абдулхан Абдурахманович, где вы родились, кто были ваши родители?

— Я родился в Москве, в Сокольниках, в конце 1930 года. Семья моей матушки пришла в столицу в голодные 20-е годы из Татарстана, деревни Каенлы. Мать в родной деревне похоронила двух своих малолетних детей, они умерли от голода. В Москве их приняли, дали работу на ферме, за Преображенкой. Бабушка уже была больна тифом, она умерла в Бахрушинской больнице, ее тело даже не отдали родственникам, чтобы похоронить, — она покоится где-то на Семеновском кладбище.

Потом матушка работала на фабрике «Красный богатырь», где делали галоши. У нее в трудовой книжке так и было написано: галошница. От фабрики ей выделили комнату в коммунальной квартире. В 1924 году у матушки родилась дочь — моя старшая сестра Халися, а через шесть лет появился я. Отец был из Нижегородской области, он ушел из семьи, когда мне было 3—4 года. Но отношения мы поддерживали. Отец работал водителем, частенько катал меня на своей машине, угощал конфетами и пряниками. Помню, что купил мне двухколесный велосипед.

Матушка работала всю жизнь. Умерла очень рано. Она неважно говорила по-русски, со мной общалась только на татарском. Именно благодаря матушке я с детства освоил структуру, чувство языка. Поэтому татарский язык для меня не просто «туган тел», а «ана теле» — в полном смысле этого слова.

— Как складывались ваши отношения с соседями?

— Соседями была семья Юкиных, муж — сын замоскворецкого купца, большой англофил, его жена — Елизавета Васильевна — гордилась своим дворянским происхождением. А матушка моя в 1925 году вступила в Коммунистическую партию. Понять ее я могу: советская власть спасла их от голодной смерти. Но отношения у нас были хорошие. Русский язык я освоил благодаря им. У Юкиных была престарелая работница-немка Александра Гош, мы с ней общались, когда оставались в квартире одни. Именно она научила меня начальным ступеням немецкого языка.

«Маме на работе дали пригласительный билет на первый рейс на 2 мая 1935 года. Мы прокатились от Сокольников до Парка культуры и обратно». Фото artmoskovia.ru

— Вы были активным ребенком?

— Активным, но не хулиганистым. Я хорошо учился в школе. Никакого даже подобия дискриминации в начальных классах я не испытывал. В те времена интернационал был по существу. Похвальный лист я тогда получил с портретами Ленина и Сталина. Принимал активное участие в самодеятельности Клуба Русакова. Там познакомился со спектаклями «Галия Бану», «Голубая шаль». Их ставили татары, которые работали на фабрике «Красный богатырь», «Электрозаводе» и Метрострое. Мало кто знает, что при строительстве метро в Москве всю черную работу под землей в основном делали татары-лимитчики.

Кстати, я был в числе первых пассажиров Московского метрополитена. Маме на работе дали пригласительный билет на первый рейс на 2 мая 1935 года. Мы прокатились от Сокольников до Парка культуры и обратно. Мне было всего четыре с половиной года, но эта поездка запомнилась хорошо. Может, потому, что я потом 30 лет пользовался этой линией, и каждый раз воспоминания наслаивались. Метро тогда было образцовым в смысле чистоты, культуры и даже обслуживания.

Каенлы — родина матери

— Вы бывали в родной деревне вашей мамы?

— Не только бывал, но и жил в самые трудные военные годы. Деревня Каенлы, как и весь Татарстан, приняла и приютила семьи эвакуированных из Москвы и Ленинграда, да и из многих регионов западной части страны. Где бы я в жизни ни бывал, а мне довелось повидать десятки стран Европы с востока до запада, с севера до юга, нигде я не чувствовал себя так вольно и естественно, как в деревне Каенлы. Именно там зародилось в моей душе и осталось в памяти щемящее чувство родного, национального, чистого: запах сена и конского пота, запах свежего, прямо из печки хлеба, запах теплого парного молока, мычание коров…

В деревне я год учился в татарской школе. Именно тогда выучил наизусть полностью сказку Габдуллы Тукая «Шурале» и даже прочитал ее вслух на экзамене, за что получил высокую оценку по родному языку и литературе. По итогам учебного года мне вручили награду — книгу «Рассказы» (на татарском языке) Идриса Туктарова, изданную в 1941 году. Я храню ее как реликвию.

«Где бы я в жизни не бывал, а мне довелось повидать десятки стран Европы с востока до запада, с севера до юга, нигде я не чувствовал себя так вольно и естественно, как в деревне Каенлы». Фото komanda-k.ru

— Деревенские дети во многом более ответственны, чем городские, много знают и умеют в житейском плане. Чему вы научились в деревне?

— Жизнь в деревне меня многому научила. Сельские жители всегда обеспечивают себя сами. Этого почему-то не понимают горожане. Летом они трудятся в поле. Зимой заботятся о тепле и еде, причем не только для своей семьи, но и скота. Мы, городские ребятишки, приехали в деревню в ботиночках, которые вскоре износились, и нам пришлось надеть галоши, а потом и лапти. Я научился сажать и выращивать овощи, вырастил даже табак, который потом превратили в махорку, и арбуз.

Мне первое время не хватало опыта сельской жизни. Как-то бригадир мне, 12-летнему, поручил бороновать кусок вспаханного поля. На конном дворе меня посадили на большую, тощую лошадь рыжей масти и сказали, что борона и хомут с постромками оставлены в поле. Прибыв на место, я стал запрягать кобылу. Роста моего оказалось недостаточно, чтобы надеть хомут на лошадь, которая, хоть и вела себя смирно, но не хотела, видя мое мучение, наклонить свою гордую голову. Наконец мне удалось изловчиться и, подпрыгнув, набросить на нее хомут. Затем я пристегнул постромки и пошел по борозде за лошадью, помня, что с бороной надо обращаться осторожно. Когда я подошел к дороге, где надо было повернуть, один бабай увидел нас, слез с телеги и, подойдя ко мне, остановил работу. Он заметил, что войлочная прокладка хомута оказалась снаружи, а деревянные части — на шее лошади. Бабай исправил ошибку. Потом дал мне оплеуху, сел в телегу и уехал. Этот урок агротехники я запомнил на всю жизнь.

— Драматизма, думаю, особенно в годы войны было немало.

— Так получилось, что курьезы и драматические эпизоды, запомнившиеся из деревенской жизни, связны с лошадьми. Весной 1943 года в нашей деревне Каенлы стали отбирать для армии, для фронта молодых породистых лошадей. В их числе оказалась молодая кобылица, серая в яблоках, еще кормившая молоком жеребенка. Ей выжгли тавро на крупе и погнали куда-то на сборный пункт. К нашему изумлению, через день-два кобылица появилась у колхозного конного двора. Она заржала так громко, что ее услышала чуть ли не вся деревня. Лошадь снова забрали. И уже навсегда. Ее жеребенок Челкаш был любимцем детворы.

— Ваша семья жила в деревне до конца войны?

— Нет, в январе 1944 года мы ушли из деревни Каенлы. С колхозного склада нам перестали продавать муку. Семейные ресурсы были исчерпаны, поэтому матушка приняла решение вернуться в Москву. В лютый мороз, воспользовавшись санями, выделенными колхозом для доставки мобилизованных на «трудовой фронт» девушек до станции Кукмор, мы отправились в путь. С собой взяли мешок махорки, выращенной мной, мешок пшена и маленький мешочек соли. Пожитки положили в сани, а сами шли пешком. Спасением было пшено, которое сыпали стаканами прямо в карман тем, кто помогал нам в дороге. И сами им питались. Путь, который нынче можно преодолеть в течение сутки, мы с большими трудностями преодолели за три недели.

Здание МГИМО. Фото alumni.mgimo.ru

Начало трудовой деятельности

— Как вас встретила Москва?

— В Москву добрались 23 февраля 1944 года. Мама устроилась дворником, я ей помогал, сестра работала на «Электрозаводе». В начале нового учебного года я столкнулся с издевательствами в школе. Такого отношения к себе я больше никогда в жизни не видел. Словесница на первом же уроке сказала: «Ну-ка, посмотрим, что расскажет нам этот татарчонок про Вольгу и Микулу?!» Естественно, у меня не было ответа. В деревне я учился в татарской школе, был отличником, а тут… Как раз в 44-м вышло постановление по поводу эпоса «Идегей», заклеймили Татарию, историю татар и сам народ. И учительница, конечно же, об этом знала.

— И вы решили уйти из школы?

— Я всегда был очень болезненным ребенком. Переболел всем, чем только можно. И осенью 44-го я подхватил очередную болезнь — ноги покрылись синими пятнами, тяжело ходил, трудно было даже дышать. В один из дней дошел до поликлиники. Хорошо помню, что когда вошел в кабинет врача — ее звали Глафира Ивановна, она спросила: «Ты зачем обувь снял?!» «Я так пришел», — отвечаю я. Она выглянула в окно — снег идет. У нее аж пенсне на серебряной цепочке упало с носа. Глафира Ивановна написала записку и, поставив в регистратуре штамп, велела мне идти в районный исполком. Там мне выдали ордер на ботинки на деревянном ходу и велели прийти через месяц за ордером на пальто. Вскоре меня включили в группу детей, направленных в Евпаторию. В освобожденный Крым, к морю, целый эшелон московских ребятишек отправили. Это было проявлением заботы государства о детях, трудовых резервах.

Вернувшись из Крыма, я пошел на завод, так как возвращаться в школу желания не было никакого. 6 марта 1945 года, в 14 лет, появилась первая запись в моей трудовой книжке. На сегодняшний день у меня 65 лет непрерывного труда. На заводе работал до 1949 года. Сначала учеником слесаря, затем слесарем, получил 4-й разряд. Потом меня взяли в бюро технической документации, где я печатал на светокопировальной машине чертежи, в том числе немецкие трофейные. Параллельно учился в школе рабочей молодежи, которую окончил с отличием.

— Почему ваш выбор пал именно на МГИМО?

— У меня проявилась большая тяга к гуманитарным дисциплинам, мой ответ в школе по литературе продолжался целый час. Изначально я хотел учиться в Институте востоковедения. Тогда медалистов принимали без экзаменов. Пришел в институт, написал заявление с просьбой принять меня на факультет с арабским языком. Тетя в чине майора, тогда в кадрах всегда сидели от соответствующих органов НКВД, сказала: «Мы татарам арабский не даем». «А какой вы им даете?» — спросил я. — «Монгольский». Тогда я вспомнил об увиденном в школе объявлении, в котором говорилось, что впервые объявлен прием в Институт международных отношений. Туда я успешно и поступил. На четвертом курсе стал сталинским стипендиатом и старостой курса. За все время обучения имел всего одну четверку.

После окончания в 1954 году МГИМО по специальности историк-международник Абдулхан Ахтамзян прошел еще шестой год обучения на курсах совершенствования знаний иностранного языка, а затем продолжил учебу в аспирантуре. Еще аспирантом в 1957 году начал педагогическую работу в родном институте. В 1983 году получил дипломатический ранг советника 1-го класса.

Особенность исследовательской работы доцента, а с 1975 года профессора А.Ахтамзяна – изучение оригинальных исторических источников не только на русском, но и на иностранных языках в архивных фондах России и зарубежья. В общей сложности он выявил и ввел в научный оборот тысячи ранее неизвестных документов.

На протяжении более четверти века профессор А.Ахтамзян активно работал в обществе СССР — ФРГ, был вице-президентом общества дружбы и культурных связей России и Австрии. В 90-х годах был сопредседателем Лиги российско-германской дружбы.

— Абдулхан Абдурахманович, вы гордитесь вашими студентами?

— Я рад, что некоторые мои студенты после защиты дипломной работы развиваются дальше. Сейчас на защиту идет мой 25-й аспирант. Пять студентов стали докторами наук. Некоторые из них работают в нашем институте. Несколько сот человек писали у меня дипломные работы. Пять-шесть студентов стали послами в Берлине, Швейцарии, Австрии и других странах. Наш вуз действительно дает серьезное образование, разумеется, если человек сам прилагает усилия.

Родному институту обязан всем

— В этом году у вас два юбилея: 80-летие со дня рождения и 65-летие трудовой деятельности. А в следующем году исполнится 55 лет вашей совместной жизни с вашей женой Халидой Каюмовной. Где вы с ней познакомились?

— На татарском концерте, в сложный для меня момент. У нас двое детей — сын Ильдар и дочь Наиля: Ильдар стал доцентом МГИМО, Наиля — кандидат политологии, работает научным сотрудником МГУ. Трое внуков. Так что посещать татарские концерты полезно.

Халида Каюмовна окончила факультет журналистики МГУ имени М. Ломоносова. Дипломную работу по довоенному творчеству Мусы Джалиля она написала, используя фонды Ленинской библиотеки. По окончании университета работала в различных журналах, в свое время у нее было много публикаций.

— Абдулхан Абдурахманович, вы хорошо знаете русскую литературу. А как относитесь к современной?

— Современные авторы не отражают действительность. Как историк, я критично отношусь к художественному изображению жизни. Для меня русская классическая литература — и образование, и культура, и языковое развитие. Татарскую литературу знаю слабо, разве что поэзию. Люблю читать мемуарную литературу. Иногда с большим удовольствием перечитываю Салтыкова-Щедрина, Айтматова, с которым не раз приходилось общаться лично.

«Монография «Рапалльская политика», об отношении России и Германии с 1922 по 1932 годы, — результат изучения в 1971 году в архиве Министерства иностранных дел Германии 50 томов документов, которые, как говорят историки, введены мною в научный оборот». Фото Bernhard Hossner / wikipedia.org

— Что вы считаете своим жизненным достижением?

— Я понимал, что только трудом смогу достичь чего-то в жизни. Рад, что в свое время поступил именно в МГИМО, где проработал всю жизнь. Искренне признателен коллективу института в целом. Родному вузу я обязан многим, можно сказать всем.

Мне не стыдно за мою работу. Моя кандидатская была написана на основе изучения трофейных германских документов. А вот монография «Рапалльская политика», об отношении России и Германии с 1922 по 1932 годы, — результат изучения в 1971 году в архиве Министерства иностранных дел Германии 50 томов документов, которые, как говорят историки, введены мною в научный оборот.

Я не сожалею о том, что во многих коллективных книгах, в отдельной брошюре рассказал о Ленине и его дипломатической деятельности. Убежден, это была гениальная страница во внешней политике. Страна была выведена из развала и разрушения. Большевикам надо поставить сегодня памятник. Они спасли империю, превратив ее в Советский Союз.

Развал Советского Союза — для меня личная трагедия. Не на многое мы могли рассчитывать тогда, но самое необходимое у нас было. В 1961 году наша семья от МИДа получила комнату в доме на Смоленской площади, потом от работы Халиды Каюмовны нам дали квартиру, где живем и сейчас. Ну а если учесть, что жилье получила моя матушка, придя в Москву в 20-е годы из далекой татарской деревни, то у меня нет основания жаловаться на Советский Союз. Доступно ли жилье сегодня молодым семьям?..

— Знаю, что у вас готовы к изданию еще две книги…

— Готова книга биографического характера и еще одна под названием «Татары и русские. Многовековая общность судьбы». Но, к сожалению, нет издателя. Мне очень хотелось бы, чтобы моя книга «Муса Джалиль и его соратники в Сопротивлении фашизму» была издана и на татарском языке.

Каждый разумный человек стремится приобщиться к достижениям мировой культуры. А это возможно лишь через развитие собственной национальной культуры. Смысл культуры — продолжение жизни общества, нации. Профессор Абдулхан Ахтамзян склонен считать в соответствии с народной, да и научной этимологией, что русское слово «наука» происходит от татарского (тюркского) слова «уку», то есть чтение, познание. Служение национальной и мировой науке он считает достойным занятием и целью жизни. Это отвечает и традициям мусульманской культуры. Историческая мудрость гласит: «Бельгэннэр белэн белмэгэннэр бер тигез буламы?»