Сергей Кривошапко: «Среди всех врачей травматологи последними останутся без работы»
![Сергей Кривошапко: «Среди всех врачей травматологи последними останутся без работы»](/uploads/articles/79/74/080b6d2485d84b54.jpg)
Хирург, травматолог-ортопед, замглавврача горбольницы №16 по медицинской части Сергей Валерьевич Кривошапко почти два года возглавлял ковидный госпиталь, развернутый на базе клиники. Говорить, каким сложным для него и персонала выдалось это время, все равно что ничего не сказать, но команда справилась, сохранив жизни многим казанцам. Медик славится как большой профессионал и в своей области — в бытность главным внештатным травматологом Минздрава Татарстана благодаря своим новаторским идеям помог добиться снижения смертности от травматизма в республике в 1,5 раза, а в ДТП — в 1,7 раза. Подробнее о том, почему сейчас переломы татарстанцев заживают дольше, как благодарят за спасение пациенты и каким образом систему здравоохранения необходимо реформировать, — в портрете заслуженного врача республики в «Реальном времени».
Врачом стал под влиянием прабабушки из царской России
Сергею Кривошапко 60 лет, из них 39 — его трудовой стаж в медицине. Стать врачом он решил еще в 70-е годы прошлого века под влиянием прабабушки, которая была медработником, и также после длительного пребывания в стенах больниц в детские годы.
— В детстве я был ребенком с ослабленным иммунитетом, часто болел. Когда мне было 10 лет, я заболел менингоэнцефалитом и почти год пролежал в больнице. Так что с врачами я общался очень тесно, мне эта тема была понятна и знакома, — говорит он.
Прабабушка по маминой линии Клавдия Кирилловна была санитарным врачом, причем образование получила еще в царские времена, окончив женский санитарный институт в Санкт-Петербурге. Ее муж тоже был медиком, учился в Казани у профессора Груздева, но потом судьба их раскидала. Когда началась революция, потом Гражданская война, прабабушку мобилизовали в Красную армию, где она работала главным врачом санитарного поезда. Ей единственной из огромной семьи удалось избежать репрессий — из-за призыва в армию. Всю остальную семью, ввиду зажиточности, постигла печальная участь — раскулачивание, высылка в Сибирь. А семья прабабушки была очень большой — она была предпоследним, 17-м ребенком в семье. В доме была библиотека из 10 тысяч книг, а каждый ребенок мог играть на музыкальном инструменте, так что образовался целый семейный оркестр.
Клавдия Кирилловна была родом из Бугульминского района, а ее правнук Сергей Кривошапко родился в Ижевске, где тогда жили его родители. Отец работал инженером-механиком, он трагически погиб во время охоты, а мама была пианисткой, окончила консерваторию в Кишиневе и работала в филармонии.
![](/uploads/article/52/24/d893cd3112e0ef60.jpg)
«Разговаривать с пациентами современные студенты учатся на артистах»
Школу Сергей Валерьевич окончил с золотой медалью. После успешной сдачи единственного экзамена по биологии, а у медалистов тогда были такие «бонусы», поступил в Ижевский медицинский институт. Учеба давалась легко, параллельно успел поработать и медбратом в онкодиспансере, и фельдшером на скорой помощи.
— Я никогда не зубрил, не заучивал часами. Мне достаточно было посидеть на лекциях, послушать, законспектировать, и фактически я уже все запоминал, — рассказывает он, как окончил факультет «Лечебное дело» по специальности «хирургия». — На операции нас привлекали уже начиная со второго курса — сначала на простые, потом более сложные.
Свою первую операцию на втором курсе под присмотром хирурга помнит как сегодня — Кривошапко проводил вскрытие абсцесса в области позвоночника. К поступлению в мед готовился еще со школьной скамьи и всегда был в первых рядах на биологии, когда нужно было препарировать лягушку. Поэтому и за операционным столом особо не мандражировал, хотел скорее набраться опыта и помогать пациентам.
Ижевск в конце 1984 года переименовали в Устинов, а уже через пару лет городу вернули прежнее название. Кривошапко выпустился в 85-м году и стал одним из немногих медработников, обладающих дипломом выпускника Ижевского мединститута в городе Устинове. Институт окончил с красным дипломом. Сергей Валерьевич посетовал, что сейчас студенту мединститута нельзя даже подойти к пациенту и расспросить о болезни.
— Собирать анамнез, разговаривать с пациентами современные студенты учатся на артистах. Я был крайне удивлен, что в медицинском сидит специальная актерская группа, которая изображает из себя пациентов с разными болезнями. И только когда студент окончит институт и пройдет аккредитацию, он получит право подойти к пациенту и о чем-то с ним разговаривать. Естественно, такой подход сказывается на качестве образования не лучшим образом. Я убежден, что во времена Советского Союза у нас была одна из лучших систем медицинского образования. Когда больные поступали в больницу, они сразу давали согласие, причем в устной форме, на все манипуляции. А сейчас от нас требуют получить множество расписок и заполнения бесконечных 20-страничных форм, — сокрушается он.
![](/uploads/article/18/41/ed97b4ace70c1b44.jpg)
Ижевск — Елабуга — Казань
По окончании мединститута Кривошапко попросил о распределении в Елабужскую ЦРБ, где на тот момент была ставка хирурга.
— В Ижевске на тот момент нормальных условий для жизни и работы не было. Я успел первый раз жениться, мы снимали квартиру. Сразу попасть в оперирующие врачи в городе было сложно. А специалисты, которые уезжали на работу в центральные районные больницы, получали доступ к операционному столу практически сразу после трудоустройства. Сначала я съездил в Елабугу, посмотрел, что там в больнице есть большое хирургическое, травматологическое отделения, отделение урологии, и попросился туда. Поскольку вуз я окончил с красным дипломом и при распределении у меня были льготы, мою просьбу удовлетворили. Так я попал в Татарстан и остался тут навсегда.
Правда, в дальнейшем выяснилось, что хирургов в больнице было вполне достаточно и не хватало травматологов. Так что Кривошапко после окончания интернатуры на базе ЦРБ перешел на работу в травматологическое отделение и ни разу не пожалел о решении. Даже если представить, что ученые изобретут вакцины от всех болезней, травмы все равно сопровождают человека на протяжении всей жизни.
— Аппендицит бывает у человека только один. Его удалили — и больше не будет. А костей у человека 276, и каждую из них возможно сломать, причем по несколько раз. Среди врачей всех специальностей травматологи останутся без работы одними из последних. По статистике, человек встречается с травматологами 4,7 раза в жизни. Около пяти раз за жизнь каждый человек получает ту или иную травму.
В Елабуге медик проработал 17 лет — с 1985 по 2002 год. Работая в ЦРБ, заочно окончил аспирантуру Ижевской государственной медицинской академии, защитил кандидатскую диссертацию, получил ученую степень, высшую категорию. По признанию Кривошапко, возможно, он до сих пор бы продолжал работать в Елабуге, если бы Минздрав не взял вектор на централизацию здравоохранения.
— У нас была очень развитая ЦРБ, по всем профилям оказывалась медпомощь, было большое межрайонное травматологическое отделение на 90 коек. И работа мне нравилась, и коллектив был хороший, но пошли сокращения. Сначала количество коек сократили до 60, затем до 55. А потом и вовсе сняли статус межрайонного центра, запретили делать отдельные виды операций. Тогда, в начале двухтысячных, в Минздраве посчитали, что достаточно оставить два центра оказания травматологической помощи — в Казани и Челнах, и направлять всех больных туда. Стали сокращать койки в ЦРБ, закрывать участковые больницы, ФАПы, все функции передавать в Казань. В итоге порушили выстроенную систему здравоохранения, где квалифицированный медработник был в каждом селе. У нас не Европа, где от одного города до другого 30 км, там эта система работает на пятерочку. У нас Татарстан 500 на 400 км. Если больного везти из Бавлов в Казань — ехать под 400 км. У нас такая система не работает, учитывая расстояние и плотность населения. Сейчас отчитываются, что построили столько-то ФАПов, районных больниц. Но это все было и работало. К счастью, сейчас Минздрав опять развернулся в эту сторону, — отметил врач.
![](/uploads/article/fc/6c/4b219bf85f3c90a8.jpg)
В начале 2000-х Кривошапко, несмотря на свою высшую категорию и стаж, получал зарплату менее 2000 рублей. Чтобы содержать семью, приходилось вести подсобное хозяйство, выращивать картошку. В 2002 году его пригласили работать в 12-ю горбольницу в Казани, где предложили зарплату в четыре раза выше елабужской. Здесь он сначала был врачом-травматологом, ортопедом, а вскоре возглавил отделение травматологии.
«Смертность от травматизма снизилась в 1,5 раза»
В 12-й горбольнице проработал десять лет, до 2012 года, когда начались кадровые проблемы в травматологической службе Республиканской клинической больницы. Тогда министр здравоохранения республики Айрат Фаррахов пригласил на должность замглавврача РКБ — руководителя республиканского центра травмы. Параллельно на протяжении шести лет был главным внештатным специалистом травматологом-ортопедом Минздрава РТ. Кривошапко гордится достигнутыми результатами в этой должности:
— Без серьезных капиталовложений мы добились снижения смертности от травматизма в 1,5 раза. В 2012 году смертность составляла 129 на 100 тысяч человек, а к 2018 году показатель удалось снизить до 78,2. Смертность от ДТП снизилась в 1,7 раза. Этих результатов удалось добиться благодаря ряду организационных решений, — поясняет он.
По словам врача, до 2013 года помощь в Казани оказывалась в трех дежурных клиниках поочередно. Тогда попеременно дежурили 12-я больница, БСМП и РКБ. По Татарстану ситуация была и того хуже: в эти же казанские больницы привозили пациентов со всей республики. Пациента с переломом бедра из Бугульмы грузили в машину скорой помощи и везли в дежурную больницу в Казани.
— Когда мне достались «погоны» главного травматолога Минздрава, я ходил раз 15 к министру здравоохранения, объясняя, что такую систему дальше использовать нельзя. Мы теряли людей по дороге, или они приезжали в плохом состоянии. Я предложил зонировать оказание медпомощи районам по принципу санитарной авиации, в итоге республику закрепили за тремя центрами: Челны, Альметьевск и Казань. А саму Казань разделили на три зоны, и одновременно стали дежурить три клиники — 12-я, РКБ и 7-я. Сейчас до сих пор эта система работает. Пациентов не возят из Казанского аэропорта в 12-ю больницу или с «Оргсинтеза» в РКБ. Время доставки пациентов с травмами сократилось с двух часов максимум до 20 минут, — утверждает Кривошапко.
![](/uploads/article/86/4b/15b664bdc6432a82.jpg)
Пациенты годами ждут протезирования
В 16-й больнице доктор оказывает сложным пациентам консультативную помощь и продолжает оперировать. Считает, что ему очень повезло — главврач тоже травматолог-ортопед, так что у них полное взаимопонимание.
Но многие вопросы в оказании медицинской помощи все еще тревожат. Так, врач сетует, что возможности эндопротезирования в количественном плане пока значительно отстают от реальной потребности пациентов. В свое время, когда встал вопрос об открытии федерального центра эндопротезирования, рассматривался вариант с Казанью. Но по разным причинам центр открыли в Чебоксарах.
— Если бы федеральный центр был в Казани, мы бы свою республиканскую потребность полностью покрывали самостоятельно. У федерального центра проектная мощность порядка 10 тысяч эндопротезов в год. Силами республики мы закрываем порядка 3 тысяч максимум. Сейчас в Татарстане протезированием занимаются в семи клиниках —12-й, 7-й, 16-й и РКБ в Казани, а также в БМСП Челнов, в Нижнекамске и Альметьевске. У нас в 16-й больнице неотложной помощи нет, поэтому мы осиливаем 500 протезов в год. Расчетная потребность в эндопротезировании по республике — порядка 8 тысяч. Около 3 тысяч пациентов ежегодно уезжают из Татарстана на протезирование в Чебоксары, Киров, Питер, Москву, Курган, Нижний Новгород. В РКБ лист ожидания доходит до трех лет. У нас в 16-й на листе ожидания мы не держим пациентов подолгу — если к нам обратились, в течение 2—3 недель стараемся прооперировать.
Кости ломаются легче, а срок заживления удлинился
Характер травм татарстанцев в последнее время изменился, поскольку поменялись их образ жизни и питание — и это сказалось на организме далеко не в лучшую сторону. По словам ортопеда, кости у людей стали более хрупкими, ломаются намного легче, казалось бы, даже при незначительной нагрузке. Так что и заживают намного дольше.
— Если в 85-м году, когда я начинал работать, перелом лучевой кости или ключицы срастался за две недели, то сейчас срок удлинился минимум в три раза — за полтора месяца в среднем срастается перелом лучевой кости, а перелом ключицы — за полтора-два месяца. Перелом бедра срастается от 6 месяцев до года, хотя раньше самый тяжелый перелом срастался максимум за три месяца, — утверждает травматолог.
Прежде всего такие изменения медик связывает с малоподвижным образом жизни и рационом питания, которое стало менее натуральным.
— Когда мы росли, не было компьютеров, видеоигр, практически нечего было смотреть по телевизору. Все дети бегали на улице. Если спрыгнул с козырька подъезда — обычно никто ничего не ломал, максимум получил синяк, отряхнулся и побежал дальше. Сейчас наши дети сидят у компьютера и почти не гуляют. В итоге поехали с горки на санках, санки подпрыгнули — и уже компрессионный перелом позвоночника, — говорит врач. — У меня в детстве картошка была картошкой, колбаса была из мяса, а не из сои. Важное значение имеет и то, что сейчас мы живем фактически в условиях электрического поля с обилием точек освещения, путаницей проводов, под влиянием мобильных телефонов. То есть живем практически в электромагнитном поле. Я убежден, что на организм человека мобильная связь действует не лучшим образом.
![](/uploads/article/3d/36/a1b8bc5d4e4f445a.jpg)
«Если 100 кг приходятся на скелет, рассчитанный на 50 кг, кости такую нагрузку не выдерживают»
Кривошапко дает советы, как сохранить костную ткань в надлежащем состоянии. В частности, нужно правильно питаться. Основу рациона человека должны составлять фрукты, овощи, мясо и рыба. Причем не сосиски, колбасы и консервы, а натуральные продукты. Не стоит налегать на сладкое и мучное. Во-вторых, обязательно нужна двигательная активность.
— Кровообращение в кости происходит только при движении. Если сосуды, которые располагаются в мышцах, имеют мышечную стенку и кровь по ним перекачивается за счет сокращения, то сосуды в кости располагаются в костных каналах. Если человек не ходит, кровоток по костным канальцам не идет. Даже проводили эксперименты: если молодого здорового человека уложить в постель, у него за месяц настолько ослабевает костная ткань, что ему заново надо учиться ходить, — отмечает он. — Обязательно надо двигаться, совершать 7—10 тысяч шагов в день. Дети должны играть в игры на свежем воздухе, а не сидеть у компьютера. Если это соблюдать, не придется потом делать сложные операции по замене суставов.
К сожалению, вопрос избыточного веса все больше актуален и в России, предупреждает врач. Чаще, с этой проблемой сталкиваются женщины.
— В школьном возрасте все худенькие и стройные. А скелет у человека формируется до 17 — максимум 20 лет. Если девушка в школьном возрасте весила 45—50 кг, а потом она вышла замуж, забеременела, родила детей, наступили гормональные нарушения и она набирает больше 100 кг, они приходятся на скелет, который был рассчитан на 50 кг. Естественно, кости такую нагрузку не выдерживают. В первую очередь выходит из строя суставной хрящ, а потом уже начинается костный дисбаланс. Обычно этому контингенту людей приходится менять суставы чаще всего, — подчеркивает он.
Если же человек с детства был массивным, у него и кость развивается больших размеров. В итоге у него изначально формируется крупный скелет, широкая кость, трущаяся поверхность больше, соответственно, и нагрузка на нее меньше. «Основная проблема с суставами бывает у тех, кто в юности был худой, а потом располнел — у них суставы не выдерживают в первую очередь. Важно, чтобы не было резких перепадов веса», — поясняет специалист.
По словам Кривошапко, как правило, с эндопротезированием сталкиваются люди после 50 лет. А основная масса пациентов — за 70 лет.
![](/uploads/article/83/56/bd67d3927670b489.jpg)
Безнадежный пациент с претензиями и молодожены после ДТП
Наиболее памятные случаи в карьере Кривошапко пришлись на период его работы в Елабужской ЦРБ.
— Было начало 90-х, я дежурю в больнице. Привозят пострадавшего после ДТП — 23-летний молодой человек на мотоцикле заехал под КАМАЗ на встречную полосу. Пациента привезли в крайне тяжелом состоянии с давлением фактически 40 на 0, у него была открытая черепно-мозговая травма, травматическая энуклеация глаза — глаз был буквально вырван, зияла рана. Также была деформация черепа, детрит выделялся через дно глазницы, были сломаны 10 ребер с одной стороны, 11 ребер с другой стороны, с обеих сторон кровоизлияние в грудную клетку, разрыв печени, разрыв селезенки, открытый перелом плеча, бедра, обоих коленей, — вспоминает собеседник.
После проведения противошоковых мероприятий в операционной собрались четыре бригады хирургов, нейрохирургов, ортопедов. Оперировали буквально всю ночь — с 22.00 до 6 часов утра. После операции Кривошапко пошел на несколько часов домой вздремнуть и уже не чаял увидеть пациента живым.
— Вернулся я на работу около 9 утра. Захожу в реанимацию и вижу нашего тяжелейшего пациента, который сидит на кровати весь в трубках и очень громко ругается: «Доктор, что у вас за больница? Я два часа уже как проснулся, и меня до сих пор не кормят, что за безобразие!»
В итоге этого пациента лечили около полутора лет. Но после того как его поставили на ноги и буквально собрали по частям, вместо благодарности он выкатил 27-страничную жалобу в Минздрав на действия персонала больницы.
— Он писал, что все ему сделали плохо. Что выбитый глаз, вместо которого ему поставили стеклянный, у него не видит. А когда он поднимается на 5-й этаж, у него появляется одышка, и ему якобы плохо залечили ребра. Он также жаловался, что если раньше до травмы он мог выпить три бутылки водки и чувствовал себя хорошо, то сейчас после полутора бутылок его начинает тошнить. Кроме того, он жаловался на оставшиеся после операций рубцы. И писал, что, пока он лежал в больнице, мама купила 273 шприца и до сих пор их не вернули, — сокрушается Кривошапко. — В Минздраве запросили историю, посмотрели лечение. Всем было понятно, что человек просто каким-то невероятным образом выжил, ему бы радоваться, что живой. А он поступил вот так… Именно после этого мой завотделением пошутил: «Сергей Валерьевич, я понял, что если человек действительно хочет жить — медицина бессильна».
При этом Кривошапко говорит, что большинство пациентов все же благодарны своим спасителям. У собеседника довольно много бывших больных, которые перешли в категорию настоящих друзей и идут с ним бок о бок уже несколько десятилетий, подставляя плечо помощи в трудных ситуациях.
— Мне довелось оказывать помощь молодоженам, которые попали в ДТП в день свадьбы. Они ехали из ЗАГСа на свадьбу на уазике. И по проселочной дороге из впереди идущего КАМАЗа в них прилетели большие камни, пробили лобовое стекло. Жениху лицо попортило, невесте камень пришел в голову и остался там. Его пришлось удалять, делать новоиспеченной жене трепанацию черепа. Но вот уже течение лет 20 эта семейная пара меня поздравляет с каждым праздником, присылает открытки. И детей своих они привозили мне показывать, рассказывали, как у них все в семье хорошо.
![](/uploads/article/7e/9b/6fbdfaefaf788451.jpg)
«Врача превратили в мальчика для битья»
Тем не менее уважение к профессии врача сейчас заметно упало, сетует медик.
— Сейчас врача превратили в эдакого мальчика для битья. В понимании многих — если в обществе что-то плохо, то в этом виноваты врачи и учителя. Да и люди сами по себе изменились. Раньше были другие ценности, люди заботились о своем здоровье: были физкультура, нормы ГТО, работа.
За 17 лет работы в Елабужской ЦРБ поступило всего три жалобы — тогда сделать это было непросто: пойти на почту, купить конверт с марками, написать обращение от руки и отправить по назначению. Сейчас, в век информационных технологий, когда каждый может с мобильного телефона отправить жалобу онлайн, их поступает неприлично много, причем во всех клиниках схожая ситуация.
— В лучшем случае одна из 30—40 жалоб бывает по существу, по делу, а остальные — надуманные, лишь бы написать. Это очень неприятно и сильно отвлекает от работы. Вместо реальной работы и помощи людям мы создаем комиссию, разбираемся, пишем ответы. Необоснованные жалобы очень серьезно мешают в работе.
Хорошо бы медработников России освободили от ненужной бумажной волокиты, несвойственных им обязанностей и просто дали делать свою основную работу — лечить людей, мечтает врач.
— У врачей сейчас столько неоправданной волокиты: надо заполнять сведения о пациентах в нескольких программах, брать огромную массу расписок на каждый чих пациента. Понимаю, что это пришло с Запада, но какое-то чувство меры должно быть.
В годы работы в РКБ Сергею Кривошапко удалось изучить опыт Голландии в организации системы здравоохранения. Там все полностью компьютеризировано, бумажного документооборота нет.
— У каждого врача и медсестры свой планшет, а все сведения о пациенте хранятся в системе. Врач, взяв планшет, может увидеть, у какого специалиста 10 лет назад был пациент, что ему назначили, как шло лечение. Там это реально работает. Все прозрачно и доступно, и лечить пациента проще. Существует у них и мобильный медицинский пост. Если лекарство не назначено — то ящик с ним просто не откроется, и медсестра не сможет дать то, что не положено, — перечисляет он.
По словам нашего героя, мечта любого хирурга — спокойно делать операции:
— Только в операционной, когда успешно проходит сложная операция, ты себя чувствуешь реально нужным и необходимым. Но мы понимаем, что если мы сами не возьмем на себя и оргвопросы, будет только хуже. Так что приходится заниматься и этим фронтом. От грамотного управленца тоже зависит очень многое.
![](/uploads/article/d4/48/011df81f330e5e4f.jpg)
Патентная работа
На стенах в кабинете Кривошапко висит множество различных дипломов и патентов. Собеседник рассказывает, что у него восемь патентов на изобретения в области травматологии и ортопедии, в которых он был автором или соавтором. Для успешной защиты кандидатской диссертации требовались в том числе и патенты на изобретения.
— Вот мой самый первый патент от 2003 года, в котором я был единственным автором — это полностью мое изобретение, — демонстрирует он. — В мою бытность молодым врачом фактически не было устройств для реабилитации пациентов, для механотерапии, разработки суставов. В те годы врачи, которые делали сложные операции, потом сами занимались последующей реабилитацией своих пациентов до восстановления функций. Службы реабилитации в то время не существовало. Я изучал вопросы лечебной физкультуры, кинезитерапии, освоил мануальную терапию. Тогда я натолкнулся на то, что при вибрации определенной частоты восстановление функций мышц происходит намного быстрее. Я разработал портативное устройство, которое можно фиксировать на ноге пациента, и за счет низкоамплитудной вибрации стимулировалась работа мышц, кровообращение конечностей. Это позволяло быстрее поставить на ноги пациента после травм, операций. У меня получилось универсальное устройство, которое можно было использовать и для разработки коленного, тазобедренного суставов, — рассказывает он.
Устройства, изготовленные мелкой серией, используются до сих пор. К сожалению, проект не удалось довести до промышленного производства. Затраты на проведение экспертизы по тем временам оценивались в сумму около 150 тысяч рублей. То есть надо было заплатить стоимость нескольких легковых автомобилей, чтобы кто-то взялся за производство устройства.
Три патента Кривошапко были посвящены лечению оскольчатых переломов пяточной кости с помощью аппарата Елизарова. Два патента связаны с эндопротезированием. Еще три патента посвящены устройствам для реабилитации.
![](/uploads/article/86/20/2d0ca8e62330e46a.jpg)
«Омикрон» сыграл роль естественной прививки»
В глаза также бросается диплом «Героя нашего времени». Его Сергею Валерьевичу присудили за организацию работы по развертыванию временного инфекционного госпиталя на базе 16-й больницы. Без малого два года он был бессменным его начальником. А в начале пандемии, в 2020 году, он даже три месяца безвылазно жил в больнице, не появляясь дома. Во-первых, боялся заразить домашних. Кроме того, были вопросы, которые круглосуточно требовали безотлагательного решения на месте.
— Я человек старой закалки. Когда мы учились, то давали присягу врача Советского Союза. Хотя Союза уже нет, наше поколение по большей части живет по принципу: «Партия сказала: надо! Комсомол ответил: есть!». Так что даже во времена ковида особо страшно не было, даже когда на заре пандемии мы еще не понимали, что это за болезнь и с чем ее «едят». Просто надо — значит надо. Я понимал, что если мы это не сделаем, то волшебник на голубом вертолете не прилетит и за нас не сделает, не спасет наших сограждан, — говорит доктор.
За неделю больница была готова к открытию ковидного госпиталя:
— Мне пришлось на три месяца поселиться в госпитале — с мая по конец августа я жил на работе. Больных возили безостановочно. И врачей надо было поддерживать — были паники, истерики. Мы не привыкли столько людей хоронить, сколько было во время пандемии, когда по 3—4 человека ежедневно умирали. Причем умирали не только пожилые, но и молодые. Болезнь была странная, непонятная.
Несмотря на то, что COVID-19 никуда не ушел, опасность возвращения пандемии таких масштабов, по мнению Кривошапко, минимальна. Достаточная доля населения привилась, значительная часть переболела:
— В этом «помог» штамм «омикрон», который обладал практически 100-процентной контагиозностью. Он протекал в более легкой форме, так что основная часть пациентов выживала. Если сравнивать со штаммом «дельта» в октябре 2021 года — это было что-то ужасное, тогда многие заболевшие умирали. «Омикрон» сыграл роль такой естественной прививки — все поболели, сформировался иммунитет, и пандемия пошла на убыль.
Доктор признался, что совсем оградиться и не пропускать чужое горе через себя не удается:
— Когда умирают люди, которых еще недавно видел живыми, это на всех врачей оказывает тяжелое воздействие. Одно дело, когда уходит из жизни человек за 90 лет с 4-й стадией рака и ждет смерти как избавления, а когда умирают молодые трудоспособные люди, которые могли бы еще жить, работать, растить детей, содержать семью, — морально это гораздо тяжелее.
Учитывая, что барьер поставить не удается, нужно находить способы переключить внимание. Среди основных увлечений собеседника — чтение исторических, военных книг. Тем более что оба деда погибли в годы Великой Отечественной войны на фронте — один на Курской дуге, второй уже почти дошел до Берлина и был смертельно ранен на территории Германии. Из современных авторов предпочитает Лукьяненко, особенно с его размышлениями о добре и зле.
Кроме чтения книг, Сергей Валерьевич любит путешествовать с семьей по России на автомобиле. А в 2016 году проехал Грузию по приглашению друзей. Этим летом, если случится отпуск, надеется отправиться на машине в Крым.
![](/uploads/article/a1/1e/92d6778728f56e32.jpg)
«Выздоровление тяжелого пациента — как бальзам на душу»
Брачного союза, такого, чтобы одного и на всю жизнь, не сложилось — сказались тяготы профессии.
— Я сейчас женат третьим браком. У нас не очень приветствуется «светить» свою личную жизнь. Ладно бы со школьной скамьи познакомились и до сих пор живут вместе — в том случае есть чем гордиться, хвалиться. Я же фактически всю жизнь прожил на работе, и все три мои супруги — из медицинской сферы.
Первой женой стала однокурсница. Поженились на пятом курсе и 13 лет прожили вместе. Вырастили сына и дочь — им сейчас под 40 и 35 лет соответственно, но из-за большой загруженности на работе и нехватки денег брак распался.
— Я тогда начал работать, и нас на всю больницу было три травматолога, а травмы шли нескончаемым потоком каждый день. Так что домой я приходил два раза в неделю. Приходилось и ночами дежурить, и подработки брать, и преподавать в медучилище. Зарплаты в те годы были невысокие. Так что надежд первой супруги я не оправдал, золотых гор не зарабатывал, дома фактически не появлялся.
Второй брак продлился десять лет, родилась еще одна дочь, которой сейчас 22 года. Супруги расстались. Но Сергей Кривошапко женился в третий раз почти в 50 лет, и в этом браке счастлив. У него растет четвертый ребенок — дочка 11 лет.
Врач смеется: слава Богу, никто из детей в медицину не пошел. Признается, что без юмора и оптимизма в этой работе никак: «Я говорю: чем плакать — лучше посмеяться. Если во всем видишь что-то хорошее, оно и происходит. Для меня стакан всегда наполовину полон».
— Когда выздоравливает тяжело пострадавший пациент, которому ты возвращаешь возможность полноценной жизни, — это самое приятное. Наступает чувство удовлетворения. Когда есть ощущение, что мы смогли, мы справились, — как бальзам на душу, — резюмирует он.
Подписывайтесь на телеграм-канал, группу «ВКонтакте» и страницу в «Одноклассниках» «Реального времени». Ежедневные видео на Rutube, «Дзене» и Youtube.